Где хор?
Казалось бы, речь о «главном поясняющем», разжёвывающем на корпускулы. Но я ещё больше поверг моих убийц в ступор.
Теперь можно было идти. Жалкий заговор сорван, казнить их можно потом. Казнить даже тем, что оставить в живых и при должностях. Предстояло ещё много работы до того дня, когда я откажусь от власти и начну выращивать капусту. Так что пусть будут продажная охрана (о которой известно всё) и верная женщина (которой нельзя верить).
Я пошёл дальше. Мои убийцы метнулись, выстроились правильно и изобразили, как они меня берегут. Всё это мне напомнило ещё одну историю, не столь давнюю, как с Калигулой: Во время египетского похода я поручил Галерию (моему цезарю, помощнику) двинуться в Месопотамию против персов, которые оспаривали у римлян главенство над Арменией. Галерий потерпел поражение в этом походе. Тогда я направился к нему на помощь из Сирии и, встретив, подверг жестокому унижению, заставив на виду у солдат пройти в пурпурной императорской мантии целую милю пешком за своей колесницей. Галерий двинулся в новый персидский поход. На сей раз он разбил персов наголову в Армении и заставил их уступить римлянам пять провинций за Тигром.
Я походил на своего цезаря тем, что подчинялся необходимости. До вожделенной капусты было далеко.
Где хор? повторил я.
Я хотел осмысленности своего бытия. Хотел, чтобы хор других богов (которые есть не-я) объяснял мне метафизику происходящего. Разжевал до корпускул. Вполне человеческое желание бога: Остановить мгновение.
Стойте на месте, сказал я.
Все замерли.
Пойте, сказал я.
Воины запели гимн Вакху-Дионису. Фальцетом. Надо ли объяснять, что реальность моего императорского бытия сменилась другой реальностью, когда слово становилось делом? Надо ли объяснять, что в этой реальности я был ещё менее свободен, нежели эти совершенно счастливые воины? Счастье которых было заключено в их слепоте.
Я, увы, был зряч. Быть может, не вполне зряч, но в стране слепых и кривой король. Что мне предстояло сделать? Мне предстояло продолжать уметь видеть. Для этого мне и нужен взгляд бога со стороны. Но где его взять, другого бога?
Я решил помыслить о себе в третьем лице и со стороны увидеть себя завтрашнего, но сегодняшними глазами. Я хорошо изучил своего врага (галилеянина) и признавал его непобедимость, и принимал к сведению мудрость его церкви. Которая, как известно, кровью мучеников лишь укрепляется.
Однако столь суровые меры наказания не сломили христиан, наоборот, их организации приобрели еще больший авторитет. Этому способствовало и то, что римская религия, возникшая в незапамятные времена, несмотря на все изменения, уже не соответствовала уровню и характеру социально-экономического и идеологического развития.»
Как там у них сказано: Пусть завтрашний сам думает о завтрашнем, довольно сегодняшнему дню своей заботы; итак:
«Последним значительным мероприятием Диоклетиана была борьба с христианством, которое к этому времени распространилось в городах и частично в армии, имело разветвленную и хорошо организованную церковную администрацию. Христианство исповедовали часть вельмож, даже жена Диоклетиана и его дочь. Христиане оказывали пассивное сопротивление недавно утвержденному культу двух августов, выступали против почитания древних богов, т. е. против тех основ, которые, по мысли Диоклетиана, приверженного к древнеримским традициям, должны были идеологически объединить подданных с трудом воссоединенной Империи. Жестокий гнет налоговой и военно-административной системы, установленной обожествленными императорами, способствовал проявлению оппозиции к новому режиму в религиозной форме отрицания прежде всего божественности императоров. Это благоприятствовало дальнейшему распространению христианства. Но главной причиной, вызвавшей при Диоклетиане жестокое гонение на христиан, была хорошо налаженная и обладающая большими средствами церковная администрация во главе с епископами. Диоклетиан, по-видимому, усмотрел в ней организацию, параллельную государственной и, следовательно, мешающую окончательному укреплению единства государства, а потому подлежащую уничтожению.
