Не приневоливай меня сегодня к питью не буду пить, говорил он. Разве одну только и ни капельки больше. Я приехал, собственно, чтоб посмотреть Сам знаешь, я теперь человек женатый молодая жена насилу урвался. К тому же и тесть еще не все приданые деньги отдал. Я у него в руках, а не он у меня.
К столу подошел Заливалов и чокнулся с Калинкиным.
Какой торговлей занимаетесь? спросил он.
В Александровском рынке красным товаром торгуем, отвечал тот.
Зайду, беспременно зайду. Мне кой-что потребуется! покровительственно проговорил Заливалов. По второй, чтоб не хромать, можете?
С душевным бы удовольствием всех превеликих чувств, но сегодня нельзя. Я, собственно, на самое малое время приехал, потому завтра дело
Ну, для меня. Со мной чокнись! упрашивал Переносов.
Калинкин выпил вторую рюмку. Переносов взял его под руку и повел показывать свой кабинет. Показав ему библиотеку, скелеты и прочие предметы, он отвел его в угол и чуть не со слезами на глазах сказал:
Сеня, ты видишь, что у меня все по-современному. Будучи другом, скажи по совести: можно заметить, что я из серого купечества?
Никоим образом нельзя заметить! отвечал приятель.
Вскоре приехали два литератора. Один из них был в высоких охотничьих сапогах и говорил сиплым голосом, другой в желтом пиджаке и с подбитым глазом. Заливалов тотчас рекомендовал их хозяину и сказал, что теперь можно начинать вечер.
Я думаю, не выпить ли прежде всем по рюмке, а потом и начинать? заметил Переносов.
И то дело! отвечал Заливалов. Господа, перед началом музыкально-литературно-химическо-физического вечера хозяин предлагает выпить по рюмке вина или водки! торжественно произнес он.
Гости двинулись к столу с закуской.
Ты там как хочешь, а я не буду пить, говорил Переносову Калинкин. Сам знаешь, жена сидит дома одна Ну, что ей за радость, вдруг я пьяный приеду? К тому же я ей и слово дал не пить.
Господи, неужто с трех-то рюмок?.. Ну, для меня!..
Калинкин упирался, однако выпил. Все сели по местам.
Отдел литературный! возгласил Заливалов. Петр Иваныч, обратился он к литератору в охотничьих сапогах, садись за стол и прочти нам что-нибудь. Прочти свой рассказ «Антошка юродивый».
Как же я прочту, коли у меня нет рукописи. И кроме того, это историческое сочинение. Пускай, вон, Викентий стихи читает! кивнул он на желтый пиджак.
Коли нужно заменить номер, то я могу пропеть комические куплеты под фортепиано, предложил свои услуги Перепелов.
Сделайте одолжение, батюшка! воскликнули в один голос хозяин и его друг.
Первым вышел желтый пиджак, тряхнул волосами, облокотился на стул и начал читать какое-то стихотворение о «ней», о «звездах» и о «луне». Окончив его, он принялся за второе в том же духе. Гости начали позевывать. Капитан и купец Русов поднялись с мест и направились к закуске. Наконец желтый пиджак умолк и поклонился. Ему аплодировал только один хозяин. Мелочной лавочник, успевший уже изрядно выпить, икнул и крикнул:
Вот это чудесно!
После желтого пиджака начал петь куплеты актер Перепелов, но тотчас же сбился, встал из-за фортепиано и подошел к закуске.
Господа, по рюмочке! крикнул Переносов и потащил Калинкина к столу.
Ни за что на свете! упирался тот.
А у нас в полку было так принято, произнес капитан, что ежели кто не пьет в общей пирушке, то тому выливают на голову.
Калинкин попятился.
Стаканчик красненького винца, пожалуй, можно! сказал он.
Между тем начались физические и химические опыты. Заливалов, засучив рукава своего кафтана, стал у электрической машины. Около него поместились Переносов и кучер Михайло.
Алимпий Семеныч, у нас давеча банка с водородом лопнула, сказал Михайло.
Заливалов схватился за волосы.
Ну, не мерзавец ли ты после этого? Ведь ты меня зарезал! Есть ли по крайности серный эфир?
Эфир в порядке. Николай Иваныч только самую малость кошке на голову вылили.
