Звучит воображаемый третий звонок, и спектакль начинается.
Какое-то время молча пялюсь в ладонь, а Тимур на меня.
Тот, кого вы ищете, ниже вас ростом.
Тимур фыркает. Конечно, не отличительный признак. Тех, кто ниже ростом, навалом. Но у нас, в шарлатанской среде, принято начинать издалека.
У него белый хвост.
Двое внимательно смотрят на меня.
Настоящий хвост? спрашивает Веня. В голосе чудится радость.
На голове, успокаиваю я. Довольно длинный, до середины спины уши проколоты ногти длинные глаза не могу определить цвет часто меняется
Тимур начинает думать, что в моих словах что-то есть. Или мне кажется из-за задумчивости во взгляде.
Таких примет недостаточно для поисков, признаю я, могу добавить, что тому, кого вы ищете, легко прятаться и скрываться. У него к этому талант.
Вздёргиваю брови, изображая замешательство.
Он следит за вами, ходит следом, не боится попасться на глаза.
Тимур хмыкает.
Он был в Эскамеруне.
У тебя там карта? сдержанно осведомляется Маг, поглядывая на свою открытую ладонь. Естественно там только четыре шарика: голубой, белый, красный и зелёный. Если сразу не понял, что они значат, то уже не поймёт без подсказки.
Половина меня имела привычку называть Меня больным извращённым маньяком, садистом с прогрессирующей шизофренией. Полагаю, дело лишь в гипертрофированном воображении. В сущности её замечания об особом складе ума были близки к истине.
Не в силах прекратить играть, сильнее округляю глаза.
Он сейчас здесь.
Веня озирается.
В городе? уточняет Тимур.
Ближе.
Заставляю глаза затуманиться белой поволокой. Мои слова перестают напоминать наивный трёп расфлиртовавшейся девицы. Кто это украсит миндалевидные глаза бельмами в здравом уме? Если только цеплять нализавшегося галлюциногенных жаб ведьмака или заплутавшего на болоте Ивана-царевича. У него выбор маленький.
В Храме? спрашивает Веня, вскидываясь с места.
Смотрит скупо бросаю я.
Вдруг понимаю, как охрип голос. Рука, сжимающая пальцы Тимура истончилась, выпукло выступили суставы, ногти отвердели, как панцири жуков-носорогов, колыхнулась седая прядь.
Я выглядела иначе.
Ты убил её? вдруг спрашивает Тимур, сверля меня взглядом.
Я что, по его мнению, гожусь лишь в одержимые куклы?
Зачем мне?
Поговорим без посредников?
Уже.
Не играй со мной, брат, предупреждает Маг.
Мне трудно не играть, но лгать я не могу
Между нами висит забытая ладонь и души четырёх стихий. Тимур не сводит с меня глаз. Веня подползает на четвереньках. Я не смотрю на него, только чувствую озноб от его дыхания.
Трудно поверить? легко догадываюсь я. Как мне вас убедить?
Он протягивает свободную руку к моему лицу. Знаю, что это значит.
Веня рядом отчаянно качает головой. Лучше бы ей крепче держаться за шею.
Я понимаю, что ты делаешь, косо поглядываю на угрожающе приближающуюся руку. По доброй воле на такое не согласиться. Веня вздыхает, упирается лбом в моё плечо.
От плеча по телу разливается тепло, тошнота от глаз Тимура отступает, чтобы застрять у горла. Ком мешает говорить.
Тимур дёргает меня за подбородок
Всё естество сопротивляется, боль находит толчками, а потом вгрызается в меня как сволочная клыкастая дрянь. Я не то, в чьи глаза можно вгрызаться, копаться в голове, выворачивать наизнанку душу.
Защита трещит по швам, слетают расставленные на память узелки. Маг неумолимо впивается мне в череп, ломает его изнутри, крушит моё сознание, натыкаясь на расставленные повсюду блоки Это это не для кого то к кх.
Подонок.
Размыкаю веки.
Мир ослепителен режет глаза.
Проморгавшись, понимаю, что ослеплена не великой небесной звездой, а потолочной подсветкой автомобиля.
Из полноценного спектра чувств мне худо-бедно доступно лишь зрение.
