Ну, проглядел, ну, прости, ну, что ж делать
Однако три-шесть гривен мы за кресла-то отдали ни пито, ни едено. Лучше бы я на эти деньги ногу телятины себе купила.
Мамочка, и на старуху бывает проруха.
Так ведь то на старуху, а ты старый дурак!
Но, мой ангел, не петушись. Ежели тебе так денег жалко, то я кресла на свой счет приму.
Скажите, какой богач выискался! Да и откуда это у вас деньги завелись, коли вы на труды мои праведные питаетесь?
Как на твои труды? Все-таки я частный поверенный, адвокат.
Два гроша стоит ваше адвокатство! Держи карман, много ты наковыряешь, горничным да лакеям на своих господ кляузы писавши. Кого ты из путных людей защищал у мирового? Ну-ка, скажи?
А майора-то того, что извозчика побил
Нечего сказать, хороша заработка! Ты его от тюрьмы защитил, а он тебя два раза до зеленого змея коньяком нарезал да легавого щенка подарил.
Но ведь легавый щенок десять рублей стоит.
Молчать! Какой ты адвокат! Портнихин муж вы и больше ничего.
Мерси. Вот так одолжила!
Нечего меня мерсикать. Я и сама намерсикаюсь. Меня этим не удивишь. Приду домой да и заставлю своих мастериц с девчонками по десяти раз «мерси» мне сказать.
Соседям по местам надоело слушать спор. Сначала они все оглядывались и пристально смотрели на шумящих, как бы приглашая их взором умолкнуть, но наконец начали шикать.
Жена и муж умолкли. Вышла пауза. Муж зевал и вертел в руках афишу. Жена первая прервала молчание.
Скажете ли вы мне наконец, есть ли хоть впереди на афишке актрисы, а то я только одних актеров вижу, снова начала она точить мужа.
Да ведь кто ж их, душка, разберет? пожал тот плечами. У них афиша-то какая-то темная с обманным обозначением. Вот смотри: на афише стоит Едмонд Барб. Барб ведь имя женское, а тут перед именем мусью. Значит, актер, а не актриса. Просто надувают. Актрис у них нет в запасе, вот они для приманки публики и пускают актера с женским именем. Хоть я и адвокат, а уж иначе ничем не могу этого объяснить. Потерпи, может быть, какая-нибудь франтиха и выскочит на сцену. На афишке действительно есть пара мадамов и одна мамзель, которые еще не показывались.
Потерпи! Зачем терпеть, коли можно у сведущих людей спросить? Спроси у своего соседа, шепчет жена. Поклонись поучтивее, скажи «пардон» и спроси.
Муж оборачивается к соседу, седенькому старичку.
Пардон, мусье
Plait-il, monsieur?[1] наклоняется к нему тот.
Извините, но мы с женой хотели узнать, будут в этой самой пьесе актрисы выходить на сцену. Только в таком смысле, чтоб в роскошных нарядах по последнему французскому фасону.
То есть как это? недоумевает старичок.
А так, чтоб такое изображение Тепереча они, эти самые актрисы, голь перекатную играют, а нам нужны аристократки во всем параде или эти самые кокотки Изволите видеть, супруга моя портниха и имеет мастерскую дамских нарядов, а я ее муж и привел ее, чтоб фасоны женских платьев скопировывать, потому дамы, ейные заказчицы, или, по-нашему, давальцы, к ней уж очень пристали: «Сходите да сходите, Анна Петровна, и посмотрите, какой у французских актрис вкус, а то вы нам платья на манер как бы к корове седло строите». Конечно, это один дамский каприз, но все-таки мы вот пришли, чтобы их потешить, а элегантных фасонов не видим. Так жена бы хотела знать: появятся такие актрисы, которые модниц изображают?
Ах, вы для наблюдения за высшими новостями парижских мод? догадался старичок.
За этим самым-с, потому госпожи давальцы очень уши нам протрубили. Изволите видеть: в первом ярусе генеральша Мамолкина с дочерью сидит; они тоже у нас платья заказывают и тоже завсегда французскими актрисами жене глаза колят.
Тогда вам нужно бы было выбрать салонную пьесу, а сегодня пьеса бытовая, дал совет старичок.
На такую мы и думали потрафить, да ведь как по афишке-то На ней не сказано: салонная пьеса или нет. Пардон, еще один вопрос Не перерядятся эти кофейницы в богачих? Ведь по пьесе все может быть: вдруг такая игра, что они будто бы двести тысяч выиграли или за богатых графов замуж вышли.
Нет, сегодня роскошных нарядов вы не увидите.
