Безумным от ещё весьма ощутимых отголосков испытанной боли во всём теле взглядом Матильда шарила по лепнине на потолке её спальни и попыталась разжать сведённые судорогой пальцы, скомкавшие одеяло. За окном было уже светло и пробившееся сквозь тяжёлые портьеры октябрьское солнышко ещё тёплыми лучиками пыталось дотянуться до потного лба Матильды, но она только досадливо поморщилась и отвернулась. Настроение было просто отвратительное и слабость во всём теле после отпустившей боли улучшить его явно не могла. Матильда попыталась встать с кровати и, когда с третьей попытки ей это удалось, она на подгибающихся от слабости ногах поплелась в совмещённый санузел. Через полчаса вялых попыток привести себя в приличный вид, Матильда смирилась с их тщетностью и, зло глянув в роскошное зеркало, отразившее с беспощадной прямотой скрюченное убожество с синюшным лицом и трясущимися конечностями, поплелась на кухню, держась за стены коридора. Следовало позвонить Маняше и вызвать помощницу по хозяйству и кухарку, но и на кухне Матильда не нашла сотового телефона. Пришлось ползти сначала в зал, искать портфель, потом в гардеробную и шарить в карманах пальто. Сотовый как провалился в преисподнюю. Матильда поймала себя на последней мысли и ночной кошмар снова накрыл леденящим ужасом. Это надо такому присниться, что до сих пор она ощущает себя выжатым до корки лимоном.
Услышав где-то у входной двери мелодию сотового аппарата, Матильда облегчённо выдохнула и потащилась в прихожую. Сотовый валялся в левом сапожке, что удивило несказанно. Матильда прекрасно помнила, что на юбилее мэра лишь пригубила бокал с шампанским и довольно быстро удалилась с помпезного праздника. Суета подобных мероприятий давно напрягала и, отбыв положенное время, Матильда всегда удалялась по-английски, к чему все давно привыкли, понимающе кивая ей в след, возраст, мол, даёт о себе знать. Эти понимающие взгляды бесили её неимоверно и утешало только то обстоятельство, что уже многие её одногодки, да и значительно моложе знакомые и коллеги давно расквартировались на холмском городском кладбище, а она вон всё ещё щеголяет в своих дорогущих нарядах и украшениях, меняет по настроению шубки и живёт в своё удовольствие в меру сил и здоровья.
Звонила председатель Московской коллегии адвокатов, в которой, со времени присвоения ей звания «Заслуженный юрист России», числилась Таборная, что бы справиться о делах, здоровье и пригласить на торжественное заседание к дню юриста, которое почтит своим вниманием и выступлением сам Владимир Владимирович. От таких приглашений отказываться не принято и, прикинув, что до 3 декабря она успеет, если потребуется, поправить здоровье в санатории или в клинике, Матильда ответила заверением непременно прибыть в белокаменную насколько смогла бодрым и даже весёлым голосом. Председатель коллегии попрощалась, и Матильда, наконец, набрала номер Маняши, которая принеслась буквально через двадцать минут, бросив все свои дела и многочисленную ораву внуков. Матильду выбешивал её неизменно здоровый вид, хотя она была всего на год младше Матильды, но заменить её на другую домуправительницу она не могла. Маняша некогда была её помощницей в адвокатуре и могла бы стать вполне успешным юристом, но выбрала семью, родив своему Мишане пятерых детей, так и проработав до досрочной пенсии помощницей адвоката Таборной. Маняша знала все привычки и предпочтения Матильды до мелочей и умела угодить и угадать как никто другой, что нужно Тильдочке, как она её называла, когда они были вдвоём. Так звала Матильду её бабушка, единственный близкий и дорогой для неё человек, которую Маняша знала с детства, т.к. дружили девочки с детского садика.
Маняша всплеснула своими полными жизни и здоровья жилистыми руками, увидев в кресле зала растрёпанную и бледную Матильду, сумевшую накинуть поверх ночной сорочки банный халат и теперь зябко кутавшейся в него.
