Такой была жизнь в Рочестере. Вот только кончилось всё плохо.
После отъезда Дэвида и Кельвина стемнело. В дом со всех закоулков прокралась ночь. Отец почитал Библию и отправился спать. Мать какое-то время шила, потом последовала его примеру. Ещё не пробило и девяти. Заняться было нечем. Мэгги недолго посидела у плиты, пока из комнаты не вышел отец и не сказал, что свет ему мешает, после чего снова лёг.
Она отнесла свечку с кухонного стола в их комнату. Кейт лежала поперёк кровати, свесив голову с края. Расплетённые тёмные волосы водопадом стекали на пол.
Не могу заснуть, пожаловалась она.
Мэгги поставила свечку у постели. Пригрозила:
Будешь так лежать вся кровь притечёт к мозгу и ты умрёшь.
Кейт, не меняя позы, скорчила Мэгги рожу, потом оперлась руками об пол и кувыркнулась с кровати. Уселась на полу, запутавшись ногами в ночной рубашке. Посмотрела с улыбкой, словно ждала аплодисментов.
Кейт в её двенадцать была странной. То и дело менялась, словно в одном теле сидели два человека. Вот на тебя смотрит милое детское личико, а вот губы скривятся и она уже совсем другая, незнакомая для Мэгги.
Внезапный стук в пол из нижней комнаты, затем напугавший их обеих голос отца: «Потише там!» и Кейт расхохоталась, не в силах сдержаться. К ночи её иногда разбирало. Раньше Мэгги смеялась вместе с ней, но в последнее время что-то плоское и тяжёлое давило на неё по ночам. Хотелось просто заснуть и больше никогда ни о чём не думать.
Она переоделась ко сну в мерцающем свете, залезла под покрывало, сунув ноги под наваленные одеяла. Кейт заползла к ней и задула свечку.
Мэгги дождалась, пока сестра уляжется, а потом пнула её.
Ай.
Нигде не могу найти свою серебряную булавку, прошептала Мэгги. Это ты взяла?
Нет.
Точно?
Я не брала.
Не верю.
Не брала.
Врёшь.
Это ты врёшь, Кейт перевернулась на бок и уложила голову на ладонь. Может, её дьявол забрал, когда пришёл за тобой.
Мэгги отвернулась от неё к стене.
Он за тобой придёт, Кэти. Это же ты нашла кость.
А я его пошлю к тебе.
А я пошлю обратно.
Кейт помолчала, потом прошептала:
Вдруг он прямо сейчас поднимается к нам.
Не стоит о таком разговаривать. Мэгги отвернулась обратно.
Кэти
Если произнести имя дьявола в темноте, он услышит.
Так и не произноси, сказала Мэгги.
А я уже.
Она не смогла удержаться.
Значит, он придёт за тобой.
А я его пошлю
Кажется, он уже здесь, она застыла, схватила Кейт за руку. Он под кроватью, уже тянется
Нет, голос Кэти понизился до панического шёпота. Она всегда боялась всего, что под кроватью. Несмешно. Хватит.
Прямо сейчас тянется своими когтищами
Нет! она вскочила и так пихнула Мэгги, что кровать качнулась и задела стол, где Кейт оставила яблоко. Оно звучно ударилось о голый пол и покатилось.
В тишине дома это было всё равно что грохнуть одной сковородкой о другую.
Когда яблоко наконец остановилось, совсем ненадолго вновь наступила тишина. И тут обе услышали стук кто-то внизу встал с кровати, затем шарканье, скрип двери спальни, тяжёлый топот по лестнице. Мэгги свесилась с кровати, нащупала яблоко и сунула под простыню. Кэти схватила её за руку, а Мэгги уцепилась за ладонь сестры. Когда отец распахнул дверь, обе уже сидели с широко распахнутыми глазами, вцепившись друг в друга, готовые к вспышке гнева. Мать держалась чуть поодаль, с лампой.
Уже ночь, начал он, и я не потерплю
Это не мы, выпалила Мэгги не думая и тут же пожалела. Теперь он вспомнит, как она рыдала на полу кухни Постов. «Это не я, ничего я не делала, ничего»
Но Кэти послушно повторила.
Не мы.
Он сурово смотрел на них.
Это мой дом, сказал он.
Джон! вмешалась мать. Джон. Девочки они же в ужасе! Сам посмотри.
В ответ на эту неожиданную подсказку обе сделали испуганные лица.
Мы тоже слышали, сказала Кэти дрожащим голосом. Это на чердаке.
