Итог переговоров показался Генриху IV удачным, и потому он, не говоря ни слова своей тогдашней любовнице Генриетте дАнтраг, направил представителя во Флоренцию подписать брачный контракт.
Глава третья
Любовницы короля
Генриетта дАнтраг А до нее у любвеобильного Генриха была маркиза Габриэль дЭстре красивая и остроумная. Получив титул герцогини де Бофор, она не злоупотребляла своим положением и пользовалась расположением двора. Не то что эта Генриетта дАнтраг
Габриэль с первого взгляда очаровала Генриха IV. А ее муж, Николя дАмерваль, сеньор де Лианкур, был очень богат и родовит, но непроходимо глуп и горбат. Их пришлось развести, а отцу красавицы дать место Шартрского губернатора. Вскоре, в июне 1594 года, она родила королю сына, которого назвали Сезаром. Генрих узаконил этого ребенка, ставшего Сезаром де Бурбоном, а потом герцогом Вандомским, герцогом де Бофором, герцогом дЭтампом и т. д. и т. п., а заодно еще и Великим адмиралом Франции.
Потом у них родилась дочь Екатерина Генриетта, которую крестили с торжественностью, подобающей настоящей наследнице престола. С этих пор прекрасной Габриэль дЭстре стали оказывать почести, как законной королеве Франции. А в 1598 году Генрих уже праздновал рождение своего второго сына Александра. Все видели, что фаворитка вот-вот может стать королевой
Она и сама чувствовала, что может стать королевой, но никогда не боролась за это и не торопила события, оставляя свою судьбу на волю высших сил и удачи.
Генрих обожал ее, называл ее «моя государыня» и «мой прекрасный ангел», а она просто была счастлива.
От избытка счастья она стала еще более молчаливой и кроткой. И вот наступил день, когда король объявил своему двору, что он решил жениться на Габриэль в Фомино воскресенье, т. е. в первое воскресенье после Пасхи.
Габриэль не могла прийти в себя, столько приготовлений предстояло ей к этому великому дню. Она заказала себе подвенечное платье из алого бархата, которое было заткано золотом и тонкими серебряными нитями. Стоило оно 1800 экю. 58 алмазов ценой в 11 тысяч экю должны были украшать круглое золотое солнце в волосах будущей королевы.
А 10 апреля 1599 года прекрасной Габриэль дЭстре не стало. Похоже, это постарались завистники.
Ги Шоссинан-Ногаре по этому поводу пишет:
«Все складывалось словно в сказке про фею: впервые в истории король собирался жениться на своей пастушке в тот момент, когда она готовилась снова сделать его отцом. Но внезапно, на Пасху, прекрасная мечта обернулась трагедией. Габриэль скоропостижно скончалась. Народ суеверно усмотрел в этом руку дьявола, с которым фаворитка подписала пакт, чтобы женить на себе французского короля. Что до Генриха, то скорбь его была безмерна. Он приказал похоронить Габриэль как принцессу крови и возродить старый обычай, которому следовали только при погребении супруги короля Франции».
Известие о смерти возлюбленной повергло короля в шок: он плакал, как ребенок, и почти полтора месяца не желал никого видеть. Однако мог ли легкомысленный король вечно оплакивать ушедшую из жизни женщину?
* * *
Через несколько месяцев после смерти «своего прекрасного ангела» король уже был озабочен сразу двумя новыми сердечными делами: сватовством к Марии Медичи и начавшимся ухаживанием за Генриеттой дАнтраг, дочерью Орлеанского губернатора Франсуа дАнтрага.
Из всех фавориток короля эта оказалась самой расчетливой. Прежде чем ответить Генриху взаимностью, она потребовала от него формальный письменный договор, и король пообещал вступить с ней в законный брак, как только она родит ему сына.
После подписания брачного контракта с Марией Медичи во Флоренции Генриетта дАнтраг, возмущение которой можно было понять, отреагировала на это столь громогласно, что итальянские послы, слышавшие ее вопли, стоя под дверью, поспешили попрятаться по своим комнатам. Генрих поклялся, что не собирается жениться ни на какой Марии Медичи. К Генриетте снова вернулась надежда, и она «одарила короля новыми удовольствиями».
А время шло, и с каждой неделей Генрих все больше нервничал. Его Генриетта была на седьмом месяце беременности, и он с тревогой думал о том, что, если она разродится мальчиком, он окажется в ловушке зачем-то данного им же самим слова. Реальная вероятность такой нелепой и такой ненужной в данный момент ситуации мешала ему спокойно спать. К счастью, на помощь ему пришло само небо. В апреле у Генриетты случились преждевременные роды, и она произвела на свет мальчика, который почти сразу умер. Узнав об этом, Генрих почувствовал огромное облегчение, ведь случившееся несчастье избавило его от необходимости исполнять свое обещание. Он подарил буквально убитой горем Генриетте земельное владение Верней, возведенное в маркизат, что, как он считал, должно было послужить бедняге некоторым утешением.
Новоявленная маркиза де Верней немного сбавила тон и стала чуть более покладистой. Генрих обнял ее и с легким сердцем уехал в Лион.
