Если случайные генетические мутации могут со временем приводить к возникновению тонких эволюционных адаптаций, не потребуется большого усердия, чтобы представить подобное только ускоренное усвоение новшеств в обработке продуктов. Допустим, одна группа людей обнаружила источник пищи или процесс, который дает им возможность стать здоровее и сильнее; в полном соответствии с дарвиновской логикой этот новый элемент культуры быстро будет распространяться в этом сообществе[20]. Как правило, усвоение выгодных пищевых стратегий не требует чего-то большего, чем доступ к исходным ингредиентам и обучение новым полезным навыкам. Неудивительно, что новые способы обработки пищи быстро заняли свое место в арсенале полезных человеческих умений. Сначала приготовление природной пищи. Затем ее выращивание. Вслед за тем культивирование в более широком смысле, включая ферментацию[21].
За тысячелетия экспериментов способы приготовления пищи, не вызывающей осложнений, прочно закрепились в человеческих популяциях. Каждое поколение совершенствовало методы брожения в соответствии с местным климатом и сезоном и обеспечивало себя запасами долгого хранения и вполне надежными источниками калорий и ценных питательных веществ на протяжении всего года.
Помимо собственно питательной ценности, ферментированные продукты постоянно снабжали нас большим разнообразием микробов. Многие современные ученые полагают, что наш организм нуждается в частом поступлении внешних микробов, которые выполняют примерно те же функции, что и наша резидентная микробиота, усиливая ее эффективность и принося другую пользу.
Мы все время находимся во власти конфликтующих импульсов: с одной стороны, нам хочется удовлетворять тягу к сладенькому, солененькому или калорийному, а с другой мы стремимся следовать новейшим рекомендациям по здоровому питанию, хватаясь то за обезжиренные, то за низкоуглеводные продукты. Но какой бы выбор мы ни делали, отказываясь от сахара, соли или лишней химии, волей-неволей мы выказываем крайнее пренебрежение к триллионам организмов, которые эволюционировали вместе с нами (и внутри нас), помогая нам поддерживать собственное здоровье.
И дело не только в том, что мы неправильно выбираем пищу, мы в принципе ведем неправильный образ жизни.
Долой заразу
Не только наш нынешний рацион в корне отличается от того, каким он был во времена наших предков, весь наш образ жизни превратился в нечто совершенно противоестественное в том числе и из-за излишней чистоты. Люди и животные не единственные обладатели микробиоты в нашем мире. Микроорганизмы живут повсюду, в любой среде: свои резидентные микробы есть и в почве, и в морской воде, и в вашем доме и даже в вашей кофеварке. Большую часть нашей эволюционной истории мы непрестанно контактировали с внешними микробиотами, принадлежащими той же среде, из которой вышли мы сами. Даже когда мы начали строить себе жилища, пол в них всегда оставался грязным. В то время не было ни стеклопакетов, ни многослойных фильтров, ни антибактериальных чистящих средств. Мы жили в окружении естественной и разнообразной природной микробиоты. Все это круто изменилось за пару столетий и привело к драматичным последствиям.
Давно известно, что дети, растущие в деревне, то есть в постоянном контакте с землей, животными и всем прочим, что городские жители привыкли считать грязью, меньше склонны к заболеваниям, вызванным гиперфункцией иммунной системы, таким как аллергия и астма. Но с тех пор, как примерно полтора столетия назад микробная теория заболеваний получила всеобщее признание, мы принялись энергично вычищать нашу среду обитания. Первоначальные преимущества казались поистине неисчислимы. Достаточно упомянуть жителей Лондона, которые перестали страдать от вспышек холеры. Пациенты, перенесшие хирургическую операцию, могли отныне не бояться гангрены из-за нестерилизованного скальпеля. Наконец, большинство из нас были избавлены от дракункулёза инфекционного гельминтоза, вызванного гвинейским червем. Однако, получив все эти преимущества, мы с нашей одержимостью чистотой зашли слишком далеко. Вооружившись достижениями химии, микробиологии и, конечно, маркетинга, мы имеем все меньше выгод и все больше проблем. Сейчас мы стали слишком чистыми, и наше тело тоскует по тем многочисленным внешним микробам, которые некогда помогали нам поддерживать иммунное равновесие. Идея эта обрела такую популярность в научной среде, что оформилась в так называемую «гипотезу старых друзей». Суть ее проста: сейчас мы испытываем сильную нужду в микроорганизмах, которых с такой одержимостью искореняли.
Кроме того, наша способность обеззараживать все вокруг не беспредельна. Даже если мы, приложив максимум усилий, изведем поголовно всех микробов в наших домах и квартирах, микробы из внешней среды могут вернуться и отомстить. Например, есть исследования, которые свидетельствуют, что в больницах с замкнутой системой кондиционирования уровень обсемененности патогенными бактериями выше, чем в больницах, где палаты проветривают, просто открывая окна[22].