Опознаю в двух затемнённых объектах впереди спины Вени и Прохора. Прохор ведёт автомобиль.
Эмпатия просыпается раньше обоняния и осязания. Адепту-дублю нехорошо. Что за идиот посадил его за руль? Ни за что не окатила бы его водой, если б не была в полной уверенности, что Прохор сумеет привести себя в порядок. У него озноб, руки мелко дрожат. Он должен был насухо вытереться, завернуться в толстый плед и спать.
С приходом злости уходит онемение. Шевелю ногой. Надо же, замёрзла. Давно я не мёрзла.
Осознаю, что на животе, прямо на моём животе, под тёмным пледом, то ли тёмно-синим, то ли невнятно-зелёным, закрывающим меня с подбородка до пят, лежит рука. Затылком распознаю вторую.
Тимур придерживает меня у груди. У него закрыты глаза. Никогда не задумывалась, каких сил ему может стоить душевыворачивающая процедура. Надеюсь, моя защита сделала ему больно.
В оскорблённое и осквернённое сознание стучится рациональная мысль. Позвольте, господа, куда мы едем? Зачем покидать Храм? Ведь придётся возвращаться. Не затеяли ли попутчики закопать меня в леске? Выкопаться, конечно, дел на копейку, но это вернёт меня обратно на стартовую линию. Какой по счёту будет попытка? Третьей или четвертой?
откуда только такие дурацкие идеи приходят? Я что, головой ударилась при падении?
Мягче! морщась, шипит Маг на несчастного Прохора.
У адепта всё очевиднее трясутся руки, он озирается в поисках помощи на Веню, но голубые волчьи глаза лишь смотрят в лес, сколько не корми, не умывай, не наряжай в костюмы и не обзывай в лицо человеком.
Тимур недовольно открывает глаза и наконец видит то, что я вижу. Правда, делает свои выводы.
Тормози, болван! Угробить нас решил! Привет, добавляет как ни в чём не бывало, погладив костяшкой указательного пальца мой подбородок. Меняемся местами! Венька, позаботься о сестре! Освобождай руль, ничтожество! Живее! Оставить бы тебя здесь
В окна смотрит плотный ночной лес. Хлопают двери, тёплые колени меняются на прохладные, в кустах у дороги шуршит. Хлопают двери. Веня присаживает меня к себе на руки, бережно поддерживая под спину и под колени.
Он из тех, кто умеет вести себя мило и скромно, преподносить свою застенчивость приятным для окружающих способом. Хамелионий приёмчик для Повелителя нечисти, но всё время, что его знаю, ни разу не обнаружила в его манерах лживости. Просто он такой. Точно так же, как я такая, какая есть.
Веня внимательно изучает моё лицо. Не могу отвести глаз, делаю то же самое. Светлые мягкие волосы, наполняющиеся синевой глаза, красивое мужественное лицо, несколько бледное.
Тимур снова заводит машину и гневно бросает через плечо:
Держи себя в руках!
Кому это он?
Мне, просто отвечает Веня, продолжая дружелюбно на меня смотреть.
Поднимаю руку, чтобы наконец приобнять брата. Хочется сказать братишку, но язык не поворачивается выразиться уменьшительно о ком-то больше меня самой. Он низко склоняется надо мной, касаясь по-собачьи прохладным кончиком носа щеки. Приятно.
Чтоб я видел твоё лицо, грубо и угрожающе вмешивается злющий Тимур.
Веня расстроенно подчиняется.
Вздыхаю. Если бы кое-кто не был болезненно привязан к тонне хромированных железок с кожаной начинкой, в поездке бы вообще не было смысла. А так, если тягать туда-сюда тонну, конечно же придётся постоянно вылезать в повседневность в разных местах и гнать потом по шоссе, гнать и гнать.
Наконец в окне показалась знакомая высотка, с презрением взирающая на чахлые насаждения, именующиеся парком, у своих ног. Приветственно шелестела замедляющая ход река. Месяц и звёзды ещё не выглянули. Выходит, я не так долго оставалась без чувств.
Автомобиль останавливается. Пытаюсь выйти, но Веня неожиданно настойчиво не выпускает, держит на руках и равнодушно к весу и неудобству выбирается на свежий воздух через тесную для двоих дверь.
