Если боишься, можешь не ехать со мной, великодушно предложила Светлана.
Если хочешь, я могу сесть за руль, так же великодушно ответил я.
Она заглянула мне в глаза, улыбнулась и потрепала меня по щеке. У неё была тёплая и ласковая ладонь.
Хорошо, что ты у нас появился.
Неужели? изобразил я удивление.
Да.
Её ответ прозвучал совершенно серьезно. Наверное, ей было очень неуютно в этой компании.
Выехали на шоссе, Светлана разогнала машину. Судя по всему, «гаишников» сегодня она не боялась. Вела машину совершенно свободно, и только то, как внимательно она смотрела на дорогу, выдавало ее напряжение.
Послушайте, я хотел у вас спросить
Давай на «ты», а?
Хорошо.
Так что за вопрос у тебя?
«СЛОН» это что такое? Я у Алексея видел татуировку.
«Смерть легавым от ножа». Сокращённо, по первым буквам.
Светлана увидела мое недоумение и пояснила:
Он ведь в тюрьме сидел. Ты разве не знал?
Н-нет.
Для меня это действительно было полной неожиданностью. Ведь телевидение это искусство! А искусство и тюрьма никак не стыковались в моём сознании.
Ты поосторожнее с ним, сказала Светлана. Он со странностями. И иногда становится совершенно невменяемым.
Глава 6
Нас ни разу не остановили, и мы добрались без приключений. Но только когда Светлана заглушила двигатель, я обнаружил, что мы находимся у её дома.
Зайдёшь? спросила она.
И мне опять представился ее следующий вопрос: «Или боишься?» Я вышел из машины, и мы поднялись в уже знакомую мне квартиру.
А ты молодец, сказала Светлана.
Ты о чем?
О сегодняшней съемке. Напрасно Самсонов тебе претензии предъявлял. Всё у тебя получилось чудесно.
Он всегда такой?
Кто? спросила Светлана.
Но по её глазам я видел, что всё она прекрасно поняла, и поэтому не стал ничего уточнять.
Он такой, какой есть, всё-таки ответила Светлана после паузы.
С людьми не очень-то церемонится. Мы для него никто, да?
Ну, что ты. Он за нас горой.
Я даже засмеялся. Но Светлана была совершенно со мной не согласна.
Однажды Кожемякин натворил дел. Его хотели посадить, и бумага соответствующая из милиции пришла. Алекперов сказал, что Кожемякина надо выгнать.
Алекперов это кто?
Президент нашей телекомпании. Он сказал, что будет следствие, потом суд, так что от Кожемякина надо избавиться как можно быстрее. А Самсонов отказался наотрез. Объявил, что сам уйдёт, если Кожемякина уволят.
Знал, видно, что ему ничего не будет.
Кому не будет?
Самсонову. Телезвезду ведь не выгонят.
Светлана невесело улыбнулась:
Это ведь не сейчас произошло, а много раньше. Самсонова ещё никто не знал. Он только-только получил программу, причём на его место хотели поставить другого, и всё решилось в самый последний момент. Он тогда был ещё никем, и он очень рисковал.
А смысл? спросил я. Кожемякин действительно был невиновен?
В том-то и дело, что виновен.
Почему же Самсонов его защищал?
Он всех своих защищает. Всякий, кто попадает к Самсонову в команду, может быть спокоен. Он нам всем как отец, засмеялась Светлана. Где-то накажет, а где-то конфетой угостит.
У неё сейчас были очень озорные глаза. И сама она была какая-то заводная. Мне стало вдруг наплевать на то, что Самсонов говорил о ней. Я подошел к Светлане сзади и обнял её. У неё было два пути: либо вывернуться и высказать свое неудовольствие, либо сделать вид, что ничего особенного не происходит. Она выбрала последнее. И тем самым развязала мне руки.
Я отнёс ее в спальню. Она ничего не говорила и только льнула ко мне. У Светланы было такое умиротворенное лицо, словно она готовилась ко сну. Она была тиха и ласкова, так что рядом с ней я чувствовал себя настоящим мужчиной. Мы не разговаривали, заменяя слова поцелуями, и миловались весь вечер, пока совершенно не обессилели. Когда на город опустилась ночь, я провалился в бездну сна. Я не помнил, что именно мне снилось, но это, безусловно, было что-то хорошее, потому что утром, едва проснувшись, я почувствовал себя счастливым. А это случалось не так уж часто. Я повернул голову и увидел Светлану. Она спала рядом со мной, мой локоть касался ее груди. Я стал поглаживать нежную кожу, и Светлана пробудилась. Она не открыла глаза, а только улыбнулась, давая понять, что помнит о моем присутствии.