Тильдочка, неужто что несвежее у мэра вчера подали ? Отравилась никак? заверещала Маняша и приложила ладошку к потному лбу Матильды. Ой, да ты вся мокрая и просто ледяная. Я сейчас доктору позвоню, Тильдочка, я сейчас, милая, потерпи я скоренько, засуетилась она и через полчаса в квартиру влетел перепуганный Ефим Абрамович с двумя молодцами и девахой, которые сняли кардиограмму, мудрёными прибамбасами к миниатюрному прибору взяли какие-то анализы и измерили всё, что велел профессор Цукерман. Просмотрев результаты, доктор успокоился и уже обстоятельно осмотрел Матильду. Он подробно расспросил о предшествующем дне, что было и что ощущала. Матильда так же обстоятельно ответила на все вопросы, уже понимая, что единственной причиной её недомогания является ночной кошмар, но рассказывать об этом не спешила, подозревая, что профессор тут же вызовет психиатра, и они отправят её в лучшем случае в НИИ Психиатрии при Холмском медицинском университете, что тут же станет известно всем, включая московскую коллегию.
Цукерман, будто услышал её мысли, внимательно посмотрел на Матильду и спросил прямо :
Что снилось сегодня ночью, как спалось, Матильдочка. Давай как на духу, что так встревожило мою девочку ?
Матильда вздрогнула и затравленно посмотрела в глаза старого друга, уличенными стеклами дорогой и стильной оправы брендовых очков. Цукерман велел всем, включая Маняшу, удалиться на кухню и попить чайку или кофейку, которые в этом доме всегда отменные и, плотно притворив дверь спальни, присел на кровать рядом с лежащей на подушках Матильдой.
Колись, дорогая, судя по твоему состоянию дело серьёзное и проблемы опять только в твоей головушке, умница ты разумница. Опять горе от ума Что стряслось? Неужто опять Андрюшку во сне видела или Вася опять приходил тебя душить? Уж больше двадцати пяти лет прошло, как мы с тобой с этими видениями справились, неужто вернулась болячка?
Матильда хотела отрицательно помотать головой, но воспоминания вдруг навалились всей тяжестью и по сморщенным щекам помимо её воли полились горячие и очень солёные слёзы.
Андрюшенька, её единственный ребёнок, плод греха. Ненавидимый её мужем, оформленным в свидетельстве о рождении его отцом, рос сын с самого нежного возраста неслухом и своевольником, несмотря на усиленную заботу его прабабушки и прадеда, взявших на себя его воспитание при вечно занятых родителях и рано ушедшей в иной мир их дочери, матери Матильды и бабушки Андрюши.
Сначала Матильда пыталась стать сыну хорошей матерью, но он, видимо чувствуя фальшь её увещеваний слушаться папу, которого он не воспринимал ни в каком качестве, отвечая взрослому непробиваемому бирюку взаимностью, отдалился от неё и замкнулся. Матильда, решив по совету бабушки переждать подростковый период и уже с взрослым сыном наладить отношения, стала отделываться от Андрюши дорогими подарками, что только усугубило положение. Когда ему исполнилось 18 лет умерла бабушка, а следом за любимой через месяц ушёл и дед. Сын стал жить в перешедшей ему по завещанию прадедов квартире самостоятельно на оставленные ему же денежные вклады. Соседи сначала жаловались родителям на частые шумные компании в квартире соседа, но скоро поняли, что родители для него не авторитет, а привлекать милицию не решались.
А потом пришли лихие девяностые и Андрюшенька сначала скупал ваучеры, потом их продавал, что-то вкладывал куда-то, но на все попытки Матильды предостеречь, выяснить суть сделок, предложения помочь, отвечал надменным отказом и советом заниматься своими делами, ублажая любимого мужа и деловых партнёров.