Да. На чердаке, отозвалась Мэгги, не глядя на сестру.
Она подозревала, что чердака опасался даже отец. Ещё ни разу семье не доводилось жить в доме с чердаком. С самого переезда туда никто не поднимался.
Она наблюдала, как отец пытается разобраться.
Что это ещё значит?
Мам, Кэти уже чуть не плакала. Что-то стучит на чердаке.
Она уже переигрывала. Мэгги сжала её руку посильнее.
Даже кровать затряслась! Кейт не смутилась, и тогда Мэгги стиснула пальцы так, что почти наверняка остался синяк.
Боже мой, сказала мать. Джон.
Слушать ничего не желаю, отрезал отец. Я всем немедленно спать.
Им страшно, сказала мать, а он прищурился и ответил:
Вовсе нет.
Когда родители ушли, отцовский гнев повис в воздухе дымным следом. Девочки немного подождали, чтобы он развеялся. На улице стонал ветер.
Наконец Кейт тихо произнесла:
Посмотришь под кроватью?
Нет.
Пожалуйста.
Зачем?
Мне как-то нехорошо.
Тебе нехорошо от твоего вранья.
Я что-то слышала.
Дьявол не сидит под кроватью, ответила Мэгги. И громче: Дьявола не бывает.
Кэти помолчала, а потом прошептала:
Конечно бывает.
И Мэгги посмотрела. Ей положено вести себя как старшей сестре и успокаивать младшую. Она перегнулась через край, подождала, когда глаза привыкнут к сумраку. Старый деревянный сундук, пара туфель, но больше ничего только пыль и кривой стык пола со стеной.
Глава 4
«Дьявола не бывает».
Эми говорила не так. Однажды Мэгги корпела над скучным сочинением про грех и искушение. Перекатала пару отрывков из Библии и наобум подкинула пару мыслей о Сатане, которые должны были угодить учителю.
Эми нравилось помогать ей с домашней работой. Не презрительно поправлять, как отец. Ей нравилось обсуждать. Она вечно спрашивала что-нибудь вроде: «Так думает твой учитель. А что думаешь ты?» Или ещё возмутительней: «Так написано в Библии. А что сказала бы ты?»
Она прочитала сочинение Мэгги, улыбнулась и сказала:
Так-то ты представляешь себе дьявола?
Наверное.
С копытами и хвостом?
Его таким рисуют на картинках.
Он толкает нас на грех?
Наверное.
Интересно, так ли уж прост грех.
Мне переписать?
Интересно: если речь о грехе, может, стоит волноваться не о человеке с вилами, а о нас самих? И о том, как мы живём в этом мире.
В разговорах с Мэгги Эми часто начинала с этого захода. Будто не хотела наставлять, а просто мягко расшатывала засевшую идею, смотрела, что будет, если она ослабнет.
В Рочестере Мэгги начала меняться. Не просто из-за города, собраний или книг и брошюр Эми. Появилось что-то внутри. Какое-то движение, какая-то новая и опасная энергия в теле.
Мэгги чувствовала, как оно начиналось в суставах искрящееся, болезненное, а потом распространялось по телу и подступало к горлу. Вплоть до того, что порой ночами она вжималась в подушку, чтобы не закричать, или впивалась зубами в руку, или её подмывало швырнуть кресло, и внутри для этого росла сила. «Ненавижу тебя», думала она ни о ком конкретно просто накатывало такое чувство. Накатывало и изливалось из неё.
Потом она думала: «Я плохой человек». И обращала эту ненависть на себя. Стояла на крыльце дома Эми и Айзека, пока отец не затаскивал её внутрь.
А иногда казалось, она вот-вот заплачет при виде птички, или от шороха дождя по листьям, или от внезапного прилива любви к матери, сидящей за столом с какой-нибудь книгой наверняка от Эми. А потом Мэгги опять опрокидывало в ярость на всех. За то, что они такие, какие есть, за то, что не знают её, а думают, будто знают. А потом спокойствие; она прижималась к матери, смотрела, что та читает, подносила к странице свечу, чтобы было лучше видно.
А потом Эми спросила:
Так-то ты представляешь себе дьявола?
Может быть, он и не человек с вилами, но казалось, что всё-таки человек или принимает человеческое обличье. Возможно, обычного мужчины худого белого мужчины в костюме. Так Мэгги начала его воображать. Как-то раз нарисовала в уголке тетради дядьку в пиджаке, с вытянутым лицом и плоскими поблёскивающими глазами, как две монеты. Потом сама испугалась и зачиркала.
