Положение улама в качестве лидеров нации предрешило судьбу муфтията, созданного по инициативе властей империи в качестве контролирующего и надзирающего органа, но ставшего в скором времени национальным учреждением для татар Волго-Уральского региона[133]. ОМДС в терминологии более позднего времени превратилось в головное учреждение религиозно-культурной автономии татар[134]. Муфтият стал тем институтом, который позволил улама сохраниться как отдельной социальной группе и играть ключевую роль в жизни мусульман империи в качестве не только религиозных, но и светских лидеров. Заслуживает внимания оценка значения института муфтията для татар, данная мусульманским публицистом и блогером, бывшим заместителем муфтия Духовного управления мусульман Республики Татарстан Рустамом Батровым (Батыром):
Если бы этот институт был против мусульман, то они с падением ненавистного им режима в первую очередь отказались бы от его наследия. Но этого не происходит, мусульмане институт муфтията сохраняют. Причина этого в том, что в нем мусульмане видели воплощение тех же принципов Корана, которые средневековые мыслители находят в халифате. А у нас идеи самоорганизации мусульман воплотились в институте муфтията, поэтому очень много сходных черт есть между халифатом и муфтиятом[135].
В условиях сословного и полицейского государства выделение мусульманских религиозных деятелей в особую группу с закрепленным в законодательстве статусом было предопределено[136].
Однако нельзя не согласиться с тем, что почва для формирования духовенства была подготовлена в среде самих мусульман по крайней мере, татар Волго-Уральского региона. Таким образом, намерения имперских властей, стремившихся поставить религиозную жизнь мусульманских подданных империи под контроль, совпали с процессами, происходившими с середины XVI столетия в среде мусульман Волго-Уральского региона. Это были встречные векторы, которые привели к формированию мусульманского духовенства как особой социальной группы в рамках духовного сословия Российской империи.
Религиозные реформы Петра I
Масштабные преобразования в сфере вероисповедной политики в России, изменившие систему взаимоотношений государства и церкви, были начаты при Петре I. Реформа управления церковными делами соответствовала представлениям о государственно-церковных отношениях, распространенным в начале XVIII в. в ряде протестантских стран:
Духовный Регламент, опубликованный 25 января 1721 г. вместе с манифестом Петра, учреждал, выражаясь слогом манифеста, «соборное правительство» в церкви новое «соборное правительство» становилось лишь одной из спиц в колесе абсолютистского государства. Новый законодательный акт был подготовлен без всякого участия церкви, ибо, хотя составлял проект Регламента псковский епископ Феофан Прокопович[137], но он выполнял лишь задание Петра учредить для управления русской церковью коллегию по образцу протестантских духовных консисторий[138].
Преобразования Петра I касались в первую очередь государственной православной церкви, но они привели к дальнейшим реформам, которые повлияли на деятельность других религий и были осуществлены преемниками императора.
При формировании механизма управления религиозными делами Петр I руководствовался теорией о «регулярном полицейском государстве»[139]. Согласно ей, для достижения общественного блага любая сфера общественных отношений должна жестко регламентироваться законами. В условиях абсолютистского государства это означало, что все на территории государства подчинено воле единого монарха. К теориям регулярного полицейского государства и абсолютизма примыкала теория так называемого канонического территориализма, получившая распространение в эпоху Просвещения в европейских государствах. Суть ее сводилась к тому, что абсолютный монарх на подчиненной ему территории является не только неограниченным светским правителем, но и главой церкви[140].
Однако принципиальным отличием России от большинства европейских государств было наличие многочисленных подданных, исповедовавших различные религии. В такой ситуации император являлся главой государственной церкви (православной). Что касается других религий, то отношение к ним определялось тем, насколько государь видел их полезными для интересов государства[141]. Это был своего рода религиозный прагматизм.
По мнению советского и немецкого исламоведа Марка Батунского, вероисповедная политика имперских властей по отношению к мусульманам может быть обозначена как «комбинация безусловно-секулярного политического прагматизма с идеалом тотальной христианизации и русификации мусульманских подданных империи, такова идущая еще с допетровских времен установка, с большими или меньшими вариациями воспринятая последующим, XIX столетием»[142].