Всю дорогу он резвился, как мальчишка, обмениваясь любовными письмами со своей флорентийской невестой. В одном из них, в избытке хорошего настроения, он написал:
«Как вы желаете мне сохранения моего здоровья, так и я желаю вам того же, чтобы после вашего приезда мы смогли произвести на свет хорошенького ребеночка».
Эта переписка еще ни разу не видевших друг друга людей становилась день ото дня все более нежной. Король называл свою невесту «моя госпожа» и, по обыкновению, впадал в экзальтацию, клянясь ей в вечной любви и целуя «миллион раз» ее ручки. Мало-помалу, захваченный собственной игрой, он почувствовал влечение к этой «маленькой флорентийке», которую он и знал-то только по портрету, к тому же сильно приукрашенному
К маленькой флорентийке Для того, кто видел Марию Медичи, назвать ее так было невозможно. Летом 1600 года ей шел двадцать седьмой год. По тем временам для невесты это уже был серьезный возраст. Конечно, она была на 20 лет моложе Генриха IV, но под определение «маленькая» она, ну, никак не подходила.
Немецкий писатель Генрих Манн описывает ее так:
«Щеки ее, несколько обвисшие, дрожали при ходьбе. Лицо уже расплывшееся, нос длинный, но приплюснутый, а поблекшие глаза бессмысленно смотрят в пространство».
Биограф Генриха IV Франсуа Байру пишет:
«Невозможно себе представить женщину, более непохожую на Генриетту дАнтраг, чем Мария Медичи. Первая была худощавой, темноволосой, живой и жизнерадостной; вторая полной, светловолосой, томной и преувеличенно стыдливой».
А вот биограф кардинала де Ришелье Энтони Леви утверждает, что Мария Медичи «была женщиной грубой, вульгарной, не блиставшей умом и абсолютно лишенной какой-либо изысканности и личного обаяния».
Говорят, что некрасивых женщин не бывает (продолжения этой поговорки не всегда приличны, поэтому приводить их мы не будем. С.Н). А еще говорят, что лучше быть красивой, чем добродетельной, но лучше уж быть добродетельной, чем некрасивой. К сожалению, Мария Медичи не отличалась ни красотой (это было видно сразу), ни добродетельностью (это выяснится очень скоро).
* * *
Было решено, что бракосочетание состоится во Флоренции по доверенности, и король принялся искать человека, который смог бы представлять его в столь ответственных и торжественных обстоятельствах.
Выбор пал на герцога Роже де Бельгарда, который по приказу короля отбыл во Флоренцию с полным набором полномочий для проведения бракосочетания от его имени. Он уехал в сопровождении свиты из сорока человек. Все они погрузились на корабль в Марселе и прибыли во Флоренцию в самом конце сентября.
На пристани их встретили сыновья Великого герцога Тосканского, а сам правитель Тосканы уже ждал делегацию в своем дворце. Герцог де Бельгард предъявил письмо от своего короля и на словах подтвердил цель миссии, с которой он прибыл.
Глава четвертая
Свадьба Генриха IV и Марии Медичи
Церемония этого весьма странного для нынешних времен бракосочетания по доверенности состоялась 5 октября 1600 года, и провел ее кардинал Пьетро Альдобрандини, специально присланный своим дядей папой Клементом VIII.
Узнав, что все свершилось, Генриетта дАнтраг, находившаяся в Лионе, куда ее вызвал король, вновь поддалась приступу неописуемого гнева. Она металась по комнате, швыряла на пол посуду и требовала, чтобы Генрих даже не смел принимать флорентийку, когда та приплывет на своем набитом сокровищами корабле. А еще она угрожала, что в противном случае сама будет открыто участвовать в торжествах, представившись его возлюбленной. Более того, она обозвала своего любовника лжецом, а король, к изумлению всех, кто присутствовал при этой сцене, даже ничего на это не возразил.
Видеть не желаю эту толстую тосканскую банкиршу, кричала Генриетта дАнтраг.
Генриха IV забавлял буйный нрав любовницы, почему он и сидел спокойно и наблюдал за ней.
Немного придя в себя, Генриетта спросила, когда должна приехать его «банкирша».
Сразу, как только я очищу свой двор от всех шлюх, хитро улыбаясь, ответил король.
После этого в их отношениях на несколько дней установился заметный холодок
* * *
После церемонии Мария Медичи несколько дней оставалась во Флоренции, а потом, 13 октября 1600 года, покинула родной город и отправилась на родину своего мужа, которого она так еще ни разу и не видела. Фактически она ехала в полную неизвестность, переполненная лишь одними мечтами о долгожданном «принце на белом коне» и о любви, которая «поразит подобно молнии».
Марию сопровождали ее тетушка Великая герцогиня Тосканская, младший брат Антонио Медичи и множество других флорентийцев обоих полов, в числе которых выделялся некий Кончино Кончини, о котором подробнее мы расскажем ниже.
17 октября 1600 года Мария Медичи уже была в Ливорно и уже оттуда поплыла в направлении Франции.