В феврале 303 г. был обнародован первый эдикт против христиан. За ним в скором времени последовали еще три. Было запрещено отправление христианского культа. Приказывалось разрушать церкви и сжигать христианские книги. Имущество христианских общин конфисковывалось. Каждый христианин должен был публично отречься от своей веры и принести жертвы божественным императорам и языческим богам. В числе других это должны были сделать жена и дочь Диоклетиана. Христиане, отказавшиеся выполнять эдикты, подвергались преследованиям, пыткам, тюремному заключению и даже смертной казни; их имущество конфисковывалось.
Убийцы пели:
«Шумного славить начну Диониса, венчанного хмелем,
Многохвалимого сына Кронида и славной Семелы.
Пышноволосые нимфы вскормили младенца, принявши
К груди своей от владыки-отца, и любовно в долинах
Нисы его воспитали. И, волей родителя-Зевса,
Рос он в душистой пещере, причисленный к сонму бессмертных.
После того как возрос он, богинь попечением вечных,
Вдаль устремился по логам лесным Дионис многопетый,
Хмелем и лавром венчанный. Вослед ему нимфы спешили,
Он же их вел впереди. И гремел весь лес необъятный.
Так же вот радуйся с нами и ты, Дионис многогроздный!
Дай и на будущий год нам в веселии снова собраться!» (гомеровы гимны, гимн к Дионису)
Это было не то.
Хватит петь, сказал (молча) я.
Они (мои ошеломлённые телохранители и несостоявшиеся убийцы) пели то, что знали: Вакхические песнопения. Понятно, что в присутствии меня (бога) они не осмеливались петь солдатские куплеты, но те им были бы явно ближе. Они даже не догадывались, насколько. Весь Рим стоял на пороге исчезновения.
Поэтому я (молча) приказал:
Пойте об исчезнувшем легионе, это была солдатская песня: «9 легион (Legio IX Hisp) был сформирован на основе 9 легиона Цезаря, который базировался в Галлии в 58 г. до н.э. Легион победил в нескольких сражениях в Испании и на Балканах, за что и получил титул HISPANA. В 43 г. легион под командованием Авла Плавтия был вызван из Паннонии для участия во вторжении в Британию. В 79 г. наместник Британии Агрикола предпринял ряд завоевательных походов в Шотландию, в которых 9 легион играл ключевую роль. В конце 83 г. некоторые отряды легиона были переброшены на Рейн для ведения войны с хаттами. В 122 г. н.э. легион был переведен в новый лагерь в Карлайсл для того чтобы принять участие в строительстве стены Адриана. Между 120 и 130 гг. легион был перебазирован из Британии в Неймеган в Голландии.
Однако, список легионов Римской империи, составленный в 161-180 гг. не содержит никаких упоминаний о 9 легионе. Был ли он уничтожен во время восстания в Иудее в 132 г. н.э.? И почему об этом не осталось свидетельств? Или легион был отправлен в качестве экспедиционного корпуса в неизведанные земли?
Так или иначе, легион просто исчез. Скорее всего никто никогда не узнает, затерялся ли он в землях современной Прибалтики или, по другой версии, дошёл до самого Китая»
Они (мои убийцы) подчинились. Они (вслух) запели:
«Рассказчик:
Над холмами вьётся штандарт -
Золотой Орёл крылья простёр
Лишь две сотни оставили Боги -
Весь Девятый наш Легион
Центурион:
Хэй, солдаты, перед нами река!
Есть приказ: переправу держать!
Есть приказ будем выполнять!
Солдат:
Командир, это куча дерьма
Центурион:
Кто там умный? А ну шаг вперёд!
Десять розг, чтоб болела спина!
Есть приказ будем исполнять!
Да, ты прав, это куча дерьма!
Гай, возьми два десятка солдат -
Мелкие колья вбейте на дно!
Когда варвары будут идти -
Больше крови во имя Богов!
Да, нас всего две сотни солдат!
Их три тысячи? Ха! Хуже для них!