В отличие от дикой природы, окружавшей наших предков, среда, в которой мы обитаем сегодня, способна дать нам очень немногое. Зачастую там, где мы живем, именно мы являемся самым богатым источником микробов. Ученые обнаружили, что, если мы въедем в только что убранный гостиничный номер, всего за несколько часов мы заселим его нашим набором бактерий. По выражению микробиолога из Ратгерского университета Марии Глории Домингес-Белло, в джунглях место колонизирует нас, а в городе мы колонизируем место. Микробный баланс оказался полностью сбит. И, что еще хуже, мы сами стали крайне обедненным источником микробов.
В прошлом, когда рождался ребенок, он появлялся на свет без всякого стерилизующего мыла и антибактериальных ванночек. Он проходил через родовой канал, после чего его принимали руки (нестерильные, без перчаток) другого человека. Никто не кидался мыть его и не уносил от матери, чтобы уложить в пластиковую клетушку. Но мы, рожденные в Пастерову эпоху, вступаем в жизнь в обстановке тотального микробного недостатка. Трудно не согласиться, что в определенной степени чистота, конечно, спасает новорожденных и их матерей от инфекций. Но, как и во многих других сферах жизни в XXI веке, неумеренная тяга к чистоте нарушает исторически сложившееся микробное равновесие.
Первые минуты жизни играют важнейшую роль в формировании нашей микробиоты. Если ребенок рождается естественным путем, через родовой канал, он сталкивается с обитателями микробиоты материнского влагалища, которая менялась на протяжении всей беременности, готовясь к моменту рождения. Нередко к этим первым микробам-колонизаторам примешиваются и микробы из материнского кишечника, попадающие сюда при нормальном контакте с фекалиями. В результате кожу и рот ребенка (а следовательно, и его пищеварительный тракт) заселяет тот же набор микробов, который с незапамятных времен представлял собой естественную первую бактериальную ванну. Этот особый «микробный коктейль» обеспечивает богатую, разнообразную и хорошо отлаженную палитру функций, поддерживающих пищеварительную, иммунную и прочие системы ребенка в первые недели, месяцы и годы жизни.
Дети, рожденные путем кесарева сечения, сначала контактируют не с представителями вагинальной и кишечной микробиоты, а с микробами кожи медицинского персонала и своих родителей, а также с микробами, населяющими больничную среду. В итоге младенцы приобретают совершенно иной базовый набор микроскопических компаньонов. Люди все чаще выбирают именно этот путь появления на свет своих детей. В Соединенных Штатах сорок пять лет назад кесарево сечение делали всего 5 % рожениц. Менее чем за двадцать лет их доля достигла почти четверти. В некоторых странах Латинской Америки она взлетела почти до половины. Разумеется, есть случаи, когда данная операция необходима, но чаще кесарево сечение выбирают по желанию.
Популяции микробов, приобретенные при рождении, остаются с нами на многие месяцы, а то и годы. Домингес-Белло утверждает, что с полной уверенностью может сказать, как был рожден четырехнедельный грудничок, исследовав состав микробов в образце с его подгузника. И через год, как говорит она, мазок, взятый с кожи ребенка, достоверно укажет, был он рожден естественным путем или нет.
Даже у детей, прошедших через родовой канал, микробное наследие совсем иное, чем прежде. Исследования показали, что современные матери, сами имеющие обедненный состав микробов, не способны передать детям устойчивую микробиоту.
Бомбовый удар
Но и те микробы, которые достались нам по наследству, тоже под угрозой. В США врачи назначают около 258 млн курсов антибиотиков, то есть примерно восемьдесят человек из ста принимают антибиотики. Каждый год! Причем очень часто речь идет об антибиотиках широкого спектра, которые действуют на многие типы бактерий сразу. Такая массированная атака хороша, если врач не знает, какая именно разновидность бактерий является возбудителем заболевания, и решает истребить их всех с помощью фармацевтического огнемета. Жертвами антибиотиков становятся не только болезнетворные микробы. Под удар попадают и вполне невинные сторонние наблюдатели, многие из которых эволюционно приспособлены к жизни в нашем кишечнике, и однажды утратив, нам очень трудно их вернуть.
Безусловно, есть немало случаев, когда назначение антибиотиков необходимая мера. Но не всегда это так. В Швеции частота назначения антибиотиков составляет около 38 курсов на каждые сто человек в год, и вроде бы без каких-либо пагубных последствий таких «малых доз» для жителей. (Вероятно, некоторые даже скажут, что отсутствие антибиотиков идет им на пользу.) Антибиотики не способны помочь ни на йоту при любых недомоганиях, вызванных вирусной инфекцией, а именно они становятся наиболее частой причиной обращения к врачу в сезон простуды и гриппа. Действие антибиотиков основано на том, что они разрушают стенки бактериальных клеток, блокируют механизмы их восстановления или еще каким-либо образом вмешиваются в специфическую жизнедеятельность бактерий[23]. Прибегать к этим препаратам в расчете победить вирусную инфекцию все равно что использовать, скажем, криптонит против летучих обезьян из страны Оз. Прием антибиотиков при вирусном заболевании может сделать наш организм более уязвимым для инфекции. Но пациенты, желая как можно быстрее избавиться от неприятных симптомов, часто сами требуют от врачей быстрого, действенного лечения, которое зачастую подразумевает антибиотики. (Противовирусные препараты тоже существуют, но лучшее средство против обычных вирусов, как правило, обильное питье и постельный режим, то есть не самые популярные методы при нашем стремительном образе жизни и привычке полагаться на лекарства.)