Господа, не угодно ли кому-нибудь встать на эту стеклянную скамейку? предложил Заливалов. Я наэлектризую, и тогда все увидят, что волосы субъекта встанут дыбом. Кроме того, прикасающиеся к нему почувствуют, что от него исходят искры.
Гости переглянулись между собою. Никто не решался встать на скамейку.
Что за радость без покаяния погибнуть! произнес купец Русов.
Я бы встал, да у меня волосы коротки, добавил капитан.
Михайло, становись ты! крикнул кучеру Переносов.
В момент-с! Только дозвольте, Николай Иваныч, прежде мне выпить?
Пей.
Коли так, так и нам следует по рюмочке, послышалось у гостей, и они потянулись к закуске.
Калинкин уже беспрекословно отправился за гостями.
Опыт не удавался. Искры от Михайлы, правда, исходили, но волосы дыбом не становились.
Ты, шельмин сын, верно, опять волосы помадой намазал? крикнул на него Переносов.
Помилуйте, Николай Иваныч, да нешто я смею? отозвался Михайло.
Из всех химических и физических опытов всего больше понравилось гостям обмирание и оживление птиц. Все зааплодировали. У Переносова от самодовольства и восторга даже показались слезы. Заливалов раскланивался. К нему подошел совсем уже пьяный мелочной лавочник.
Дозвольте мне, ваше благородие, этого самого спирту, сказал он. У меня жена баба ретивая. Для нее прошу. Как зашумит она, я ее сейчас и обморю на время.
После опытов началось рассматривание «анатомического человека». Переносов разбирал его по частям и говорил:
Вот это сердце, вот это селезенка, а вот ежели эта самая жила лопнет, то человеку капут.
А дозвольте вас спросить, где в человеке пьяная жаба сидит, что винища просит? спрашивал кто-то.
Господа, теперь пожалуйте наверх, на обсерваторию! Там у меня телескоп, и мы будем звезды рассматривать, предложил Переносов. Михайло, бери две бутылки хересу и тащи за нами!
На «обсерватории» никто ничего не видал; но херес пили все и так громко кричали «ура!», что со стоящей рядом голубятни с шумом вылетели все голуби. Вдруг наверх вбежал лакей и доложил, что приехали дамы.
Ах, это французинки! воскликнул Переносов. Алимпий Семеныч, бога ради!.. И опрометью бросился вниз.
Гости последовали за ним.
В зале стояли «французинки». С ними приехал какой-то долгогривый мужчина в бархатном пиджаке. Заливалов отрекомендовал хозяина гостям. «Французинки» оказались говорящими по-русски как русские и даже с вологодским акцентом.
Еще бы им по-русски не говорить, коли с малых лет в Петербурге! оправдывался перед Переносовым Заливалов.
Сначала гости как-то церемонились и даже забыли подходить к закуске. Только один капитан глотал рюмку за рюмкой. Но потом, когда одна из «французинок» спела куплеты «Я стираю, тру да тру», общество начало аплодировать и оживилось. Купец Русов подошел к «французинкам».
А что, барышни, ведь мы где-то встречались? сказал он. Облик-то ваш что-то очень знаком.
Верно, у Макарья на ярмарке, мы там у Барбатенки в трактире пели, отвечали они.
Калинкин был уже изрядно выпивши. Он подошел и Переносову и обнял его.
Чудесно, чудесно! бормотал он. Только прощай. Пить я больше не могу. Ты сам знаешь, теперь я человек женатый и все эдакое Ах, Коля, ежели бы ты знал, что у меня за жена! Ангел! Прощай!
Погоди, сейчас жженку варить начнем Да и лошадь не заложена.
Ни за что на свете! Ни за что на свете! замахал руками Калинкин, но вдруг очутился у закуски.
Часу в двенадцатом начали варить жженку. Делом этим заведовали капитан и Заливалов. Гости пели разные песни, кто во что горазд.
После жженки все гости окончательно опьянели. Все говорили, все кричали, и никто никого не слушал. В одном углу пели «Возопих всем сердцем моим», в другом затягивали «Девки в лесе». Калинкин, совсем уже пьяный, полулежал на диване, икал и говорил:
Ни одной рюмки! Шабаш!.. Я тоже человек женатый Аминь. Барышни, спляшите казачка!
К нему подошел Переносов.
Ну, Семен Мироныч, коли хочешь ехать домой, то лошадь готова, сказал он ему.
