После занятий Лена предлагает подвезти меня до работы, сообщая, что ей нужно заглянуть к отцу по одному важному вопросу.
Кажется, кое-кто вдохновил меня на рабочие подвиги. Папа так тебя хвалит, что мне тоже захотелось.
Я перевожу дыхание, когда речь заходит о Борисе Александровиче и моих успехах. А мысль о нашей новой встрече вызывает у меня противоречивые чувства. С одной стороны, мне стыдно за мою вчерашнюю смелость и сказанные слова, а с другой я ничего предосудительного не сделала. Всего лишь сказала правду. Но впредь обещаю себе быть сдержаннее. У Лены и ее отца своя семья, и я не имею права в нее вмешиваться.
В здании офиса я прощаюсь с Ленкой и направляюсь на свое место. Включаю ноутбук и погружаюсь в работу, чтобы в конце дня отнести отчеты Стефании на проверку.
Выхожу из кабинета и нос к носу сталкиваюсь с Борисом Александровичем, который как раз выходит от своей помощницы.
Здравствуйте, чуть ли не шепотом говорю я, уставившись на белоснежный воротник его рубашки, вдыхая знакомый аромат парфюма.
Здравствуй, Сона, доносится его немного грубоватый голос сверху.
Я осмеливаюсь поднять глаза, что стоит мне нечеловеческих усилий.
Все нормально? спрашивает Борис Александрович, задерживая взгляд на папках, которые я прижимаю к своей груди.
Да, я все доделала, с готовностью киваю, чувствуя, как пульсирует сердце. Несу Стефании отчеты по жилому комплексу Элита, перевожу глаза на настенные часы, отмечая, что скоро мы поедем с Борисом Александровичем домой.
Молодец, снова хвалит меня Ленин отец, отчего я тут же расцветаю в улыбке. Даже настроение поднимается, и начинаю ощущать себя увереннее.
Но к моему разочарованию, поговорить у нас больше не получается, Борису Александровичу кто-то звонит, и он направляется в свой кабинет, включаясь в беседу и отдавая кому-то указания. Несколько секунд уходит на то, чтобы я опять смогла полноценно дышать, а потом иду сдавать свою работу Стефании.
Примерно через час, когда со всеми отчетами покончено, я жду, что за мной зайдет Борис Александрович со словами «Поехали домой», но вместо этого на мой телефон звонит Виталий и говорит, что ждет меня внизу.
Не в силах скрыть острого разочарования, я машинально спрашиваю: Почему?, и получаю неутешительный ответ:
Распоряжение Бориса Александровича. Теперь забирать вас с работы буду я.
Виталий не соврал. Теперь в конце каждого рабочего дня у входа в офис меня ожидала машина, но Бориса Александровича в ней не было. Домой я добиралась в одиночестве, а сам он возвращался ближе к полуночи. Наверное, проводил время с той красивой блондинкой.
Привычные вещи вдруг перестали приносить мне радость. Если раньше, просыпаясь в огромной двуспальной кровати на нежнейших сатиновых простынях, я испытывала желание визжать от радости, то сейчас с трудом поднималась по будильнику и, не заглядывая в окно, плелась в душ, чтобы влиться с рутину: университет работа дом. Даже любимый пряный мокко стал казаться безвкусным. Причину я по-прежнему не понимала, вернее, отказывалась понимать.
Единственное время, когда я продолжала ощущать жизнь это время в компании жизнерадостной Ленки, и еще когда, идя по офисному коридору, ненароком встречала ее отца. Борис Александрович конечно никак не пояснял причину своего решения, только приветствовал меня кивком головы и сдержанно интересовался, все ли у меня нормально. Я врала, что у меня все отлично, а потом, сидя за своим офисным столом, проматывала в голове каждую секунду этой мимолетной встречи. Как Ленкин отец при этом выглядел, во что был одет, и как звучал его голос. Все это меня пугало, и отчасти по этой причине я приняла предложение Сергея сходить в кино. Потому что сходить в кино со своим ровесником куда нормальнее, чем впасть в депрессию из-за того, что отец подруги больше не нуждается в моей компании по пути к дому.