То-то будет работы тогда,
Когда станут трупы носить.
Солдат:
Командир, может в степи уйти
Меж холмов и спасти Легион?
Центурион:
Зевс! Ещё всыпьте десять розг
И тебя там встретит Харон
Эй, солдаты! За нами степь.
У них лошади нам не уйти!
А оставшись, может примем мы смерть,
Но больше ублюдков с собой захватив!
Здесь только лучшие, те, кто прошёл!
Те, кто остались с Орлом до конца!
Так к вóронам! Либо мы, либо нас!
И Аве, Цезарь! Аве, Солдат!
Да, в Сенате ублюдки одни!
Жирные туши седых богачей!
Не за них, но за Рим и Орла!
Бейте, солдаты, и хватит речей!
Рассказчик:
Над холмами вьётся штандарт -
Золотой Орёл крылья простёр
Лишь две сотни оставили Боги -
Весь Девятый наш Легион» кто бы понял, что мне (богу и императору) жизненно необходима именно жизнь. Что противопоставить подвигу христианина можно только подвиг язычника, столь же угодный Творцу (самому первому Богу, единственному, удалившемуся и не вмешивающемуся в коловращения миропорядка: Пусть там себе плодятся герои и боги, демоны и бесы).
С иудеями нам легко договориться: Они нас ненавидят и презирают, но (после понятного им кровопускания) на время подчиняются. Им нельзя ни в чём доверять, но кому можно? С последователями же галиеянина другое: Им можно доверять; но!
Стоит тебе лишь присмотреться к ним, и вся твоя могучая (и весьма просвещённая) жизнь попросту обессмысливается, если не оказывается гнусна.
И это при всём при том, что все они признают наличие главного бога. Но все они (и иудеи, и последователи галиеянина) попросту отрицают существование других богов. Разве что, именно благодаря их презрению и гордыне, с иудеями можно сосуществовать бесконечно. Для этого достаточно быть умней их, сильней и безжалостней.
А вот сосуществовать с христианами только какое-то время. Потом либо сам становишься христианином, либо навсегда отстаёшь в познании невидимого мира и оказываешься в роли капризного, злого и больного ребёнка.
Вернитесь к орфическим гимнам, сказал я моим убийцам. Прекрасно понимая, что никакое среднее римское образование не подразумевает такого углубления в предмет. Но их углубления мне не было надобно, мне достаточно своего.
Я смотрел на их лица и видел: Они сами не слышат своего пения! Более того, по их мнению они и не поют. Как можно, сопровождая императора? Но (для меня) они послушно запели:
«К ГЕКАТЕ
Я придорожную славлю Гекату пустых перекрестков,
Сущую в море, на суше и в небе, в шафранном наряде,
Ту, примогильную, славлю, что буйствует с душами мертвых,
Ту нелюдимку Персею, что ланьей гордится упряжкой,
Буйную славлю царицу ночную со свитой собачьей.
Не опоясана, с рыком звериным, на вид неподступна,
О Тавропола, о ты, что ключами от целого мира
Мощно владеешь, кормилица юношей, нимфа-вождиня,
Горных жилица высот, безбрачная я умоляю,
Вняв моленью, гряди на таинства чистые наши
С лаской к тому волопасу, что вечно душою приветен!» конечно, это пение было очень мне созвучно: Я находился на невидимом распутье. Но созвучия мне было недостаточно. Ведь и это deus ex machina (слишком человеческое для бога и недостаточно божественное для homo).
Казалось бы, это так много (такое бессмертие): Вмещать во единый миг множество своих и чужих мгновений! И в свою личину (греческую трагедийную маску) множество других личин; казалось бы, это так много: Помещать в своё мимолетное невежество чуть ли не все вселенные окруживших меня вежеств! Знать ещё одно доселе незнаемое, но Именно что но.