Хочу, потому у меня молодая жена Только прежде вот что: давай этого варева выпьем
Вали! И Переносов подал ему рюмку жженки.
Что рюмку! Давай стакан. Я не рюмкин сын.
После жженки Калинкин окончательно опьянел. Его повели под руки. На пороге в прихожую он упал.
Не советовал бы тебе его домой отсылать, говорил Заливалов. Пусть здесь ночует, а то, чего доброго, еще в часть попадет. Кучер Михайло и сам пьян-пьянешенек.
Пойми ты, что у него дома жена молодая и я дал ей слово в целости его доставить! отвечал Переносов.
Калинкина увезли, но пир продолжался. Некоторые из гостей отправились в кабинет и уснули там на диванах. Капитан пил пунш и хрипел октавой, показывая гостям голос. Купец Русов, покачиваясь, ходил по зале и кричал «караул!». Мелочной лавочник сбирался плясать вприсядку, вставал со стула и падал. Официанты накрывали ужин. «Французинки» взяли хозяина под руки, отвели в угол и спросили «бутылочку холодненького».
Ах, я дурак! Сейчас! Виноват, мамзели! Совсем забыл предложить! воскликнул он и ринулся в другую комнату, но в дверях его остановил кучер Михайло. Он покачивался.
Купца Калинкина, Николай Иваныч, обратно привез. Невозможно везти Шесть раз с саней падал. Того и гляди, что потеряешь. Теперь пласт пластом в прихожей лежат.
Переносов всплеснул руками:
Ну, что мне теперь делать? А я обещался жене домой его доставить. Делать нечего! Тащите его в угловую холодную комнату и положите там на диван. Пусть до утра проспится. Да вот что: туда официанты ходят, так запри эту комнату и принеси мне ключ.
Переносов хорошо помнит, что он пил с «французинками» холодненькое, помнит, что которую-то даже поцеловал, помнит, что сидел за ужином, но как кончился ужин, как разъехались, как он лег спать решительно ничего не помнит. Вино и его сразило.
* * *
На другой день поутру, проснувшись часу в одиннадцатом, Переносов не без удивления увидел, что у него ночевали литераторы, капитан и купец Русов. Они в дезабилье ходили по зале и опохмелялись. На столе кипел самовар и стояла бутылка коньяку. Заливалов приготовлял какую-то закуску и обильно лил в нее уксус.
Хвати рюмочку-то, сейчас поправишься! предложил он Переносову.
Не могу, отвечал тот.
А ты с солью оно отшибает.
Нет, я лучше чаю с коньяком
Вдруг раздался пронзительный звонок, и в комнату влетела жена Калинкина. Она была в слезах.
Не стыдно вам, Николай Иваныч? Не стыдно? Куда вы дели моего мужа? Где он? кричала она.
Переносова как варом обдало. Он только сейчас вспомнил, что в угловой комнате заперт Калинкин.
Анна Андревна, успокойтесь! Он у меня, уговаривал он жену Калинкина. Его и хотели везти вчера к вам, но он был так пьян, что падал с саней, и кучер привез его с половины дороги обратно.
А еще обещались не поить его! Слово дали
Анна Андревна, видит Бог, это не я, а он сам
Где же он? Покажите мне его, по крайности
Вот в этой угловой комнате. Пожалуйте! Вот вам и ключ.
Переносов отворил дверь и впустил туда Калинкину.
Будет буря!.. прохрипел капитан.
Вдруг в угловой комнате раздался пронзительный визг, и на пороге в залу появилась Калинкина.
Мало того что вы оскорбили женщину, вы еще и насмехаетесь над ней! Где мой муж? Где он? кричала она.
Он там-с!
Что вы врете, там какой-то чужой мужчина!..
Как? Что? Не может быть! И компания ринулась в угловую комнату.
Посредине комнаты, действительно, стоял какой-то незнакомый мужчина и протирал глаза.
Милостивый государь, отвечайте, как вы сюда попали? прохрипел капитан.
Извините, я и сам не знаю как отвечал он. Скажите мне, где я? Я вчера был в гостях у одного моего сослуживца и, признаться сказать, выпил Но как я попал сюда?..
Это все Михайло-мерзавец, это все он! кричал Переносов. Позвать сюда Михайлу! Анна Андреевна, успокойтесь! Мой кучер сейчас расскажет, в чем дело. Тут какое-то недоразумение.