Сона! запыхавшийся голос Стефании заставляет меня вынырнуть из череды невеселых мыслей и поднять глаза. Вот! Она опускает передо мной файлы. Минут через сорок в офис подъедет Борис Александрович. Бумаги нужно срочно занести к нему. Я сама не успеваю меня в генеральном управлении ждут. Не забудешь?
Машинально накрыв документы ладонями, я качаю головой. Пульс частит. Конечно не забуду. Разве о таком вообще можно забыть?
Ровно через сорок минут и ни минутой позже я покидаю кабинет, чтобы выполнить данное мне поручение. С каждым шагом мандраж внутри растет. «Глупая, ругаю я себя. Да он едва на тебя взглянет. Просто положишь бумаги на стол и уйдешь».
Но убеждать себя бесполезно. Сердце будто с цепи сорвалось. И в голове постоянно крутится вопрос: «А достаточно ли я хорошо выгляжу?», «Уместно ли будет спросить, как у него настроение?»
Дойдя до нужного кабинета, я заношу руку и негромко стучусь. Ответа не следует. Стучусь еще раз и, получив все тот же результат, решаюсь аккуратно приоткрыть дверь.
Первое, что попадает в поле моего зрения это широкая спина, обтянутая серым пиджаком. Ленкин отец стоит возле окна с телефоном в руке.
Я это уже слышал. Кто я, по-твоему? Пиздюк, которого ты можешь завтраками кормить? Рот свой закрой и слушай Завтра вся сумма должна быть у меня на расчетном. Не будет пеняй на себя. По судам таскать не буду. Сначала ноги прострелю, потом попрощаешься с яйцами. Ты меня знаешь слов на ветер не бросаю.
От услышанного рот наполняет сухой металлический вкус. Сердечные удары бешено сотрясают ребра, но я не могу двинуться с места. И даже осознание того, что меня в этот момент быть здесь не должно, не помогает. Я впервые слышу, как угрожают здоровью другого человека, и этот факт повергает меня в шок. Все эти ужасные слова произнес не кто-нибудь, а отец моей подруги, в чьем доме я остановилась. Мужчина, которым я безмолвно восхищалась, как успешной личностью и прекрасным отцом.
Сона, металлический голос Бориса Александровича заставляет меня вздрогнуть. Давно здесь стоишь?
Я Нет. И я стучалась, сиплю, уставившись в логотип откусанного яблока на мониторе. Руки мелко дрожат. Стефания просила передать вам бумаги.
Не дожидаясь ответа, я срываюсь с места, опускаю на стол стопку файлов и, не взглянув на отца Лены, со всех ног несусь к двери. Он окликает меня по имени, но я не нахожу в себе сил обернуться. Пусть уволит меня за неподчинение. Просто не могу. Не после услышанного.
«Папа далеко не Дед Мороз, оживает в голове голос Ленки. Многие его боятся».
Ее слова вовсе не подразумевали то, что окружающие испытывают к ее отцу трепет и уважение. Она имела в виду, что они действительно его боятся. Кто вообще такой Борис Тихонов? Чем в действительности зарабатывает на жизнь, если так запросто грозит расправой живым людям? И как мне в следующий раз встретиться с ним глазами?
13
Ну и как тебе фильм? интересуется Сергей, когда мы, жмурясь от ударившего в глаза света, покидаем зал кинотеатра.
Немного банальный, если честно.
Испугавшись, что такое признание может показаться ему бестактным (все-таки это он выбирал сеанс и покупал билеты), я быстро поясняю:
Хотя жанр приключенческого боевика другого и не предполагает, правильно? Тема экшена была на уровне.
Ты меня как будто обидеть боишься, с улыбкой замечает Сергей, смахивая с моей рубашки кусочек попкорна. Расслабься. Я тоже не сильно в восторге. Понятия не имею, почему у этого фильма такой высокий рейтинг.
Я с облегчением улыбаюсь ему в ответ. В этот момент он даже начинает нравиться мне чуточку больше. Приятно, когда человек разделяет твое мнение и вкусы.
Наверное, дело в актере, сыгравшего главного героя. Он сейчас на пике популярности.
Ага, подхватывает Сергей. Я в этом году три фильма с ним посмотрел. Уже поднадоела его рожа немного.