На следующий день отец приколачивал доску поперёк двери в подвал. Мэгги задержалась у кухонного стола. Отец весь изогнулся, прижав доску плечом, и пятью ударами чётко вогнал гвоздь в верхний левый угол. Вынул ещё один гвоздь изо рта и аккуратно примерился к нижнему углу.
Что ты делаешь?
Он выпрямился, постучал костяшками по доске, словно проверяя на прочность, и бросил на Мэгги быстрый взгляд, намекая, что это глупый вопрос.
Мэгги уточнила:
Зачем ты это делаешь?
Твоя мать, сказал он.
Она там?
Она там что-то слышит. Думает, это какой-то зверь. Будто кто-то поднимается по лестнице.
Там никого нет. Мы же обе спускались она осеклась. Я хочу сказать а там правда кто-то есть?
Он нахмурился.
Если и есть, то уже не вылезет.
От мысли о том, что дверь навсегда закроют, внутри что-то тревожно забилось. А вдруг булавка так и лежит в подвале? Вдруг Мэгги её проглядела в прошлый раз?
К тому же это запретное место. Жалко с таким расставаться.
Но если ты там кого-то запер, разве он не умрёт?
Умрёт.
Очевидно, отца это не трогало, и Мэгги робко спросила:
А не будет вонять?
При такой температуре он околеет.
Но ведь потом потеплеет.
Когда потеплеет, мы уже переедем.
А.
Надеюсь, уже скоро.
Он улыбнулся ей. Его радовала мысль о доме, строящемся неподалёку от фермы Дэвида. Отец всё обещал, что через несколько недель снова примется за работу и можно будет перебраться ещё до лета. Их первый собственный дом.
Он снова оглядел дверь.
А пока что и этого хватит.
Мэгги посмотрела на заколоченную дверь. Доска вся в царапинах и вмятинах явно не новая.
Я тоже что-то слышу, сказала она. Внизу. И Кэти. Этот дом
Хватит, отец отвернулся и положил молоток в мешок с инструментами на полу. Дом как дом.
Мэгги знала, ему хотелось здесь оставаться не больше чем остальным. Но это он решил сюда приехать и был готов защищать своё решение. Если придётся, то и плотницким молотком с досками.
А те, кто поселятся после нас, не разозлятся, что ты заколотил подвал?
Это уж их дело.
А нас ты не мог спросить?
Кухонная дверь скрипнула на сквозняке. Мэгги слышала, как снаружи ветром мотает дверь маленького сарая: та хлопала и снова со стуком распахивалась. Сарай стоял с северного угла дома, где дуло сильнее всего.
Кого?
Меня. Кэти.
Мне ваше мнение не нужно. Ни об этом, ни о чём другом.
Снова заискрило в суставах; закололо, затрясло ладони.
Мы тоже здесь живём, сказала она.
Вы живёте со мной под моей крышей. Все вы.
Но
Довольно, Маргарет. Не глядя на неё, он затягивал кожаный ремень на мешке. Не потерплю, чтобы в каждом моём решении сомневались. Ты поняла?
Воздух слегка задрожал, как всегда, когда отец отдавал приказ: миг сомнения, будут ли ему подчиняться.
Кэти ещё не встала с постели. Сегодня она снова жаловалась на головную боль. Мэгги вошла, села рядом и приложила ей ладонь ко лбу. Кейт оттолкнула. В лице ни кровинки, под глазами синяки. Но она часто так выглядела. Все они, сестры Фокс, были бледными: и Кейт, и Мэгги, и Лия. Болезненными. Удивительно, что вообще выжили. У иных женщин лица с возрастом краснеют от солнца или работы, но Лие уже больше тридцати а кожа у неё всё равно как восковая.
Уходи, сказала Кейт.
Мэгги посмотрела в окошко: небо серое, дерево неподалёку ощерилось острыми ветками. Это был старый вяз во время грозы его чуть не вырвало с корнем, и теперь он стоял косо. Мать говорила, он непременно скоро рухнет и кого-нибудь убьёт.
Отец заколотил подвал, сказала Мэгги.
Кэти сморщилась.
Почему?
Вроде как мама там что-то слышит.
Там что-то есть.
У Мэгги по спине пробежал холодок. Глаза Кейт застыли, остекленели, как гладь тёмной воды.
Нет.
Есть. Не надо было туда спускаться.