Она была так же нежна и податлива, как и накануне.
Послушай, сказал я. Самсонов на тебя злится, да?
Она открыла, наконец, глаза.
Почему ты так решил?
Он так нехорошо о тебе отозвался.
Когда?
В первый день, когда я только у вас появился.
Это ты не у нас появился. Это ты у меня появился, улыбнулась Светлана и погладила мой живот. Иди сюда и не думай о глупостях.
Я действительно очень скоро обо всём забыл. У Светланы был просто дар какой-то. Многие женщины могут отвлечь от забот. Но у неё это получалось изумительно.
Глава 7
Съёмку сюжета с неисправным агрегатом для расфасовки мороженого перенесли на неделю. Самсонов лично явился на осмотр места предстоящих событий. Ему продемонстрировали работу агрегата, и он остался недоволен.
Не годится, Илья! сказал Самсонов желчным голосом человека, который уже забыл, когда в последний раз хоть чему-нибудь радовался. Ну, струя мороженого. Ну, бьёт со страшной силой. И это всё?
Толстенький Дёмин переминался с ноги на ногу и нервно покусывал ус.
Не годится, повторил Самсонов.
Он прошёлся по кафельному полу, старательно глядя себе под ноги. Остановился передо мной, поднял глаза, но меня, кажется, даже не увидел. Самсонов думал. Затем резко развернулся к Дёмину:
Ладно, возьми стакан. Покажи мне ещё раз.
Дёмин с пластиковым стаканом в руке приблизился к аппарату, подставил стакан, нажал рычаг-дозатор. Из сопла вырвалась тугая струя разжиженного мороженого. Её сила была так велика, что Дёмин выпустил стакан из руки. Но это было ещё не всё. Рычаг на несколько секунд прекратил действовать, и мороженое продолжало хлестать, разлетаясь по полу белой массой. Лично мне казалось, что не так уж плохо. Когда герой передачи, ни о чём не догадываясь, попадёт в эту нелепую ситуацию, смотреться происходящее будет очень комично. Но Самсонову этого было мало.
Сделай мне так, чтобы из этой штуковины мороженое било во все стороны, сказал он. Чтобы сопло сошло с ума. В пол, в потолок, в героя передачи это должно быть живое сопло. Ты понял?
Самсонов остановился у стены, на которой висел огромный плакат с рекламой прохладительных напитков, и долго её рассматривал, словно забыл обо всём. Но ни о чём он не забыл, конечно. В конце концов обернулся и повторил вопрос:
Ты понял?
Дёмину ничего другого не оставалось, как кивнуть.
Здесь вся комната должна быть заляпана мороженым, развивал свою мысль Самсонов. Чтоб живого места не осталось.
Но вот здесь должно быть чисто, сказал Загорский, показывая на затемненное стекло, из-за которого он собирался вести съёмку.
Самсонов засмеялся.
Ничего, если и туда немного брызнет, махнул он рукой. Так даже лучше. Чтоб зритель почувствовал. И обернулся к Дёмину: Ты, кстати, рабочий халат для нашего героя приготовил?
Дёмин кивнул.
Цвет халата какой?
Серый такой, с синевой.
Не годится. Белый должен быть, белее снега. Ты понял? А в мороженое добавишь какой-нибудь дряни, чтобы у него был зеленоватый оттенок.
Самсонов обвёл взглядом облицованные белым кафелем стены.
Да, сказал он после паузы. Зеленоватый оттенок то, что нужно. И поманил меня пальцем. Ты нашему герою объяснишь, как он должен с агрегатом обходиться, но сам за ручку не берись.
Он смотрел мне в глаза и будто думал о чём-то.
Самсонов оказался прав. Когда через неделю мы проводили съёмку, я едва не надорвал живот от смеха, наблюдая за злоключениями нашего героя. Едва тот потянул злополучный рычаг, взбесившийся агрегат стал вытворять чёрт знает что. Сопло вращалось так, словно оно было резиновое, и за несколько секунд залило ядовито-зелёной субстанцией пол, стены, потолок и нашего бедолагу, героя передачи. Потом на сцене вновь появился я, прочитал ошалевшему от свалившихся на него несчастий парнишке нотацию, пригрозил всяческими карами за учинённый беспорядок, после чего удалился, наказав ему продолжать работу. Всё повторилось. Я стоял рядом с ведущим съёмку Загорским и смеялся. Сам Альфред, как и подобает представителям аристократических кругов, сохранял невозмутимость. Он был в этой передаче с момента её основания и насмотрелся всякого.