Покорнейше вас благодарю, сказал муж и обратился к жене: Нет, Анна Петровна, модниц в сегодняшней пьесе не будет. Вот господин объяснили.
Тогда вставайте и идите домой. Нечего нам здесь делать! огрызнулась жена. А уж эти три-шесть гривен я вам припомню!
Жена и муж начали уходить. Муж поклонился соседу и произнес:
Беда по ейному мастерству с давальцами! На актрисины наряды насмотрятся, что те из Парижа привозят, да потом и бунтуют перед русской портнихой!
Норма
Идет «Норма». Итальянцы-завсегдатаи в полном сборе. В партере виднеются фраки и белые галстуки. Чернеют тесно засаженные публикой галерея и балкон. Бельэтаж отличается простором. Есть ложи, где виднеются только по двое, по трое зрителей; зато ложи третьего и четвертого яруса набиты, как бочонки с сельдями. Замечается сильное многолюдие и в одной из лож второго яруса. В ней сидят женщины и дети, виден гимназист. Дети указывают пальцами на сцену и расспрашивают женщин о действующих лицах. Женщины тоже тараторят вполголоса и обращаются с вопросами к гимназисту. Соседи по ложе бросают на них строгие взгляды и время от времени шикают им.
Мама, это кто же с седой бородой-то, что вон в простыне завернут? спрашивает маленькая девочка.
Старик, душечка, отец вот этой толстой певицы. Она дочка непослушная вот он ее и ругает. Вишь, голос-то какой, словно труба. Ты веди себя хорошенько. Он капризных детей смерть не любит. Сейчас схватит в мешок и под халат.
Это жрец Оровез, поправляет гимназист.
Слышишь: жрец. Он даже жрет детей. Это людоед. Видишь, какой бука.
Да неужто, маменька, вы и в самом деле думаете, что тут людоеды представляются? Жрец не потому жрец, что он жрет. Тут совсем не та этимология слова, опять начинает пояснять гимназист. Жрец это поп, только языческий. Тут ведь идолопоклонство на сцене. И Норма также вовсе не его дочь.
А я думала, что дочь. Ну, да наплевать! Ребенку-то ведь все равно. Поди разбери, как они себя по-итальянски называют!
Колечка, кто же эта самая Норма? Верно, попадья, жена вот этого самого попа? спрашивает гимназиста другая пожилая женщина.
Да кто ж ее знает, тетенька! сердится гимназист. На афише ничего не сказано. Да ведь и вам все равно. Ну, думайте, что она просвирня.
Зачем же я буду думать, коли это неправда. Удивительно, как хорошо дерзничать с теткой! обиделась женщина. А коли тебя по-итальянски учили, ты вникни и расскажи.
Расскажи! Как я могу рассказать, коли сам не знаю. Разве в классической гимназии по-итальянски учат?
А остальные-то бородачи, что в белых балахонах? задает вопрос мать.
Языческое духовенство. Почем я знаю: может быть, тут и архимандрит есть.
Где идолы-то у них?
Идолы за кулисами. Вы уж хотите непременно, чтобы на сцене идолы были. Некоторые вещи публика должна только воображать.
Ну, а этот воин кто, что давеча с Нормой пел? Кто он?
Воин ее жених, и давеча он ей в любви признавался. То есть не в любви, а он ее сманивал, чтоб жениться на ней. Ведь это весталки, то есть такие женщины, которые поклялись не выходить замуж, и за это их допустили к охранению священного огня в храме. Полион, то есть этот самый воин, влюблен в нее.
Есть во что влюбиться! Пожилая женщина, даже старуха. Просто, должно быть, на деньги ее польстился.
Ну, уж там я не знаю, а только он поет и просит ее руки, а она колеблется.
Дура, оттого и колеблется. Другая бы с руками ухватилась за такого молодца. Одно разве только, что ее сомнение берет, как бы он деньги у ней не выманил да не прокутил.
Из соседних лож начинают шикать.
Бросьте, маменька, ваши рассуждения. Вон, даже шикают нам, останавливает мать гимназист. И что вам за дело, дура она или не дура, есть ли у ней деньги или нет? Ведь тут представление, а не настоящая жизнь.
Ну ладно, я замолчу, только ты мне объясни: что же этот самый седой поп-то, принуждает ее за воина выходить замуж или не позволяет?
Напротив того, жрец Оровез даже и не знает о том, что за Нормой ухаживает воин Полион. Ежели бы он узнал, так, может быть, все ноги обломал бы ему.
Ну, так я теперь понимаю, в чем вся штука. Просто эта самая Норма живет у старика как бы в экономках, денег у него награбила, а воину это и на руку. Солдат уж, миленький, везде солдат, он деньги сейчас пронюхает. Вот и вся ихняя любовь.