Потом она на несколько дней остановилась в Генуе. Генуэзские власти встретили Марию со всем возможным гостеприимством и максимальными почестями. В этом городе ей пришлось пробыть девять дней. Дело в том, что разыгрался такой страшный шторм, что даже самые опытные моряки не решались выйти в море. Некоторые увидели в этом дурное предзнаменование, но Мария хранила спокойствие, ничем не показывая своего внутреннего волнения перед этой поездкой в неизвестность.
Когда ветер стих и Мария все же прибыла в Тулон, она сошла с корабля, борта которого буквально сверкали драгоценными каменьями, а на якорь вместе с ним стала не одна эта галера, а целых три сопровождавших ее флотилии: тосканская, папская и мальтийская (тосканская эскадра состояла из 18 галер, папская из семи, а мальтийская из пяти). Генуэзские власти тоже хотели отправить с Марией свои галеры, но принцесса поблагодарила и отказалась. В любом случае ее прибытие во Францию было столь великолепно, что многие очевидцы этого торжественного события потом утверждали, что никогда в жизни не видели на море ничего более прекрасного и красочного.
3 ноября примерно в десять часов вечера Мария Медичи прибыла в Марсель. Там ее встретила целая делегация во главе с герцогами де Немуром, де Гизом и де Вентадуром. Тут же были кардиналы Жуайез, Гонди и Сурди, а также несколько епископов и членов Государственного совета.
Прибытие супруги французского короля было отмечено тысячей выстрелов из пушек. Четыре марсельских консула торжественно вручили ей символические ключи от города. Потом ее проводили в королевские покои, чтобы она могла отдохнуть после длительного путешествия.
Все время, пока Мария Медичи находилась в Марселе, ежедневно устраивались великолепные праздники и всевозможные увеселения. Самого Генриха IV не было (это, кстати, очень удивило Марию), но его доверенные лица делали все возможное, чтобы супруга короля не скучала и чувствовала себя, как дома.
Наконец, сопровождавшая Марию Великая герцогиня Тосканская, ее тетушка, заявила, что очень сожалеет о том, что так и не увиделась с французским королем, но ее ждут неотложные дела, и она вынуждена возвращаться во Флоренцию. После этого она взошла на палубу лучшего из своих кораблей и покинула свою племянницу. Сама Мария Медичи в тот же день тоже оставила гостеприимный Марсель.
17 ноября она уже была в Эксе, а 19-го в Авиньоне. Авиньон находился во Французском королевстве и как бы вне его. Это была папская область, где иезуиты оказали Марии Медичи прием с пышными триумфальными арками и цветистыми речами. Когда же ей на прощание пожелали ребенка, она не замедлила впасть в некий почти мистический транс, ведь она и сама так давно мечтала об этом.
2 декабря 1600 года Мария Медичи в сопровождении собственного конвоя из двух тысяч всадников была в Лионе, где она, к своему еще большему удивлению, вновь не нашла французского короля. Развязный и безответственный, он, оказывается, отправился в небольшое путешествие в обществе Генриетты дАнтраг, с которой снова помирился
Мария Медичи этого, конечно же, не знала. Она просто решила оставаться в Лионе и ждать приезда Генриха IV. В городе ей были оказаны невиданные почести. В ее честь в местном соборе был отслужен Te Deum, и местные жители все восемь дней, что Мария находилась в городе, только и занимались тем, что выражали свой восторг по поводу ее приезда. Конечно, это было приятно, но чувство уже достаточно сильного беспокойства все равно не покидало флорентийку.
* * *
Генрих приехал лишь 9 декабря примерно в девять вечера.
Он взял с собой тысячу человек охраны, ибо прослышал, какой пышной свитой окружила себя чужестранка, и не хотел ни в чем уступать ей. Однако войско его после трех месяцев войны в горах было в неприглядном виде: уставшее, грязное, оборванное. Сам король был одет в какое-то старье, а его сапоги забрызганы грязью сверху донизу. Он решил показать будущей жене зрелище настоящего победителя, памятуя, что лучшим украшением любовника во все времена была победа. Он и в самом деле собрался предстать перед ней, специально не переодеваясь.
И все же перед собой Генрих послал в Лион одного из своих придворных, испытанного вестника любви, который ничему никогда не удивлялся. Он должен был лично оценить наружность флорентийки и передать свои впечатления королю. «Разведчик» нашел Марию Медичи сидящей за трапезой и укутанной в меха и покрывала. Архиепископский дворец, первое ее местопребывание в новой стране, казался ей нестерпимо холодным. Чтобы согреться, она выпила уже немало вина, и, когда «разведчик» сообщил ей о скором прибытии короля, кровь бросилась ей в лицо, а потом ее всю сковал какой-то ужас. Посланник короля приписал это незнакомой обстановке и климату, ибо тот факт, что рослая крепкая особа лет под тридцать испугалась мужчины, просто не мог прийти ему в голову. О своих впечатлениях он тут же доложил королю, но сделал это в столь дипломатичных выражениях, что тот ничего не заподозрил.