С человеком, который жив с двенадцатого века? на губах Кевендиша появилась улыбка.
Вообще-то, он родился в одиннадцатом.
Ну, ситуация становится более ясной: этот чудик не только псих, но еще и очень доверчивый псих. Ну и само собой, на ловца и зверь бежит.
Познакомьте, пожалуйста, очень вежливо попросил Кевендишь.
В то, что кто-то может выжить с двенадцатого века, ему верилось мало, а вот дать в морду аферисту на доверии можно было вполне.
Кевендишь вернулся на следующий день, но на этот раз на продавленном диване сидел не только доктор наук, но и высокий человек, лицо которого по диагонали пересекал шрам.
Генри Филлипс, представился человек. Точнее, Герон Безземельный.
Да ну? Кевендишь оскалился.
Но потом Филлипс рассказал ему все с самого начала: и про книгу, и про бессмертие, и про то, что эта книга все еще где-то во Франции, и у Арнольда есть вполне себе реальный шанс обрести вечную жизнь. Звучало убедительно, соблазн был слишком велик. Генри навел его на герцогов Аквинских, и Арнольд шерстил архивы по всему миру, пока поиски не привели его к тому, что было очевидно с самого начала: с того самого проклятого двенадцатого века книга, похоже, так и лежала в замке Аквин. Но нельзя просто так явиться в замок и перевернуть все вверх дном. Семь лет назад Арнольд начал переговоры о покупке замка. Сделка состоялась в прошлом месяце, но сейчас, сидя в углу склепа, Арнольд уже совершенно не уверен в том, что его многолетнее увлечение приведет к вечной жизни, а не к смерти.
Раскат грома. Арнольд вздрагивает.
***
Да где они? Эллис нервно ходит по комнате. Где Арнольд? Где этот Генри? Куда Чарлз запропастился?
И тут из коридора раздается панический, почти истеричный крик. Эллис и Софи невольно подходят ближе друг к другу, то есть это Софи подходит к Эллис, та стоит на месте.
Кто это кричал? спрашивает Софи.
Арнольд, кажется, отвечает Эллис. Очень похоже.
Что нам делать? спрашивает Софи.
А что мы можем сделать? Запремся и не будем никому открывать. Утром постараемся выбраться отсюда.
Но отец
Так иди, спасай его! не выдерживает Эллис. Ты понимаешь, что среди нас было четыре мужика, а сейчас ни одного не осталось? Единственное, что мы можем сделать это сидеть здесь тихо и молиться.
Софи сжимает губы. Ее лицо искажается, но она понимает, что Эллис права. А Эллис подходит к окну, опирается на узкий подоконник и невидящим взглядом смотрит на кладбище. Она стоит так минут пятнадцать, а потом ее взгляд становится осмысленным, потому что на кладбище начинает кое-что происходить. Она видит Арнольда Кевендиша, который прячется в склепе.
Ну конечно шепчет Эллис.
Что? Софи вытягивает шею.
Эллис оборачивается и смотрит на нее с улыбкой.
Ты теперь совсем-совсем одна, малышка Софи.
***
Кто ты? очередной удар Чарлза выбивает Генри Филлипсу пару зубов. Кто ты такой, а?
Битва проиграна, Генри пора бы уже это признать.
Я
Кто?
Меня зовут Герон.
Чего?
Герон.
Какой еще на фиг Герон?
Ты же Карл Аквинский, да? А по тебе сразу видно, что ты псих, Генри улыбается окровавленной улыбкой.
Карл лишает его еще пары зубов и улыбка Герона становится еще более кровавой.
Приятно, когда твоя репутация идет впереди тебя.