С Калинкиной сделалось дурно. Заливалов хлопотал около нее. В залу вошел кучер Михайло.
Кого ты мне, каналья, привез вчера вместо Семена Мироныча? Кого?
Господина Калинкина отвечал кучер.
Посмотри, скотина, нешто это он!
Кучер взглянул в комнату.
Нет, не он-с.
Так где же он?
Виноват, Николай Иваныч, тут, надо статься, грех случился. Признаться сказать, вчера я был выпивши. Едем мы это по Обводному каналу, а я и вздремнул слегка. Проснулся, глядь назад, а седока-то нет. Господи, думаю, потерял! Я назад. Ехал, ехал, вижу: лежит на дороге енотовая шуба. Стой, думаю, наш! Поднял и привез сюда. Здесь мы его не рассматривали, шубу с него не снимали, а как был он, так и положили на диван. Теперича, стало быть, выходит я вместо господина Калинкина кого-нибудь чужого привез. Вчера ведь был Николин день, и пьяных на улице гибель что валялось. Главная штука енотовая шуба меня поднадула: как две капли воды, что у господина Калинкина.
В это время лакей манил Переносова в прихожую. Переносов отправился. В прихожей стоял Калинкин. Он был бледен, как полотно.
Здесь жена? спросил он.
Здесь. Иди скорей, успокой ее.
О господи, господи! Знаешь, ведь я в части ночевал. Переносов, друг, научи, что мне ей отвечать, как мне перед ней вывернуться?
Тут и вывертываться не надо, а скажи просто, что ночевал у приятеля. Люди, которые ежели по-современному живут, так те и по нескольку ночей дома не ночуют.
Калинкин перекрестился и вошел в залу.
С этого дня Калинкин ни разу уже не был у Переносова.
Забавы взрослого
Пьяная идиллия
Ровно три месяца и два дня крепился купец Семен Семеныч Турков и капли не брал в рот хмельного, но 1 сентября, в день своего ангела Симеона Столпника, сделав у себя вечеринку, проиграл гостям в карты сорок три рубля, выругался и с горя проглотил рюмку водки. За первой рюмкой следовала вторая, за второй третья и так далее. Результатом всего этого было то, что Семен Семеныч напился пьян, по уходе гостей, придя в спальную, сел на кровать, сбирался бить жену и хотел снять сапоги, но по причине сильно пьяного состояния, не могши сделать ни того ни другого, упал поперек кровати и в таком виде проспал до утра. Наутро, проснувшись, Семен Семеныч потребовал графин водки и запил вплотную, как выражались домашние. Первые три дня пьянство происходило по трактирам, но на четвертый день он свалился где-то с лестницы и расшиб себе лицо, вследствие чего засел дома, и пьянство продолжалось уже на квартире. Домашние Туркова были очень рады этому обстоятельству.
Слава богу, что хоть рыло-то свое поганое он перешиб, говорила супруга Семена Семеныча, Платонида Сергеевна. По крайности, хоть дома через это самое сидит; а то что за радость по трактирам-то срамиться? Ведь кабы он смирный был, так пущай бы его А ведь он норовит каждого человека обругать, а нет, так и пустит в него чем ни на есть!..
Что говорить, что говорить! Хуже коня необъезженного вторила Платониде Сергеевне некая купеческая вдова Анна Спиридоновна, оставленная мужем без гроша и уже лет пятнадцать питающаяся от крох, падающих с трапезы богатого купечества.
Ты сама посуди: ведь нынче страсть какие строгости пошли! продолжала Платонида Сергеевна. Не токмо что ежели избить человека, а чуть до лица маленько коснешься, так и то беда! Сейчас к мировому. Прошлый раз, вон, он на Крещеньев день запил, и всего-то его безобразия было только то, что какому-то чиновнику рюмку в лицо выплеснул, а чего стоило, чтоб потушить? Страсть!
Так-то это так, милая вы моя, но все-таки бы вам полечить его Нынче, говорят, лечат, и как рукой снимает
Лечили, два раза лечили, да никакого толку!.. Еще хуже К Истомину его водила и тот не помог. Только что вышел от него на улицу, увидал напротив погребок, шасть туда да там и застрял. Уж чем-чем я его оттуда ни вызывала не вышел!