Согласно Духовному регламенту, институт патриархата, существовавший в России с 1589 г., был упразднен. Для управления делами Православной российской церкви был учрежден новый орган Духовная коллегия. Вскоре он был переименован в Святейший Правительствующий Синод[143]. В ведении Синода находились не только общецерковные вопросы, но и внешние связи, прерогатива осуществления которых раньше принадлежала патриарху[144]. Фактическим главой церкви стал император, которого представлял в Синоде обер-прокурор[145]. Первоначально эта должность была номинальной, но в XIX в. обер-прокурор Синода стал одним из самых влиятельных чиновников империи.
Таким образом, в результате реформ Петра I Православная российская церковь стала полностью подчиняться государству и была интегрирована в систему государственных бюрократических институтов. Как отмечал православный богослов и историк Александр Шмеман: «Через учреждение Синода Церковь становится одним из государственных департаментов»[146].
Синодальный период в истории Русской православной церкви неоднозначно воспринимается церковными историками: с одной стороны, эта была эпоха зависимости церкви от государства, с другой альянс со светской властью помог церкви укрепиться и занять лидирующее положение в обществе[147]. Схожие характеристики можно встретить и в тех оценках, которые дают институту муфтията исследователи и мусульманские религиозные деятели. С одной стороны, Духовное собрание было зависимым от государства учреждением, с другой оно приобрело в XIX начале XX в. такое влияние на мусульман во всероссийском масштабе, которого не имели даже самые авторитетные религиозные деятели в XVIXVIII столетиях.
В отличие от Синодальной церкви, инославные и иноверческие вероисповедания пользовались определенной автономией и не подпадали под прямое государственное регулирование[148]. Не имея перед собой соответствующих исторических документов, сложно судить о том, каким видел Петр I в будущем управление религиозными делами мусульман[149]. Однако известны базовые принципы, которым руководствовался император при проведении реформ в конфессиональной сфере. Во-первых, церковь и другие религиозные организации должны были служить интересам государства. Вся их деятельность должна была направляться в первую очередь на реализацию воли монарха, и уже затем на удовлетворение духовных нужд паствы. Иными словами, главным покупателем и заказчиком религиозного продукта выступал регулятор (государство). Во-вторых (и этот принцип вытекает из предыдущего), право на существование и признание любой религиозной организации зависело от того, насколько она полезна для государства[150].
Императрица Екатерина II в полной мере следовала вышеуказанным принципам. Признание за исламом статуса «терпимой» религии и создание специализированной организации по управлению вероисповедными делами мусульман стали результатом политики «религиозного прагматизма», проводимой прежде Петром I. Императрица пришла к выводу, что в интересах государства целесообразнее легализовать положение мусульманской религии и, соответственно, статус ее последователей в общеимперском пространстве.
Петр I считал, что признание за исламом статуса одной из религий, подобно католицизму и протестантизму, не представляет практического интереса для российского государства. К концу XVIII в., однако, роль исламского фактора во внутренней и внешней политике империи возросла, что не могло не повлиять на отношение Петербурга к мусульманской религии.
Религиозные реформы Екатерины II
В самом начале царствования Екатерины II в 1764 г. произошло важное событие: была упразднена Новокрещенская контора. Это учреждение было создано в 1731 г. как Контора новокрещенских дел. Основной ее задачей была активизация мероприятий по христианизации мусульман и язычников, проживавших в Казанской, Астраханской, Нижегородской и Воронежской губерниях. Закрытие Новокрещенской конторы ознаменовало конец определенной эпохи в истории православной миссии среди мусульман и других подданных империи, исповедовавших нехристианские религии. Правительство отныне отказалось форсировать массовую христианизацию иноверцев и инородцев[151]. В миссионерской работе акцент был сделан на просветительских методах распространения идей православия и поддержании религиозности среди «новообращенных»[152].
Последнее было особенно актуально, так как после роспуска Новокрещенской конторы и запрета насильственного обращения мусульман в православие стали известны случаи массового «отпадения» от православной церкви. Более того, некоторые новокрещены пытались законным образом добиться от властей права вернуться в ислам, ссылаясь на принудительный характер своего обращения[153].
Во время Крестьянской войны под предводительством Пугачева (17731775) в рядах восставших были не только мусульмане, но и новокрещены. Обещание Пугачева даровать иноверцам право исповедовать их «природную веру» стало одной из причин, по которой они активно поддерживали его[154]. Крестьянской войне 17731775 гг. предшествовало восстание во главе с Батыршой (17551756)[155]. По мнению ряда авторов, главной причиной восстания послужила принудительная христианизация в Волго-Уральском регионе[156]. Руководитель восстания Батырша Галиев был не только имамом мечети в селе Карышбаш Уфимской провинции Оренбургской губернии, но и преподавал в медресе, шакирды (учащиеся) которого происходили из близлежащих и отдаленных мусульманских селений Волго-Уральского региона[157].