Глава 2. Безумец. История Карла Аквинского
Колокола начинают звонить в пять часов утра, собирая монахов к заутрене. Серые силуэты торопливо выползают из своих ночных укрытий, сливаются в единый поток и исчезают внутри угловатой церкви. Тропинка, по которой достопочтенные святые идут к богу, проходит мимо глухой стены главного здания монастыря. Эта стена совершенно ровная, кроме одного единственного окна, которое закрывает железная решетка с толстыми прутьями. Само по себе достаточно странно, но еще более подозрительным кажется поведение монахов, когда они проходят мимо этой стены. Достопочтенные братья закрывают головы руками и стараются пониже натянуть капюшоны своих монашеских ряс. Как выясняется, в это холодное зимнее утро подобные предосторожности не лишние. Вот один из братьев кричит, когда ему в голову прилетает точно брошенное яблоко. Остальные бросаются врассыпную, но не тут-то было. Вслед за яблоком летит сапог, потом железная миска, потом еще один сапог, и, наконец, кружка. Все снаряды достигают своей цели, кроме кружки та разбивается о каменную дорожку, окатывая монахов брызгами глиняных черепков. Достопочтенные братья замирают, но продолжения не следует. Один из братьев осторожно идет вперед, другой поднимает голову, тихо охает и пытается остановить смельчака, но слишком поздно: из одинокого зарешеченного окна извергается содержимое ночного горшка, которое с издевательской точностью обрушивается прямо на достопочтенного брата. Впрочем, никто не обольщается. Все знают, что это только начало. В окне за решеткой появляется стоящий в полный рост совершенно голый и очень худой человек.
Доброе утро, моя паства! громким голосом провозглашает он. Сегодня, как и всегда, мы погрузимся в пучину богословия и попробуем осознать причины, по которым вы согласились всю жизнь морозить задницы, жрать репу и не трахаться с бабами. Так как в прошлый раз мы успешно одолели последнюю главу Евангелия от Матфея, то предлагаю перейти к Евангелию от Луки, что также обещает быть крайне и крайне интересным чтивом, в руках человека в окне появляется книга. Итак! Мы начинаем! Во дни Ирода, царя Иудейского, был священник из Авиевой чреды, именем Захария
Монахи снова тянутся к церкви. Человек в окне продолжает читать, почти после каждого предложения останавливаясь, чтобы прокомментировать прочитанное в той же манере, в которой он начал свою речь. Монахи не слушают. Наконец, последний из достопочтенных братьев скрывается внутри церкви, колокола перестают звонить. Человек в окне замолкает, бросает книгу куда-то за спину, спускается с подоконника и закрывает ставни. Он на одной ноге допрыгивает до кровати и залезает с головой под шерстяное одеяло. Так он проводит следующие сорок минут. Потом в двери открывается небольшое окошко, появляется поднос с миской и чашкой.
Завтрак, Ваша светлость, раздается из-за двери.
А не пошел бы ты, Евстафий, на хрен? отвечают из-под одеяла.
Я бы на вашем месте не отказывался от еды, Ваша светлость, а то завтра вам нечем будет кидаться в монахов.
А ты не на моем месте, парируют из-под одеяла.
И вы плохо едите, невозмутимо продолжает Евстафий, да еще и каждое утро стоите на холоде. Добром это не кончится.
Человек раздраженно откидывает одеяло, встает, шлепает голыми ногами по полу и резко захлопывает окошко в двери со своей стороны. Каша из миски и вода летят на стоящего по ту сторону монаха.
Будете и дальше так себя вести, вам забьют окно.
Что-то за последний год так и не забили, отрезают из-за двери.
Зато в прошлом году вы лишились прогулок из-за вашего поведения.
Именно потому, что меня лишили прогулок, меня не могут лишить окна. Это слишком бесчеловечно даже по вашим меркам.
И сегодня вас будут мыть.
Что-то часто в последнее время. У меня закрадываются подозрения, Евстафий, что тебе просто нравится смотреть на меня голого.
А у меня закрадываются подозрения, Ваша светлость, что вам нравится, когда вас видят голым иначе ваши выходки объяснить нельзя.
А зачем их объяснять? Я же сумасшедший, бурчит себе под нос человек и снова залезает под одеяло.
Под одеялом он лежит до обедни. Евстафий снова приносит еду, но на этот раз человек даже не встает. Еще через два часа Евстафий возвращается с двумя другими монахами и открывает ключом дверь. Внутри светло. У стены стоит койка, на которой, свернувшись в клубок под одеялом, лежит безумец. Также в комнате стоят стол и стул, в углу навалены книги, многие из которых разорваны на части. Евстафий смотрит на стену: на камне нацарапаны линии, их уже так много, что безумцу приходится залезать на стол, чтобы продолжать свое дело. Евстафий знает, что сегодня он нарисовал восемьсот сорок четвертую черту по количеству дней своего пребывания в монастыре Святого Лазаря6.