Еще, сказал я, чувствуя безнадежность механистического добавления. Мои боги понятные экзи'стансы чего-либо, очеловеченные Стихии (внутреннее и внешнее homo sum), но они не есть суммарный Бог, полученный в результате развития из небытия
Тот, бытие которого так или иначе признают все. Тот, которого (в отличие от малых богов) немыслимо заклясть. Но ведь именно этим я и занимаюсь: Магичествую. Волшебствую. Но я был упорен (ведь какой-то результат всегда бывал получен).
Они продолжили петь:
«КРОНОСУ (фимиам, стиракта)
Пышущий пламенем отче мужей и богов всеблаженных,
В мыслях изменчивый, ты, о Титан незапятнанный, мощный!
Все истребляя, ты снова растишь, умножая, и держишь
Несокрушимые цепи всего бесконечного мира.
Крон-всеродитель всевечный, вещатель коварных глаголов,
Отпрыск богини Земли и звездами полного Неба,
Младших родитель богов, о Реи супруг, Промыслитель,
Родоначальник, живущий в любом уголке мирозданья,
Хитролукавый умом! Услышь умоляющий голос,
Жизни счастливой пошли, о благой, благую кончину!
Хорошо. Хватит, сказал я.
Ведь они большего сказать мне не могли. Я знал, что в борьбе с христианством обречён на поражение. Но поражение в моей борьбе с христианством должно было оказаться таким же торжествующим, как и поражение галиянина в борьбе с фарисеями.
На первый взгляд, я должен был продолжать выдавливать из моих личных «homo sum» (из моего не совсем прошедшего прошлого и не совсем «будущего» будущего) их мимолетные экзиста'нсы, например: «Так просто быть неповторимым, но на песке рисуют рыб и что тогда случилось с Римом? Неповторимый Рим погиб! Кто знает, несколько мгновений или вся вечность на кресте? Не требуется украшений непреходящей красоте.» (Константин Васильев)
Именно этому будущему я сказал:
Хорошо. Хватит, что означало для меня: Хватит говорить, что я уже побеждён! В любом случае, моё мгновение перед крахом вмешает мою победу. Впереди и позади меня нет, но я есть посреди, и в этой среде я бесконечен.
Жалкое бессмертие. Но воины послушно замолчали. Далее мы шли в тишине, закономерно нарушаемой лишь звуком шагов. Закономерность следовало нарушать, ежели мне предстояло победить неизбежное. Да, мы шли от моей женщины, но она совсем не являлась моей женой. Хотя это (в свой черёд: Подобное не всегда подобно подобному) и не являлось определяющим нарушением закономерного.
Мне, богу, можно было читать ещё не написанные стихи перед теми, кто не смог меня убить. Казалось бы, мой распятый соперник здесь мне уступал во всём: Знал лишь арамейский (в то время, как я читал псалом на диалекте ещё неведомого римлянам славянского племени) и не имел нужды заглядывать в будущее, чтобы там искать аргументы своего противостояния грозному прошлому.
Воины, не сумевшие меня убить, принадлежали этому прошлому!
Оставьте меня!
Но Август, воин имел в виду не месяц года, но титул человека.
Оставьте, я имел в виду, что оставляю себе титул. На деле же сказал:
Я иду туда, где даже император нуждается в одиночестве.
На деле и это было не так. Самые гордые патриции Рима не чурались посещать общественные нужники. А уж там ни о какой уединённости речи не шло.
Мой божественный титул. В свете вот только что бывшего возможным его перехода к другому носителю я подумал: Тогда его невидимая суть титул стала бы или «покойник» (отсутствие души в закрытом гробе тела), или пресловутый «вчерашний снег» (пластичность без внутреннего стержня), или ещё как Какова суть моего титула? И мне ли её определять? Кто и как даёт имя бессмертию?
«Говорят, когда Юлиан, уже император, впервые вступил в Константинополь, бывший со времен Константина христианским городом, его встретил старец-слепец и стал обличать, именуя безбожником. «Ты слеп, сказал ему император, и твой Галилейский Бог не вернет тебе зрения». «Слава Богу, что я слеп, отвечал старец, и не могу видеть твоего нечестия, отступник». Юлиан ушел, ничего не ответив. Но кличка Отступник навсегда осталась за ним в истории.