Чем занимаешься сегодня вечером? неожиданно спросил он меня.
Этим вечером, как и во все предыдущие вечера, я должен был предаваться любовным утехам со Светланой. Но не мог же я этого сказать Загорскому. И поэтому только промычал нечто нечленораздельное.
Всё понятно, кивнул Загорский. Вечер свободен. Сегодня едем к моему другу.
Я не могу.
Ты что? удивился Загорский. Хочешь, чтобы он меня убил?
Я думал, что это шутка про убийство, но заглянул Загорскому в глаза и вдруг почувствовал в груди странный холодок.
Самсонов тем временем уже вышел к нашему герою. Тот, испачканный с ног до головы подозрительно зеленоватым мороженым, не знал, смеяться ему или плакать. Самсонов улыбался ему как мог широко и всячески демонстрировал своё расположение.
Так мы договорились? спросил у меня Загорский.
Я кивнул, потому что не хотел, чтобы такого чудесного человека из-за меня убили.
Светлане я всё объяснил и пообещал приехать не очень поздно. Она казалась раздосадованной и явно хотела что-то сказать, но тут подошёл Загорский.
К Самсонову мы не поехали. Загорский всё уладил сам, сказав шефу, что мы я и Альфред сегодня приглашены. Альфред так и сказал: «Мы приглашены» и выглядел при этом настоящим графом, который должен представить двору своего возмужавшего племянника.
Ну-ну, почему-то улыбнулся Самсонов. Покажи ему настоящую жизнь.
И мы поехали к страшному другу Загорского.
Глава 8
В то, что Загорский в чём-то был прав, я поверил сразу, едва мы переступили порог квартиры. Здесь было много красного бархата, золота картинных рам и мебели, каким-то чудом перенесённых в просторную московскую квартиру из покоев французских королей. Я никогда не думал, что подобное возможно будто кто-то рачительный сумел сохранить уют и роскошь прежней жизни, знакомой нам только по фильмам. Сегодняшняя жизнь тоже заявляла о себе необыкновенных размеров телевизором и сотовым телефоном, оставленным кем-то на роскошном плюше дивана, но это не выглядело неуместным или вызывающим.
Загорский прошёлся по комнате. На фоне картин он смотрелся великолепно, оставалось лишь сменить клетчатую рубашку на смокинг, и можно было снимать его в этих интерьерах. Не успел я об этом подумать, как дрогнула тяжёлая портьера и из-за неё вышел невысокий человек в домашнем халате с атласными лацканами. Он был не стар, но и не молод, за прожитые годы успел подрастерять растительность на голове и заработать какую-то желудочную болезнь, о чем можно было судить по его нездорового цвета худому лицу, которое, впрочем, было так ухожено, как нечасто увидишь. Особенно выделялись глаза. Глубоко посаженные, они казались темнее, чем были на самом деле, и придавали человеку какой-то демонический облик.
Познакомься, Костя, сказал Загорский человеку в халате. Это мой друг, Евгений.
Приятно было услышать от Загорского, что он считает меня своим другом.
А это Константин Евгеньевич, представил Загорский человека с демоническим лицом.
Мы пожали друг другу руки. У Константина Евгеньевича была сухая и очень доброжелательная ладонь. Поэтому, да ещё потому, что он имел отчество Евгеньевич, а меня самого звали Евгений, он мне понравился. Посмотрел долгим взглядом тёмных глаз, будто оценивал, и предложил занять диван или одно из кресел по выбору. Когда он сел, я увидел выглядывающие из-под халата брюки и коричневые лаковые штиблеты.
Откуда вы? спросил Константин Евгеньевич.
Из Вологды, ответил я.
И как там Вологда?
Я пожал плечами, не зная, как ответить. Не представлял, чем может заинтересовать Вологда такого человека, как мой собеседник.
Он сбежал оттуда, подключился к разговору Загорский. Его манят огни больших городов.
Сказал и едва заметно улыбнулся. Я заметил, что он обращается к Константину Евгеньевичу с необычайным пиететом. Если бы не его аристократизм, можно было бы принять это за подобострастие.