Пора мыться, Ваша светлость, тихо говорит монах.
Одеяло откидывается, и безумец садится на кровати. Он истощен, сероватая кожа натянулась на ребрах, как на барабане, ногти на руках и ногах синие, синие же губы. На осунувшемся лице клоками растет борода, рыжие волосы неровно подстрижены, с левой стороны выдран целый клок. Неестественно яркие зеленые глаза останавливаются на монахе.
Будете себя хорошо вести сегодня? ласково спрашивает Евстафий.
Безумец смотрит на почти двухметровых монахов.
По всей видимости, да, отвечает он.
Тогда одевайтесь.
Не хочу, безумец мотает головой, так пойду. Какая на фиг разница?
Да никакой, думает Евстафий. Безумец встает.
Ну что, ребята, Его светлость отправляются принимать ванну, он разводит руками. Мне идти самому или мои верные слуги понесут меня на руках?
Самому, отвечает Евстафий.
Ладно, безумец скребет щеку. Пошли тогда.
Он с удивительной беззаботностью выходит за дверь, как будто бы такая возможность представляется ему не раз в неделю, а каждый день. Евстафий накидывает ему на плечи теплый плащ, подбитый волчьим мехом. Безумец, кажется, этого даже не замечает.
Какое сегодня число? спрашивает он.
Пятое февраля.
Зима задумчиво протягивает безумец.
К вам приехали гости, наконец, решается сказать Евстафий.
Обычно эта достаточно редкая для безумца новость вызывает у него приступ ярости, но сегодня он только пожимает плечами.
Кого принесло?
Ее светлость.
А Его светлость не жаловали нас своим присутствием? уточняет безумец.
Он начинает подпрыгивать при каждом шаге. Надо бы ему сапоги надеть, думает Евстафий, пол то холодный. Впрочем, и это может вызвать целую бурю эмоций, поэтому быстрее позволить ему дойти босиком, чем участвовать в часовом скандале с воплями.
Его светлость не приехали.
Его светлость давно не приезжали. Строго говоря, отец Карла приезжал только один раз, молча посмотрел на сына через оконце в двери и уехал.
Печально, безумец намеревается сделать что-то, напоминающее сальто, но путается в плаще, и если бы его не подхватил один из монахов, то он точно расшиб бы себе голову. Дашь мне бумагу и чернила, Евстафий? Я хочу написать Его светлости письмо и передать с многоуважаемой герцогиней.
Конечно, отвечает монах.
Хотя все и так знают, что в этом письме напишет Его светлость Карл. Евстафий в своей мирской жизни был простым деревенским кузнецом, но даже его удивляют некоторые словесные изобретения, которые использует безумец. Впрочем, чему тут удивляться, человек-то образованный, все Евангелия перечитал по три раза. Правда, из окна и голый, но это в данном контексте роли не играет. Евстафий улыбается своей сложной мысли слово «контекст» и как его употреблять он тоже узнал от безумца.
Наконец, они доходят до бани. Для безумца специально подготовили большую бадью с теплой водой. Безумец сбрасывает на пол плащ, устало смотрит на Евстафия и спрашивает:
Вам обязательно каждый раз при этом присутствовать?
Евстафий кивает.
Ладно, безумец пожимает плечами и залезает в бадью, приступайте к омовению, а то госпожа герцогиня издохнут раньше времени от того смрада, который от меня исходит.
Последняя фраза Евстафию очень не нравится, что-то ему подсказывает, что вечер выдастся богатым на события.
Но больше ничего беды не предвещает. Безумец покорно дает себя помыть, побрить, причесать, одевается в специально хранимую Евстафием для таких случаев приличную одежду и без сопротивления дает себя отвести в монастырскую башню, где ему предстоит встреча с посетительницей. Вообще-то, у любого нормального человека от такого зрелища волосы на голове встали бы дыбом, но Евстафий всегда заставляет себя думать, что все это исключительно ради блага его подопечного. А дело в том, что посреди почти полностью пустой комнаты в монастырской башне стоит широкий обеденный стол. По одну его сторону накрыт полноценный ужин на одну персону: блюдо с куропаткой, кувшин с вином, тарелка, кубок и нож. По другую сторону только кресло. Безумец покорно садится в него и кладет руки на подлокотники.