Впервые за последние дни мне становится весело. Все же хорошо, что я приняла его приглашение, вместо того торчать в доме Тихоновых, изводя себя невеселыми мыслями. В компании Сергея мне удивительно легко, несмотря на нашу разницу в социальных статусах.
Тебя отвезти домой или заедем куда-нибудь выпить кофе? спрашивает он, когда мы оказываемся сидеть в машине.
Я смотрю на часы. Время начало одиннадцатого, еще минут тридцать-сорок займет обратный путь.
Домой. Уже довольно поздно, а я все же живу в чужом доме.
У Лены строгий отец, да? Сергей усмехается. Я помню, как он меня тогда на парковке припечатал. Непростой мужик.
Он нормальный, бормочу я, глядя себе на колени. Просто чувствует за меня ответственность. И почему вдруг непростой?
Непростой, в смысле с прошлым. Ну, ты и сама в курсе, наверное, если вы с Леной давно дружите.
О чем я должна быть в курсе? переспрашиваю, ощущая, как позвоночнику струится холодок.
Про прошлое Тихонова. Оценив мое растерянное лицо, Сергей заводит двигатель. Вижу, что не в курсе. Он был очень влиятельным человеком в криминальных кругах, до того, как легализовался. В интернете информации много. Почитай, если интересно на досуге. Хотя лучше не стоит.
Не найдя, что сказать, я пристегиваюсь и отворачиваю к окну. Поднявшееся настроение быстро ползет вниз. Я получила еще одно подтверждение, что не зря так сильно испугалась, подслушав тот телефонный разговор.
Вот уже три дня я извожу себя мыслями о том, как мне быть с этой информацией. Особенно мучительно то, что я ни с кем не могу ее обсудить: ни с мамой, ни тем более с Ленкой. Я привыкла думать, что все, что связано с угрозами и членовредительством должно караться законом, и теперь нахожусь в полной растерянности. Образ Бориса Александровича как эталона мужчины больше не клеится. Я знаю его как человека, любезно предоставившего мне кров и работу, человека, которого уважают на работе и который в одиночку заботится о дочери Но как уложить в голове то, что вместе с этим он, возможно, нарушал и продолжает нарушать закон?
Ты что-то совсем загрустила. Остановив машину возле въездных ворот в дом Тихоновых, Сергей вглядывается в мое лицо. Всю дорогу молчала.
Устала немного, вру я. Никак не могу привыкнуть к графику.
Тогда не буду насиловать тебя разговорами. Беги. Спокойной ночи.
Я смотрю, как Сергей тянется ко мне будто бы для поцелуя и затаиваю дыхание, когда его губы осторожно касаются моей щеки. Благодарность и облегчение затапливают меня с головой. Я еще не готова перейти грань дружеских отношений. Не так быстро.
Спасибо за кино и за то, что довез. Я хорошо провела время. Правда. Ты меня очень отвлек.
Рад стараться, в полумраке салона улыбка Сергея выглядит люминесцентной. До встречи в универе.
При виде Мерседеса, припаркованного во дворе, я вновь ощущаю легкую дрожь в руках. Ленкин отец дома, тогда как машины подруги почему-то нет на месте.
Разблокировав телефон, я быстро набираю ей сообщение:
«Ты где?»
В окне на втором этаже горит свет, как раз там, где находится кабинет Бориса Александровича. Меня в очередной раз посещает мысль о необходимости съехать. Находиться с ним в одном доме по многим причинам становится все мучительнее. Только в случае переезда логичнее будет искать другую работу, а это сильно осложняет путь в самостоятельность. Хоть и говорят, что не в деньгах счастье, все же их наличие значительно упрощает жизнь.
«Я у Карины Набутовой на дне рождения. Я вообще-то тебе говорила. Даже папа в курсе».
Я раздосадованно прикрываю глаза. Точно. Уйдя в свои переживания, я напрочь об этом забыла.
«Вспомнила. Хорошо тебе повеселиться. Я дома. Ложусь спать».