Ну а мы взяли и спустились, сказала Мэгги.
Не надо было.
Но мы спустились.
Я больше туда не хочу.
И хорошо, потому что всё равно уже не сможешь.
Кейт с немалым трудом выпуталась из простыней и села.
А что она слышала?
Как будто по лестнице кто-то поднимается.
И он поверил?
Нет, конечно. Он считает нас глупыми женщинами. Девочками. Мол, вечно нам что-то мерещится.
Кейт моргнула. Её косы расплелись, волосы прилипли ко лбу.
Кейт легко обижалась на отца. Его равнодушие к словам Мэгги не шло ни в какое сравнение с пренебрежением к словам самой Кейт. Она запросто могла бы нести всякую тарабарщину так мало он к ней прислушивался. Тогда, в Рочестере, он даже не рассердился на её плаксивые уверения, что Мэгги говорит правду, не может врать. Просто пропустил всё мимо ушей.
Он ничего не знает, сказала Кейт.
Мэгги встала, подошла к окну, прижалась лбом к стеклу. Мелькнуло желание вот бы запустить в стену лампой или канделябром, чем угодно, а потом перебить все окна и с воплями унестись в лес. Вот тогда Мэри Редфилд будет о чём посудачить.
Как же я от него устала, сказала Кейт.
Устала. Да, он действительно выматывал: говорить с ним всё равно что снова биться головой о стену, снова и снова, надеясь, что она рухнет. Но в усталости была странная сила. Например, в детстве они пробовали не спать всю ночь, просто чтобы посмотреть, на что это похоже. И в темноте, сильно за полночь, от утомления их бросало в нездоровую бодрость. Бешеную, до одури.
В детстве они во что только не играли и так, словно слаще неприятностей ничего не было. Прятались под кроватью. Передразнивали учителей. Прятали инструменты отца, чтобы он их не нашёл. С радостью, волнением и страхом следили, как его молчание превращается в гнев. Гадали, что он будет делать.
Мэгги чиркнула туфлей по неровной деревянной половице. Они все неровные, если приглядеться, весь пол кренился к восточному углу, где в крохотную щёлку между полом и стеной просачивался свет с кухни. Должно быть, из-за кривых полов и расшатанных половиц дом и наполнялся странным шумом скрипом и стуком из ниоткуда.
Чем можно напугать отца?
Чем? Как он будет выглядеть, когда испугается? Как будет выглядеть, когда поверит ей?
Она слышала, как он покашлял внизу. По кухонному полу проехались ножки стула. Теперь он сядет и будет смотреть на дверь в подвал, оценивая свою работу.
К чему ограничиваться подвалом? Почему бы не заколотить все окна, спальни, входную дверь? Замкнутым пространством управлять легче.
Мэгги вспомнила яблоко как оно упало на пол и покатилось. Такая мелочь.
Давай поиграем, предложила она. У кого первой получится убедить его, что в доме живёт призрак.
Здорово, Кейт вскинула голову. К щекам снова прилила кровь. А давай.
Они говорили тихо. Мэгги не слышала его внизу, но чувствовала, как он сидит за столом, дышит.
А та, у кого получится
Нет, сказала Кейт. Давай вместе. Не хочу одна.
Точнее, не хочет попасться одна, не хочет одна влипнуть в неприятности.
Ладно.
Тогда хорошо, улыбнулась Кейт. Здорово.
Хорошо, Мэгги снова взглянула на острые росчерки веток на фоне неба. У меня есть пара мыслишек.
Вот бы заставить его усомниться в себе хоть на секунду.
Тем вечером мать легла первой. Они затихли у себя в тёмной спальне и ждали, когда отец дочитает Библию и уйдёт из кухни.
Его шаги удалялись. Теперь дождаться, когда он ляжет. Когда окончательно воцарятся темнота и тишина.
Тогда Кейт метнулась босиком на другой конец комнаты и пять раз стукнула канделябром по расшатанной половице. Этот трюк они уже опробовали днём, когда за ними никто не следил. У стука именно по этой половице имелся необычный эффект полый звук словно доносился с кухни.
На пятый удар Мэгги высунулась с кровати и постучала по полу своим канделябром: раз, два, три, четыре, пять. Когда она закончила, Кейт уже вспорхнула обратно в кровать.
Видимо, родители ещё не уснули, потому что шаги и голоса раздались почти немедленно. Сёстры закрыли глаза, задышали ровно и не шевельнулись, когда дверь открылась и отец прошептал матери: