В это время люди по всей стране стали вооружаться. Часто это были этнические ополченцы, связанные с сепаратистской борьбой. Им противостояли национальные грузинские группы, включавшие сформированную в 1989 году организацию Мхедриони (в переводе с грузинского «Всадники») и Национальную гвардию. Обе группы были основаны и управлялись прошедшими через тюрьмы преступниками и, укомплектованные недисциплинированными рекрутами, быстро отделились о твластных структур и занялись корыстной и вымогательской деятельностью. Эти группы входили в коалицию, силой свергнувшую в декабре 1991 года первого президента независимой Грузии Звиада Гамсахурдиа. В условиях вакуума власти Эдуард Шеварднадзе, бывший первый секретарь ЦК КП Грузинской ССР (19721985) и советский министр иностранных дел в правительстве М. С. Горбачева, был снова приглашен в Грузию и в 1992 году начал снова руководить страной.
Присутствие Шеварднадзе придало Грузии международный авторитет. Он приступил к созданию конституционной основы государства. А к 1995 году кооптировал такие внеправовые военизированные формирования, как Мхедриони, в государственные структуры и договорился о временном прекращении на территории Грузии вооруженных конфликтов. Шеварднадзе находился у власти в 19922003 годах. В течение этого времени его положение нередко было шатким. Правительство в Тбилиси утратило контроль над территорией страны, управляло одним из самых коррумпированных государств мира [Transparency International 2003][9] и имело в своем распоряжении минимальный бюджет.
Шеварднадзе оставался зависимым от неформальных договоренностей между центром и региональными лидерами, предоставляя им относительную автономию в обмен на лояльность режиму [Stefes 2006]. Грузины, народ, известный в советское время тесными социальными связями и культурой неформальной взаимопомощи, обращались к неформальным защитникам и помощникам в разрешении споров, что помогало налаживать жизнь.
В этом отношении конкурентное преимущество имела одна группа действующих лиц воры в законе. С отступлением государства эти люди становились все более заметными. Профессиональные преступники, они имели в грузинском социуме тщательно культивируемую и основанную на мифологизированном прошлом репутацию почетных нарушителей закона. Среди всех советских республик Грузия была крупнейшим поставщиком воров в законе. После распада Советского Союза эта сомнительная честь сохранилась. По состоянию на 2004 год из примерно 1000 воров в законе на постсоветском пространстве 350 были выходцами из Грузии, что для страны, население которой составляло 2 % всего советского населения ([Глонти, Лобжанидзе 2004: 34]; см. также [Калинин 2001; Утицин 2006; Ворособин 2006; Данилкин 2006])[10] является крайне непропорциональным числом.
В 1990-е годы воры в законе действовали в Грузии безнаказанно, внедряясь в легальную экономику и поддерживая своих покровителей в грузинском парламенте. Временами они казались более могущественными, чем правительство. Как утверждают, в июне 2003 года, председательствуя на заседании правительства в Тбилиси, Шеварднадзе признал: «воры в законе съели страну». При этом в марте 1992 года он сам был приглашен в Грузию известным вором в законе Джабой Иоселиани, который в то время входил в свергнувший президента Гамсахурдиа [Wheatley 2005; Zurcher 2006; Areshidze 2007] правящий триумвират. Вышеприведенными словами Шеварднадзе отреагировал на известие о том, что один из известных воров в законе Тариэл Ониани сыграл важную роль в освобождении трех сотрудников Организации Объединенных Наций, взятых в заложники в Кодорском ущелье в Западной Грузии. Полномочный представитель Шеварднадзе в этом ущелье Эмзар Квициани с гордостью сообщил прессе о своих связях с ворами в законе и примененных методах спасения заложников [Devdariani 2003]. Действительно, Квициани был знаком с криминальным миром, поскольку его племянник Бачо Аргвлиани являлся инициированным вором в законе, и, используя неуправляемую полувоенную организацию Монадире («Охотник»), якобы подчиненную Министерству обороны Грузии [Edilashvili 2006], они вместе преследовали собственные цели на границе с отколовшимся регионом Абхазией.
Ко времени этого похищения недовольство правлением Шеварднадзе выросло, в особенности из-за ошеломляющей коррупции в стране и отсутствия функционирующего государственного бюджета. В ноябре 2003 года спорные результаты парламентских выборов вызвали массовые протесты, приведшие к мирному свержению Шеварднадзе. Этот захват власти стал известен как «революция роз»[11]. В результате молодой юрист и бывший министр юстиции Михаил Саакашвили и его партия «Единое национальное движение» (ЕНД) на относительно свободных и справедливых выборах [OSCE 2004а; OSCE 2004b] в 2004 году на волне популярности вошли в правительство.
Несмотря на то что реформы были зачастую спорными, они отличались быстрыми темпами, масштабностью и сумели преобразить Грузию. Их суть заключалась в возрождении монополии государства на насилие на всей контролируемой им территории. Местным лидерам был брошен вызов, и центральное правительство одержало верх. Полиция и тюрьмы были массово очищены от коррумпированных чиновников, а 17 тысяч сотрудников Министерства внутренних дел были уволены и заменены новыми людьми [Kupatadze et al. 2007]. Ввиду возросшей нагрузки на суды были введены в юридическую практику соглашения о признании вины, были также построены новые тюрьмы и введен принцип нулевой терпимости ко всем преступлениям, в результате чего число заключенных в период с 2003 по 2010 год подскочило на 300 % [Slade 2012а].
В этом контексте организованная преступность стала главной мишенью нового правительства. В 2005 году была развернута кампания по борьбе с мафией. Ее главной мишенью были воры в законе. Развернутая в соответствии с сицилийским опытом, эта кампания имела три направления атаки. Во-первых, в законодательство были внесены изменения, которые криминализировали саму принадлежность к преступным сообществам, известным как курдули самкаро, или «воровской мир», а также обладание статусом вора в законе. Новые законы позволяли конфискацию имущества, приобретенного незаконным путем. Уголовный кодекс был изменен так, чтобы выделить для содержания воров в законе специальную тюрьму вдали от других заключенных при исключительно суровом режиме. Во-вторых, как уже упоминалось, пенитенциарная система и полиция были очищены от коррумпированных элементов, которые ранее вступали в сговор с ворами в законе. Этим был ликвидирован буфер покровительства, который в прошлом защищал воров в законе от действий государства. В-третьих, несколько позже на низовом уровне была начата программа гражданского просвещения, которая способствовала «правовой социализации» и объясняла негативные последствия организованной преступности.
Кампания, несомненно, была успешной. К июню 2006 года генеральный прокурор сообщил, что в Грузии не осталось ни одного не сидящего в тюрьме вора в законе [Лента 2006]. К 2007 году только 7 % респондентов в национальном опросе избирателей сообщили о положительном отношении к ворам в законе [International Republican Institute 2007]. В недавнем репрезентативном исследовании преступности, проведенном Грузинским международным центром общественного мнения и маркетинга [GOR-BI 2010], 70 % респондентов заявили, что авторитет воров значительно снизился; 10 % что он несколько снизился; а 6 % что он был потерян. Индекс организованной преступности Всемирного экономического форума (World Economic Forums Organized Crime Index), показав заметные улучшения в период с 2004 по 2006 год [Kupatadze 2012: 10][12], подтверждает прогресс Грузии.
Конечно, это не означает, что вся организованная преступность, более широкая категория, определяемая как долговременные преступные действия, совершаемые с участием многочисленных координируемых субъектов, пытающихся монополизировать торговлю каким-либо незаконным продуктом или услугой с использованием насилия или угрозы насилия [Schelling 1984; Varese 2010], была в Грузии полностью ликвидирована. Организованная преступная деятельность, такая как торговля наркотиками, организованная проституция, незаконные игорные синдикаты и контрабандная перевозка людей, все еще имеет место. Однако есть некоторые свидетельства того, что с началом борьбы с ворами в законе число таких случаев значительно уменьшилось. Хотя трудно судить об уровне организованной преступности конкретно, последние исследования в этой области показывают, что уровень виктимизации среди жителей Грузии значительно снизился и достиг уровня, существовавшего до 1991 года, более низкого, чем во многих частях Западной Европы, а чувство безопасности значительно усилилось. Респонденты неизменно объясняли это двумя взаимосвязанными реформами: полицейской реформой и политикой борьбы с мафией [GOR-BI 2010].
Существует целый ряд причин, по которым в грузинском контексте борьба с ворами в законе должна была предшествовать общему ослаблению организованной преступности. Во-первых, воры в законе и их сообщники не только часто действовали в сфере организованной преступности, такой как незаконный оборот наркотиков или отмывание денег, но и, будучи мафией[13], обеспечивали дополнительные функции управления защиту и арбитраж в преступном мире, что делало возможной координацию между преступниками и, следовательно, способствовало организованной преступности. В сущности, воры в законе создали трест, необходимый для функционирования преступного мира. Во-вторых, правила и иерархия «воровского мира» были ориентиром для большей части криминального бизнеса в Грузии. Именно из-за этого политика борьбы с мафией предусматривала забрасывание широкой сети, вылавливающей людей, которые, лично имея с ворами в законе очень мало общего, вели организованную преступную деятельность в условиях «воровского мира», тем самым подвергая себя риску сурового наказания в соответствии с новыми законами.
Таким образом, политика борьбы с мафией играет важную роль в объяснении более общих тенденций к повышению уровня безопасности, снижению уровня виктимизации и сокращению организованной преступности в отличающемся высоким уровнем насилия регионе мира. Важно подчеркнуть значение государства и его политических установок, включающих в себя использование как наилучших международных практик в форме копирования передовой политики и перенимания опыта, так и наихудшей местной практики в виде нарушений прав человека и существования карательного и жестокого режима. Посвященная этому дискуссия рассматривается в главе 4. Однако нам еще предстоит поинтересоваться, почему сам воровской мир не смог противостоять государству. Как показано в главе 2, устойчивость организованных силовых групп к государственному давлению во всем мире весьма неодинакова. Как же объяснить такую вариативность?