И что же молодой человек успел посмотреть в Москве?
Ничего, признался я.
Напрасно, покачал головой Константин Евгеньевич и раскрыл массивный портсигар, лежащий на столике с резными ножками.
Он взял из портсигара сигарету и прикурил её, пустив дым в потолок. На его среднем пальце я увидел массивный вычурный перстень: казалось, что золотой паучок обхватил зелёный камень своими золотыми лапками.
Вы женаты, Евгений?
Нет, ответил я после паузы.
Вопрос оказался для меня несколько неожиданным.
Тогда вас можно считать свободным человеком. Альфред покажет вам Москву. Это удивительный город.
Я кивнул, демонстрируя, что полностью согласен с хозяином квартиры.
Как твоя работа, Альфред? поинтересовался Константин Евгеньевич.
Работа как работа.
Когда ты летишь в Дюссельдорф?
Через две недели.
У тебя всё готово?
Да.
С людьми разговаривал?
Конечно.
Они отвлеклись, явно забыв обо мне, и я даже почувствовал себя лишним. У них была своя жизнь, неведомая мне. В этой жизни носили старинные золотые перстни, сидели и спали на антикварной мебели, и запросто летали в Дюссельдорф.
Проблем с вылетом не будет? спросил Константин Евгеньевич.
Думаю, что нет. Я, правда, еще не разговаривал с Самсоновым.
Может не отпустить?
В общем, да.
Что же он у тебя строгий такой? шутливо попенял Константин Евгеньевич.
Загорский пожал плечами.
Давай там без фокусов.
Не от меня зависит, напомнил Загорский.
Так я ему рога обломаю, сказал Константин Евгеньевич, и теперь я совершенно не слышал в его голосе шутливых интонаций.
Загорский с беспокойством взглянул на меня, и я понял, что разговор перетёк в какое-то новое русло, в котором были подводные камни и множество прочих опасностей. Я сделал вид, что ничего не понял.
Я угощу вас коньяком, объявил хозяин, легко поднялся из кресла и вышел.
Я сразу увидел, как Загорский расслабился. Он, оказывается, пребывал всё это время в жутком напряжении. Боялся хозяина?
Нравится? спросил он меня и обвёл рукой комнату.
Роскошно, оценил я. А он кто?
Наверное, я задал какой-то бестактный вопрос, потому что Загорский тотчас поскучнел.
Ты о ком, Женя?
О Константине Евгеньевиче, проявил я упрямство.
Неопределённый жест руки вот и всё, что я получил в ответ. Чёрт побери! Я иногда задавал не те вопросы! Сейчас это дал понять Загорский, а до него выражал свое неудовольствие Дёмин. Я вспомнил про Дёмина, про деньги, и вдруг понял, что Загорский может мне всё объяснить.
Мы деньги получали, сказал я. Там, в доме Самсонова. Помните?
Ну, конечно. Получение денег столь приятная вещь, что забыть об этом невозможно.
Вы всегда их так получаете?
«Так» это как?
Нигде за них не расписываясь.
Как правило. А почему тебя это удивляет?
Я привык расписываться в ведомости.
Отвыкай, посоветовал Загорский. Запомни: меньше формальностей больше денег. Такой закон.
Это мне ещё предстояло постичь. У меня, наверное, было не шибко умное выражение лица, потому что Загорский засмеялся.
А что за деньги? спросил внезапно выросший из-за моей спины Константин Евгеньевич и поставил поднос с коньячной бутылкой и рюмками на стол.
Зарплату нашу обсуждаем, пояснил Загорский. Женя тревожится из-за того, что мы деньги получаем мимо всяких ведомостей.
«Чёрный нал»?
Ну, конечно.
Самсонов хорошо, наверное, кормится?
Судя по темпам, с которыми возводился его загородный дом, он не бедствует, усмехнулся Загорский.
Константин Евгеньевич разливал коньяк в рюмки. При этом он имел крайне сосредоточенное выражение лица. Думал. Я вдруг понял, что его думы как-то связаны с последними словами Загорского. И, соответственно, с Самсоновым.
За знакомство, предложил тост хозяин.
Мне никогда не нравился коньяк. Но то, что я выпил сейчас, не было похоже ни на что из того, чем меня потчевали прежде. Значит, раньше меня обманывали. Я с благодарностью посмотрел на Константина Евгеньевича. Он ответил мне мягким благожелательным взглядом.