На этот раз Тимур не демонстрирует недовольства. Идёт вперёд, открывая перед нами двери. Прохор плетётся сзади, еле перебирая ногами. Я боялась, Тимур заставит его ночевать в машине.
Бедняга последним добирается до лифта, но не может сообразить нажать кнопку. Нажимаю двадцатый, прежде чем Тимур заклеймит его парочкой нелестных прозвищ. Потом понимаю, что не должна была знать подобных тонкостей. Спорю на что угодно, Тимур заметил.
Стоило входной двери закрыться, Маг отобрал меня у Вени, снова лишая возможности встать на ноги.
Иди в свою комнату! Тимур распоряжался над моим ухом, так что я чувствовала боком вибрацию его грудной клетки. Прохор, приведи себя в порядок!
Веня уходит, грустно посмотрев на прощание тёмными глазами, но Прохора мне удаётся остановить за плечо. Разогреваю ладонь, дотягиваюсь ей до рассечённого шрамом лица, направляю энергию в компенсацию того, что он потерял, сражаясь совсем не с зелёным новичком, как можно было подумать, а со мной. Лицо наполняется красками, карие глаза оживают. Адепт выглядит лучше, но ему нужно выспаться.
Иди спать.
Прохор легко уступает.
Тимур наблюдает за происходящим, вздёрнув бровь, и, как бы я ни крутилась, равнодушно держит на руках.
Почему он до сих пор не валяется на коленях? с сомнением спрашивает он, когда Прохор скрывается в гостиной. Уже час как рухнула защита. Любому посвящённому должно быть понятно, что ты Третья.
Придётся ответить.
Он ещё некоторое время будет думать обо мне, как о декорации, элементе фона, отмахиваюсь небрежно, неохота с ним говорить. Он утомил меня. Хочу закрыться в своей комнате, привести себя в порядок, избавиться наконец от этого платья И его замечание о Прохоре мне не нравится. Пытаюсь свалиться из захвата.
Тимур почему-то не отпускает, его правая рука неприятно защемила кожу под левым коленом, больно временами так, что аж жжётся а он шагает вглубь коридора, но сворачивает раньше ожидаемого. Заповедная территория, собственная треть Мага. Тут я не была. Чувствую неопределённое беспокойство.
В его комнатах на пол постелен морённый дуб. В левую от входа стену вмурован монументальный камин. Письменный стол в порядке, на который способен лишь очень рациональный и собранный человек, стоит наискось, с расчётом чтобы обладатель сразу видел визитёров. В углу у двери неуклюжее кожаное кресло, мне такие никогда не нравились, как хвост ракообразного, лишённого панциря. Выглядит не очень эстетично, но удобное. Сверху небрежно накинуто пушистое белое руно. В темноте прохода чувствую полупустую комнату со стеллажом и парой тренажёров самых элементарных, каких-то гантелей и штанг. Стеллаж забит чем-то вроде дисков и книг, возможно пластинок, есть какая-то электроника. Дальше спальня с собственной ванной и встроенным шкафом.
Меня наконец ставят на пол. У живота брякает, шею оттягивает на бечёвке висит пригоршня перстней.
Не снимай, пожалуйста, замечает мои намерения Тимур. Они тебя оберегают.
И не дают исчезнуть по-английски, догадливо хмыкаю, но оставляю перстни висеть. Шею так тянет, что кажется, никуда не денешься тупо из-за веса магических побрякушек.
Хочешь, разожгу? Маг кивает на камин.
Собираюсь ответить, но поленья уже вспыхивают. Соблазн был велик.
По десятибалльной шкале, как бы ты оценила свой контроль над силой?
Ненавижу мурню про десять баллов. Десять баллов то, десять баллов сё лошадь лягнула в лоб сколькибалльна твоя боль, подружка отказалась пойти с тобой в кегельбан сколькибалльно твоё разочарование, порвал штаны у всех на глазах сколькибалльно твоё унижение Раздражение навевает мысли о штормах. Уверенно ляпаю:
Девять.
Тимур удовлетворённо кивает. Вот и договорились. Все довольны, пойдёмте спать.
Что-то ещё?
Спрашиваю с откровенным намёком, что «ещё» никак не желательно. Я слишком долго пробыла в центре внимания и предпочла бы передохнуть.