Любопытно, что в США частота назначения антибиотиков неравномерна по регионам. Она значительно выше в южных штатах (примерно один курс на человека в год), чем на западе страны (приблизительно шесть назначений на каждые десять человек в год). Что еще любопытнее, эти различия совпадают с географическим распространением ожирения. Разумеется, данная корреляция мало что говорит о причинах и следствиях, но фермеры не один десяток лет знают, что, если постоянно скармливать скоту небольшие дозы антибиотиков, животные быстрее набирают вес. А мы только сейчас начинаем задумываться, не стоит ли поискать похожие закономерности у нас самих.
Нам известно, что антибиотики могут вызвать опустошение в кишечнике взрослого человека. Что говорить о детях, у которых кишечная микробиота только формируется и при этом самым деятельным образом участвует в образовании иммунной и нервной систем. Этот вопрос необычайно важен, потому что дети тоже пьют антибиотики, и очень много.
Дети в США успевают получить в среднем 20 курсов антибиотиков до своего восемнадцатилетия. Самый большой процент приходится на малышей до двух лет примерно 1300 рецептов на каждую тысячу детей. Это без учета доз, которые многие младенцы и их матери получают в рамках общепринятой практики при родах. Какие-то микробы у детей восстанавливаются, однако специальное исследование показало, что часть бактерий в детском кишечнике не удается обнаружить даже четыре года спустя после окончания приема одного-единственного курса антибиотиков. И тем не менее около 70 % детей, обращающихся к врачу с обычными респираторными инфекциями, покидают его кабинет с рецептом на антибиотики. Хотя более 80 % этих инфекций вызваны вирусами, а не бактериями. Эти цифры говорят об угрозе, которая нависла над нашей кишечной микробиотой и над нашим здоровьем.
Ученые обнаружили, что дети, которым назначали антибиотики в первые полгода жизни или несколько раз в течение первых месяцев жизни, к двухлетнему возрасту имели больший вес, чем полагается при их росте. Кроме того, нарушенная антибиотиками кишечная микробиота могла повышать риск развития аллергии, а также влиять на поведение. По данным исследователей, если женщина принимает антибиотики до рождения ребенка и даже до начала беременности, это может влиять на будущих детей, поскольку эти препараты нарушают ее микробиоту, которую наследуют новорожденные.
На наших микробов влияют и многие наши решения и поступки, над которыми мы порой даже не задумываемся.
Все, что так или иначе воздействует на среду нашего кишечника, может подавлять одни виды бактерий и, напротив, способствовать размножению других. В частности, антисекреторные препараты, например ингибиторы протонной помпы и антациды, приносят временное облегчение при изжоге и кислотном рефлюксе, но, понижая кислотность в пищеварительном тракте, они заодно ослабляют его защиту против чужеродных микроорганизмов и ухудшают условия для резидентной микробиоты. Одна из причин, почему многие кишечные бактерии так полезны, именно в том и заключается, что они вырабатывают кислоту. Тем самым они понижают вокруг себя рН, затрудняя выживание потенциальных патогенов. Исследования показывают, что препараты, нейтрализующие кислоту, действительно снижают разнообразие кишечных микробов и повышают риск инфекционных заболеваний, таких как пневмония, а также дефицита витаминов и микроэлементов (потому что кислота помогает расщеплять молекулы пищи, облегчая усвоение важнейших для нас веществ).
Другие факторы, связанные с нашим образом жизни, такие как вскармливание детскими смесями, хронический стресс[24], курение[25], недостаток физической активности, тоже могут повлечь за собой неблагоприятные изменения в нашей микробиоте.
Разнообразие, разнообразие и еще раз разнообразие
Недостаток разнообразия вот ключевое изменение в микробиоте, которое отражается на нашем здоровье.
Какую бы экосистему мы ни взяли, разнообразие всегда является важнейшим показателем ее здоровья и устойчивости. Разнотравный луг или лес со сложным составом древесных пород всегда успешнее противостоят вселению инвазивных растений и лучше справляются с изменениями среды, чем монокультурные сообщества[26]. Многочисленные исследования показывают, что люди, которые питаются традиционной пищей и живут по традиционному укладу, обладают гораздо более разнообразным составом микробов в кишечнике. Например, сообщества, обитающие в стороне от современного глобализованного мира где-нибудь в джунглях Амазонии или на высокогорьях Танзании, имеют на 30 % более разнообразную кишечную микробиоту, чем жители развитых стран. У представителей южноамериканского индейского племени яномами разнообразие микробиоты почти на 60 % выше, чем у среднего американца или европейца. По сути, если мы построим диаграмму разнообразия кишечной микробиоты этих жителей Южной Америки и представителей африканских народностей, а также статистически «здоровых» североамериканцев, обе группы аборигенов окажутся ближе друг к другу. Так, те из нас, кто живет в так называемых развитых странах, в каком-то смысле оказываются заметно беднее этих народов.