Вопрос устойчивости
Последствия политики борьбы с ворами в законе чувствуются в Грузии очень остро. Успешный на первый взгляд результат и победа государства вызывают недоумение по целому ряду причин. Во-первых, непонятно, почему эта политика практически не встречала устойчивого сопротивления по сравнению, например, с реакцией сицилийской мафии, которая убивала судей и проводила кампанию террора, когда государство выступило против нее в 1992 году [Jamieson 2000; Schneider, Schneider 2003][14]. Во-вторых, результат тем более загадочен, поскольку за свою долгую историю воры в законе уже пережили множество внешних ударов. Что же изменилось на этот раз, если вообще что-то изменилось? В-третьих, как мы можем объяснить все эти успехи, учитывая, что до «революции роз» проблема организованной преступности на постсоветском пространстве и в Грузии в частности рассматривалась как неразрешимая и считалась естественной особенностью культуры, а также социально-экономического ландшафта в этой части мира? Ответы на эти вопросы имеют значение за пределами Грузии, как в ближайшем регионе, так и вообще в странах, где организованную преступность якобы невозможно искоренить. Они также явно имеют отношение к общему исследованию организованной преступности и политике борьбы с ней.
Вот кажущийся очевидным ответ: политика борьбы с мафией, проводимая грузинским правительством, была настолько широкомасштабной и жесткой, что фактически эту мафию уничтожила. Однако это слишком упрощенная точка зрения, что и продемонстрировано в данной книге. Отдавая должное политике грузинских властей, она рассмотрит загадку того, что случилось с ворами в законе в Грузии, с другой точки зрения с точки зрения самих преступников. Вопрос, на который эта книга ищет ответ, таков: почему мафия в Грузии не смогла дать отпор, когда государство бросило ей вызов? Этот вопрос можно более специфично сформулировать следующим образом: как объяснить низкий уровень устойчивости имеющих авторитетный криминальный статус вора в законе лиц к антимафиозной политике в Грузии, проводившейся с 2005 года?
Для того чтобы показать, как воры в законе стали уязвимы для государственного давления, исследование будет опираться на теорию устойчивости к экзогенным шокам. Главный аргумент в этом случае будет состоять в том, что организованная преступность далеко не всегда получает удовольствие от вакуума власти. Так что в условиях неопределенности, высокого риска и нестабильности в Грузии после обретения независимости, под влиянием новых социально-экономических условий эффективность действий местной мафии снизилась, криминальная составляющая ее структуры оказалась неспособна к адаптации. Таким образом, как только в 2005 году в Грузии началась кампания по борьбе с мафией, воры в законе оказались дезорганизованными, крайне уязвимыми и неспособными оказать какое-либо скоординированное или устойчивое сопротивление. Данное тематическое исследование дополняет литературу, посвященную устойчивости преступных сетей и пониманию организованной преступности и политики борьбы с ней в бывшем Советском Союзе.
Книга включает шесть основных (38) глав, в которых анализируются переменные, влияющие на уязвимость и устойчивость организованных преступных групп применительно к ворам в законе. До перехода к ним следующая глава коснется более глубокой истории воров в законе до 1991 года. В ней также приводится краткое рассмотрение теории упадка мафиозных организаций и их устойчивости, которая служит основой остальной части книги. Эта глава также содержит примечание, посвященное используемым в книге методологии и источникам.
2. Устойчивость и упадок мафиозных организаций
Воры в законе появились несколько десятилетий тому назад, скорее всего, в 1930-е годы. С тех пор произошли огромные потрясения и глубокие социальные преобразования. В 1950-е и 1980-е годы воры в законе были объектами целенаправленной политики. В период с 1930-х по 1980-е годы и вновь в 1990-е годы в социально-экономических условиях произошли резкие изменения. Учитывая долгую и бурную историю воров в законе, их с полным основанием можно назвать гибкими людьми. Эта устойчивость, по-видимому, была значительно снижена после того, как в 2005 году грузинское государство начало борьбу с ворами в законе основная задача исследования состоит в том, чтобы объяснить снижение этой устойчивости. Главная цель данной главы определить и рассмотреть важнейшие концепции книги, дать обзор литературы, посвященной упадку мафиозных организаций, и заложить основу для понимания переменных факторов, связанных с устойчивостью мафии. В этой главе также кратко комментируются источники данных и примененные методы. Сначала, однако, здесь дается очень сжатый обзор истории воров в законе, поскольку она тесно связана с ситуацией в Грузии. Эта история неопровержимо свидетельствует о проверенной способности своих героев противостоять государственному давлению и общественным изменениям.