Да, нечутко сообщает Маг.
«Да». Такое неспешное, такое обстоятельное, что я чувствую, что задержусь надолго. Приходится подавить раздражение, постараться не выпустить его на лицо портить отношения с самим Магом по мелочному поводу недопустимо.
Тимур с видом хозяина, извиняющегося за непорядок, отбрасывает с кресла руно, приглашая меня сесть. Что ж, я сяду.
Он тем временем прикатывает солидное кресло из-за письменного стола и вместо того, чтобы поставить его логично напротив меня, устраивает впритык сбоку. Смотрю на Тимура исподлобья. Он накрывает нас обоих материализовавшимся бежевым пледом, украшенным треугольным орнаментом, мягким как шерсть недельных щенят. Подарок от какого-нибудь магического профсоюза.
Почему бы мне не пойти в мою комнату? осведомляюсь подозрительно, пока мне под спину зачем-то просовывается рука.
Твои комнаты не готовы.
Хм. Я думала, что дала достаточно времени
Считай, что мы наклеили голубые обои вместо розовых.
Хороший цвет.
Не склонна придираться к мелочам, лишь бы выбраться из захвата. Не продвигаюсь ни на миллиметр, только жёсткие пальцы сильнее впиваются под рёбра.
Мозг сковывает паралич. Я не нахожусь, что сказать, чтобы убраться, понимаю только, что не хочу с ним сидеть, в его кресле, терпя его руку, в его кабинете. И ссориться, а значит грубить тоже, не имею права.
Знаю. Однажды придётся примириться с его существованием, смириться как с чем-то неизбежным, как с иногда накатывающей хандрой, социальным неравенством, пробками, медленно работающим интернетом. Но не сегодня же!
Утро. Чувствую себя сопротивляющейся сносу развалиной. В бок били-били тараном, а я всё упёрто держусь и не рассыпаюсь на части. Бок в самом деле болит. Тимур не доверился одним лишь амулетам, которые можно снять через голову. Продержал буквально и собственнолично, зажал жёстко вокруг талии. Я много раз видела, как тренируется дружина Храма, но ни разу не видела, чтобы Тимур упражнялся. Природная сила? Уместно говорить о природе в отношении магов? Ну да, эти гантели и штанги в комнате за спиной, но когда это Маг задерживался в своей комнате без женщин? Не для того ж он их водит, чтобы показать как качается?
Много сбивчивых мыслей ну и уборочку он мне устроил сплошной сумбур. Что не разрушил Тимур, снесла собственная защита. Моё разочарование сравнимо с болью архивариуса, в чьём старательно выпестованном каталоге похозяйничал небрежный профессор-светило. Будь профессор хоть дважды светило, записи от того в порядок не вернутся. Очищаю разум, в поисках главного. Амулеты. Возможно стоило быть начеку ночью что ещё мог добавить Маг? Будем надеяться, что он ограничился одеждой и не ввёл мне никакого датчика под кожу, как собаке. После беспорядка, который он навёл у меня в голове, я спала крепко, могла не почувствовать.
Поднявшийся на ноги Тимур потряс меня за плечо. Я уже проснулась, но голова всё равно отозвалась болью. Я молча встала и пошла за ним.
Умываться пришлось под конвоем. Он даже продолжал держать меня за запястье. На мой взгляд, последняя мера была излишней. Нужно быть мнительным, чтобы подозревать в намерении бегства кого-то, кто пришёл добровольно и навсегда.
Зачем я, дура, пришла? Умывалась бы сейчас дома обеими руками и горя не знала.
Мы поменялись. Теперь я стояла за дверями ванной, а Маг внутри. Он на полную крутанул краны и нырнул в воду всей головой. Я переминалась с ноги на ногу. Чего это на мне обуто? Босоножки какие-то. В октябре. Зачем я переобувалась? Уж на ноги едва ли бы кто-то посмотрел, для маскировки достаточно и одежды. В утреннем свете линялое синее платье казалось утяжелённой версией ночной рубашки, какая-то викторианская чопорная рубашка в пол. Тимур сдёрнул белое махровое полотенце с крючка и промокнул лицо и затылок. Волосы были пострижены так коротко, что не видно было, что они взъерошены.