Запихнув телефон в сумку, я беззвучно проскальзываю в дом и иду прямиком в свою комнату, чтобы избежать малейшей возможности встретиться с Ленкиным отцом. После того случая мы пару раз случайно пересекались в офисе, и он вел себя как обычно, не выдавая ни малейшего недовольства тем, что я сбежала из его кабинета.
Умывшись, я забираюсь в кровать с книгой, но отключаюсь уже на первых строчках. Видимо сказывается эмоциональный перегруз.
Просыпаюсь от ощущения, что горло сдавило кольцом. Невозможно дышать. Судорожно открываю и закрываю рот, пытаюсь поймать воздух руками. Притянуть его к себе любым способом, чтобы выжить. По щекам ручьем текут слезы. Не хочу умирать. Не хочу, не хочу Только не здесь, не вдали от мамы и папы. Не так рано.
Глаза открой и смотри на меня, доносится сквозь собственный плач знакомый грубоватый голос. Ты не умираешь. И не умрешь.
Тяжесть, сдавившая грудь, растворяется и я наконец могу сделать вдох. Покореженный автобусный салон исчезает, сменяясь куда менее ужасающей картиной. Я в кровати, в промокшей от пота футболке, а на меня смотрит Ленин отец.
Сон хриплю я, еле ворочая языком. Вернее, кошмар
Я уже понял. Ты кричала.
Приподнявшись, я сажусь на подушку и подтягиваю к себе колени. Грудь распирает от частых вдохов, а по лицу все еще катятся слезы. Этот сон часто меня мучает. Даже не сон, а воспоминание о страшной аварии времен школы, в которой я едва не умерла.
Я вас разбудила. Простите.
Я работал. Глаза Бориса Александровича вглядываются в мои. Ты как? Лучше?
Я киваю. Лучше, но ненамного. Этот сон слишком жесток в своей реалистичности. Я будто заново все переживаю: то, как меня придавило сиденьем, чувствую чудовищную боль в ногах, запах гари и всепоглощающий страх.
Не похоже. Трясешься вся.
Горячая, немного жесткая ладонь касается моего лба, заставляет прикрыть глаза. Именно этого мне всегда не хватает, чтобы прийти в себя. Человеческой заботы и ощущения, что я не одна.
Спасибо, шепотом говорю я, когда Ленин отец убирает руку. Я в школе в аварию попала Серьезную. На грани жизни и смерти была. Иногда мне снова этот день снится. Очень страшно, потому что я снова не могу дышать.
К психологу ходила?
Попытавшись улыбнуться, я качаю головой.
Нет. Я и так в больнице долго валялась. Психологи тогда казались лишними.
У Лены контакт завтра возьми, как проснется. Я оплачу. Нельзя так мучиться. Ты кричала на весь дом.
Простите, повторяю я. Последствия сна меня отпустили, потому что ко мне снова возвращается способность смущаться.
А на день рождения ты почему не пошла? Даже в темноте мне удается различить его улыбку. Лена до сих пор веселится.
Я с именинницей не знакома. Поэтому.
Ладно тогда. Я уж подумал, вдруг ты меня испугалась.
Опустив глаза, я мотаю головой. Эти слова отсылка к случаю в кабинете, или простое совпадение? Сейчас я его совсем не боюсь. Наоборот, мне давно не было так спокойно.
Успокоилась немного? Борис Александрович кивает на прикроватную лампу. Могу свет включенным отставить.
Не нужно, по-прежнему шепотом произношу я, отчаянно желая, чтобы он еще немного задержался. Хотя бы пару минут. Спасибо вам огромное. И еще раз извините. За все.
Говоря «за все», я подразумеваю в том числе свои подозрения и неприятие того телефонного разговора. Сейчас они потеряли свое значение. Этот человек второй после мамы, проявивший обо мне заботу в один из самых мучительных моментов в моей жизни. Он просто не может быть плохим.
Я затаиваю дыхание, потому что в этот момент отец Лены снова касается моего лица. Стирает слезу подушечкой большого пальца. Сердце молотит, как ненормальное, в животе становится тесно. Дышать снова невозможно, наверное, поэтому приоткрывается рот.
Спокойной ночи. Низкий голос разносится внутри меня горячей вибрацией, заражая собой каждую клетку тела. Такого я не чувствовала ни разу за всю свою жизнь.