Гром грянул в середине девяностых, ровно на двадцатый день рождения Андрюшки. Она, как всегда, с самого утра, чтобы не помешать планам сына, прихватила пухлый конверт с пачкой стодолларовых купюр в качестве подарка, приехала к сыну и позвонила в дверь. Минут через пять дверь открыла зачуханная деваха, сам вид которой, подтверждённый исколотыми руками, выдавал сходу наркоманку со стажем. В квартире, куда, стараясь не наступить на валяющихся в коридоре и комнатах тела, прошла Матильда в поисках сына, был настоящий наркопритон. Она нашла Андрея на кухне. Трясущимися руками он набирал в шприц из столовой ложки, которую он держал над зажжённым фитилём керосиновой лампы, бурую жидкость. Матильда вскрикнула и Андрей выронил ложку, расплескав жидкость по полу. Он медленно поднял на мать мутные глаза и заорал страшно и надрывно:
Пошла вон, пошла вон, убирайся !
Под ногами Матильды зашевелились тела и, перескакивая через копошащихся на полу наркоманов, Матильда выскочила из квартиры сына и, вылетев из подъезда на улицу, трясущимися руками набрала номер мужа. Уже не боясь пересудов и скандала, Матильда железной рукой затолкала на лечение сына и отчистила от следов вольной жизни квартиру. Муж самоустранился от проблемы с Андреем и это подвигло Матильду к юридическому расторжению давно уже формально существующего брака. Она ничего не потеряла от развода, скорее приобрела, а вот Васеньке вдруг перестало фортить и уже примеренное им к заду кресло заместителя руководителя в областном управлении безопасности занял варяг и соседней области, а Васеньке предложили почётную пенсию по выслуге лет. И Вася запил по-чёрному, но Матильду это уже не волновала ни в какой мере, ей и с сыном хлопот привалило достаточно. Она Андрея и в дальнюю обитель отправляла, где из медикаментозно вычищенных наркоманов пытались воспитать полезных членов общества , нагружая трудом и заботой о других нуждающихся в помощи. Она и на Урал в екатеринбургский Фонд Евгения Ройзмана «Город без наркотиков» обращалась. Все попытки заканчивались одним и тем же, Андрей снова срывался.
А потом случилось то, что случилось. Как-то таким же как сейчас, тёплым осенним вечером, она решила прогуляться по шуршащим золотой листвой тротуарам прибрежного парка и добрела домой позже обычного, когда соседи дружно погрузились в несчастья и страсти рабыни из бразильского сериала. Подъезд был пуст. Матильда поднялась на свой третий этаж и уже открыла дверь, когда сзади кто-то схватил её за горло и стал душить. Пахнуло жуткой вонью перегара и давно не мытого мужского тела. Этот хрячный запах бомжей Матильда не переносила и, изловчившись, двинула со всей силы локтем по немного отшатнувшемуся в этот момент телу. Мужик сзади охнул и слегка ослабил хватку. Матильда резко обернулась и приготовилась пнуть носком ботинка в коленную чашечку или в пах, если повезёт достать, как учили её некогда на курсах самообороны, организованных московской коллегии адвокатов в её сибирских филиалах. Нога так и зависла в полусогнутом состоянии, потому что перед ней, согнувшись, глядя на неё из под бровей запавшими и воспалёнными глазами на давно не бритой физиономии, стоял, пошатываясь, бывший муж. Матильда оперлась на дверь и, дрожащим от пережитого страха голосом, спросила :
Вася, ты с ума сошёл? Ты меня не узнал или забыл где я живу? Что с тобой случилось, Вася ?
Василий помотал нечёсаной головой с весьма уже очевидной лысиной на макушке и выдохнул, распространяя жуткую вонь изо рта, выдающую уже весьма серьёзные проблемы и с желудком.
А ты, типа не в курсе, что со мной , курва, подстилка беспросветная? Меня же по твоей указке на пенсию попёрли вместо повышения. Я сразу понял, что ты мне за своего нагулянного невесть с кем ублюдка-наркомана отомстила. Убью, сука конченная! заорал во всё горло Василий и снова сомкнул потные лапищи на шее Матильды.