Программа Батырши включала, в частности, следующие пункты: «с неверными россиянами в согласии не быть», «правоверных не разорять и кровь их не проливать, имения не грабить и самих в плен и слуги не имать», «неверным городов не строить», «правоверный народ от бесчисленных обид и налогов защищать», «исламскую веру хулить не допускать» и др.[158]
Как видно, наряду с лозунгами защиты религии восставшими выдвигались также и экономические требования. Это дало основания некоторым исследователям утверждать, что причины восстания были в первую очередь экономические[159]. Здесь, как мне представляется, нет никакого противоречия. Не следует забывать, что экономическая дискриминация мусульман в значительной степени была следствием их неравноправного положения как представителей конфессионального меньшинства[160]. Как видно из «Воззвания мишарскаго муллы Батырши Али-уллы к башкирам, мишарам и другим мусульманским народам Приуралья», сам идеолог восстания тесно увязывает экономическую и вероисповедную политику:
И вообще, цель русских была та, что если бы они имели возможность, то в одно время всех мусульман, живущих в стране русских, обложили бы непосильными налогами и тем самым, совершенно истощив, хотели бы насильством заставить их принять свою ложную веру[161].
Участие неправославных и «новокрещеных» людей в восстании Батырши[162] и Крестьянской войне под предводительством Пугачева, а также важные внешнеполитические обстоятельства (аннексия Россией Крымского ханства в 1783 г., русско-турецкая война и деятельность турецких агентов на границах империи) послужили основными причинами формирования политики веротерпимости в царствование Екатерины II[163].
17 июня 1773 г. был издан указ Синода «О терпимости всех вероисповеданий и о запрещении архиереям вступать в разные дела, касающиеся до иноверных исповеданий и до построения по их закону молитвенных домов, предоставляя все сие светским начальствам»[164]. Религиозные дела мусульман были отнесены к юрисдикции светских властей. Указ объявлял правительство посредником в спорах между Синодальной церковью и представителями других религий (включая мусульман).
28 января 1783 г. был издан именной указ императрицы «О дозволении подданным Магометанского закона избирать самим у себя ахунов»[165]. Непосредственной причиной для издания указа было желание властей ограничить приток мусульманских мулл из Средней Азии[166].
В апреле того же года Крымское ханство было аннексировано Российской империей, в связи с чем императрица издала манифест[167] «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу»[168]. Местным жителям гарантировалось право свободно исповедовать свою религию:
[] обещаем свято и непоколебимо за Себя и Преемников Престола Нашего, содержать их наравне с природными Нашими подданными, охранять и защищать их лица, храмы и природную веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно; и дозволить напоследок каждому из них состоянию все те правости и преимущества, каковыми таковое в России пользуется [][169].
В декабре 1783 г. в Крыму при русской администрации был образован местный орган, именуемый Таврическим областным правлением. В него вошли представители беков и мурз Крыма. Десятилетие спустя, в январе 1794 г., было учреждено Таврическое магометанское духовное правление (ТМДП), призванное консолидировать лояльных России служителей исламского культа на Крымском полуострове.
В 1784 г. был издан указ императрицы «О позволении князьям и мурзам татарским пользоваться всеми преимуществами российского дворянства»[170]. Согласно этому указу татарские дворяне могли пользоваться всеми свободами, льготами и преимуществами последователей государственной православной церкви, кроме права покупки или сохранения во владении крепостных христианского вероисповедания.
Толерантная политика Екатерины II в конфессиональной сфере не означала, что государство отказалось от обращения мусульман и других нехристиан в православие. Изменились лишь способы проведения миссионерской работы. Как показал опыт, политика насильственной христианизации приносила больше вреда, чем пользы (то есть издержки для государства были слишком высоки по сравнению с достигнутыми результатами). Правительство продолжало поощрять мусульман к переходу в православие, используя в том числе экономические методы. Например, после принятия вышеупомянутых нормативно-правовых актов 17701780‐х гг. указ от 20 апреля 1770 г., который предусматривал, что крещеные турки и татарские военнопленные должны были получать свободу и право «избрать себе такой род жизни, какой сами похотят», оставался в силе. Кроме того, за счет средств казны новокрещеным выплачивались денежные субсидии и выдавались нательные кресты[171].