Давай, Евстафий, со вздохом говорит он.
Мне это не доставляет никакого удовольствия, Ваша светлость, тихо отвечает монах.
Не береди мне душу, безумец широко улыбается.
Евстафий наклоняется и привязывает руки безумца кожаными ремнями к подлокотникам.
Правая слишком туго.
Простите, Ваша светлость, Евстафий перетягивает ремень.
Безумец откидывает голову на подголовник и закрывает глаза. Он слышит, как открывается и закрывается дверь, шуршат юбки женского платья, а потом тихий голос произносит:
Здравствуй, Карл.
Привет, Марианна, Карл Аквинский открывает глаза и улыбается.
А Евстафий в это время разглядывает герцогиню. В последний раз она приезжала почти год назад, до этого, правда, наезжала часто, где-то раз в пару месяцев. Но потом, видимо, потеряла интерес к узнику монастыря Святого Лазаря. Евстафию она не нравится: вроде бы достаточно красивая женщина, всегда смотрит с сочувствием на Их светлость, даже вроде как старается сделать что-то хорошее. Но Евстафия это не обманывает, он видит, как после этих встреч его подопечный по нескольку дней ходит кругами по своей комнате и что-то бормочет себе под нос, он кричит во сне, иногда не разговаривает неделями. Но на встречах с герцогиней О, на встречах с герцогиней его безумец превращается в настоящего герцога, и, похоже, только Евстафий понимает, чего ему это стоит.
Ты не будешь ужинать? спрашивает Марианна.
Я привязан к креслу, отвечает Карл, но если ты будешь так любезна, что оставишь что-нибудь, я думаю, мне это принесут потом.
Повисает тишина. Марианна осторожно отодвигает от себя тарелку. Карл наклоняет голову и с полуулыбкой на запекшихся губах смотрит на нее.
Как отец? спрашивает он.
Все в порядке, спасибо, коротко отвечает Марианна.
Передашь ему письмо от меня?
Конечно
Карл кивает Евстафию, тот степенно подходит к Марианне и кладет на стол конверт, скрепленный сургучом.
Только не читай, просит Карл.
Я и так знаю, что ты там обычно пишешь.
И проследи, чтобы он прочитал, Карл делает вид, что не услышал ее слов.
Марианна усмехается.
Извини, но этого я тебе обещать не могу.
Тут уж даже Евстафий злится. Могла бы и соврать, в конце концов
Пусть прочитает, ему будет любопытно.
Марианна не отвечает.
Как твоя дочь? Карл продолжает светскую беседу.
У Евстафия от его голоса по спине пробегает дрожь, настолько он не похож на обычный голос безумца.
Хорошо.
Евстафий, Карл поднимает голову, пошли кого-нибудь ко мне. Пусть принесут ту библию с красивыми рисунками, я хочу отправить ее в подарок сестре.
Евстафий мнется.
Вы ее выбросили из окна в прошлом месяце, шепчет он.
Так принеси любую другую! шипит в ответ Карл. Здесь библий что-то ли мало?
Марианна если и слышит их разговор, то не подает виду. Евстафий отходит к двери и передает указание другому монаху.
Зачем ты приехала, Марианна? наконец, спрашивает Карл.
Я же обещала, что буду приезжать
Зачем? повторяет свой вопрос Карл.
Я беспокоюсь за тебя, вот и
У тебя умер сын, перебивает ее Карл, это было месяц назад, и ты не придумала ничего лучше, чем поехать смотреть на умалишенного?
Пожалуйста, не нужно Марианна отворачивается.
Хорошо, Карл стискивает подлокотники, хорошо, прости. Я сочувствую я сочувствую вам обоим. Расскажи мне что-нибудь. Мне-то тебе нечего рассказать, у нас тут ничего не происходит.
Но Марианна молчит.
Извини, она поднимается, не нужно было приезжать. И правда, еще слишком рано, я думала, что это путешествие пойдет мне на пользу.
Тут уж Евстафий чуть не задыхается от возмущения. На пользу? А как насчет Его светлости? О том, что идет ему на пользу, никто не думает?