Очнулась Матильда уже в палате клиники Цукермана и о том, что случилось в подъезде у её квартиры узнала из коряво написанного, как и все милицейские рапорта и прочие документы, опросов и допросов свидетелей и подозреваемого-обвиняемого, её сына Андрея.
Андрей шел к матери, надеясь разжиться деньгами на дозу под видом намерения вернуться в обитель в Могочино. Больше взять денег было негде, а ломало уже конкретно. На первом этаже он услышал возню, потом крик и поспешил наверх, где и увидел, что отец душит мать, и она уже закатила глаза, обвисла без сопротивления, сползая по дверному полотну входной двери её квартиры. Андрей снизу пнул отца в ногу и ударил его кулаком в голову. Как потом оказалось, он попал прямо в висок, проломив височную кость. Василий Таборный захрипел, и , свалившись на лестничном пролёте, покатился вниз, а Андрей кинулся к матери и стал звать на помощь. Соседи, наконец, оторвались от телевизионных страстей, и включились в соседскую трагедию. Приехавшие милиционеры вызвали скорую помощь, но врач констатировал смерть Василия, а Матильду отвезли в клинику к Цукерману, как велел Андрей. Сына же увезли в отделении милиции, где вызванные врачи облегчили его страдания от ломки, что бы он мог более менее внятно пояснить, что и как произошло, т.к. соседи видели уже финал драмы.
Матильда вызвала в клинику Маняшу, сказала ей где и сколько взять денег на достойные похороны Василия, как и где всё организовать, кому позвонить в московской коллегии и вызвать в Холмск для защиты сына, пока она будет проходить лечение в клинике.
Васю в морге привели в порядок, побрили, постригли, загримировали, и в гробу он выглядел весьма пристойно, как сказала Маняша. Матильда на похороны бывшего мужа не смогла пойти, да и не стремилась.
Андрюше дали четыре года, и Матильда сама настояла на реальном сроке, надеясь, что в колонии сын распрощается с пагубной привычкой. В колонии за Андреем строго следил сам начальник и за страх и за денежки, поэтому наркозависимость сыну удалось побороть. Он вышел условно-досрочно через два года с небольшим и, поначалу, всё было спокойно и достойно. Они с сыном даже начали общаться, и Матильда уже решила, что все позади, как Андрей снова подкатил ей проблему, взяв у откровенных бандюганов, сменивших спортивный костюм на цивильный мужской пиджак и брюки, крупную сумму под немыслимые проценты на какой-то сомнительный бизнес с астраханской икрой и вяленой воблой.
Пригнанная в Холмск икра оказалась с душком и мешки с вяленой воблой спасти положение и перекрыть ущерб от тонны икры не смогли. Братки воблу забрали к пиву, списав проценты за пару дней, а остальное повесили долгом на Андрея. Матильда попыталась прибегнуть к своим связям, что бы урезонить новоявленных бизнесменов хоть в части процентов, но помочь пообещали многие, а в результате не помог никто.
Пришлось продать квартиру дедов и, добавив из своих накоплений, загасить долг сына. По праву наследования по закону Андрею могла бы отойти квартира юридического отца, но вдруг объявившаяся из ниоткуда неизвестная Матильде двоюродная сестра Васи, по суду признала Андрея недостойным наследником, и Матильда ничего не смогла сделать, потому что сестричка дошла бы до Верховного суда. Андрею пришлось снять однокомнатную малосемейку, но через год он опять влез в какую-то авантюру, и Матильда отказалась одолжить ему денег, резонно рассудив, что если она каждый раз будет его вытаскивать, он так и продолжит встревать в истории. Если бы она знала, что в этот раз сын говорил правду и эти несчастные 200 тысяч рублей будут стоить ему жизни, она, конечно же, дала бы эти смешные для неё деньги. Сын тогда, в их последнюю встречу, плакал всерьёз, а она подумала, что он опять притворяется. Андрюша так серьёзно посмотрел ей в глаза и произнёс как-то печально и спокойно, как никогда с ней не говорил :