Шиканье соседей повторяется.
Послушайте, ежели вы не замолчите, то вас сейчас выведут из театра, замечает женщинам солидный мужчина из соседней ложи. Здесь театр, а не гостиная. Люди приходят оперу слушать, а не разговаривать.
Нас выведут? Посмотрим! откликается женщина. Как же это нас выведут, коли нам эту ложу сам статский генерал Тарантасьев подарил? Сами они не пошли, потому супруга у них заболела, и отдали нам.
А вот ежели не замолчите, то увидите!
Любопытно! Да что вы мелете! У нас и билет при себе. Эту ложу генерал Тарантасьев на всю зиму за себя взял и денежки внес.
Это ничего не значит. Ежели вы производите беспорядок
Какой же беспорядок, позвольте вас спросить? Вот ежели бы мы дрались
Молчите, пожалуста.
Не стану и перед вами молчать! Мелко плаваете. Да знаете, генерал Тарантасьев всех детей у нас крестил, и сами мы в двенадцатом классе и служим под его начальством. Да мужу моему стоит только слово сказать генералу
Маменька, оставьте, пожалуста, упрашивает ее гимназист.
Зачем я буду молчать, коли он ко мне привязывается! возвышает голос женщина. Кто вы такой, какого чина, что имеете право мне грозить?
А вот я вам сейчас покажу!
Не покажете! Руки коротки! По полету вижу, что не важная птица!
Размахивая руками, женщина толкнула ребенка. Тот заревел. Солидный мужчина из соседней ложи выбежал в коридор.
Капельдинер! Капельдинер! слышался его голос.
Мировые-то судьи, слава богу, у нас не за горами! не унималась женщина. Нынче и хамку обидеть, так ответишь, а не токмо что чиновницу.
В ложу входит капельдинер. Заслыша шум, в партере подымается дежурный театральный чиновник и спешит на скандал.
Давление
Открытие нового моста через Неву. Народ придрался к случаю и гуляет. Некоторые по нескольку раз проходят взад и вперед. Местами движутся пестрые толпы; слышны толки, делаются замечания о прочности, идут рассказы о пробе моста.
Приказано даже сгонять народ со всех сторон и прямо на середину моста, чтобы как можно больше давления было среди публики, рассказывает какой-то новый тулуп. Так и в газетах писано, чтоб давление на мосту Анисим Калиныч, давай напирать друг на друга и делать давление.
Зачем же им давление? спрашивает его товарищ.
А чтоб прочность пробовать. Выдержит так ладно, а нет подпорки начнут подводить. Тут нужна большая механика.
Ты, брат, молодец, слышал звон, да не знаешь, где он, поправляет чуйка. Давление еще на прошлой неделе делали. И не публика, а гласные Городской думы. Самые которые грузные пришли и стали на самую середину. Потом гири квадратные принесли и начали три квадратных пуда на квадратный фут ставить, а сверху всего этого сам городской голова встал, да рядышком с ним купец Глазунов поместился. Вот что дом-то на Невском, так он. И хоть бы малость треснуло! Об этом действительно в газетах было писано.
Зачем же купец Глазунов-то?
А для почета, потому у него такая должность, что он комиссия, ну и именитый человек от купечества. Нынче, брат, не старая пора, купцам-то во всем уважение; где барин, там и купец с ним рядом. Вот он как выборный от купечества с городским головой бароном Корфом рядышком и постоял. Конечно, все это одна прокламация, а для всей торговой нации все-таки лестно. Купец и с бароном рядом.
Ври больше! Какой тут почет! Просто потому, что он грузнее всех.
Толкуй! И погрузнее его есть, да ведь не ставили же. Вовсе он даже и не грузен, а так себе, средственный человек. Я Глазунова знаю очень чудесно: мы ему известку на двор возили.
А самого Струве, который мост строил, не ставили?
Зачем же его ставить! А вдруг он дух затаит, ну, и выйдет фальшь. Посторонних выбирали.
Да ведь это ничего не составляет. Сколько хошь дух затаивай а вес-то все тот же останется, поясняет усатый человек в фуражке с глянцевитым козырем, в калошах с медными машинками и с новым зонтиком в чехле. Тут действительно один почет без всякого антресоли. От всех званиев люди были. И с нашей трактирной стороны депутат Спиридон Иваныч Григорьев стоял. А в нем какой же груз? Он теперь после болезни так отощавши, что совсем без владения сил. Его только перстом ткнуть, так сейчас кверху тормашками
А вы по трактирной части?
При бильярде служим. Наш Спиридон Иваныч теперь куда!.. Прежде он в Думе все на хлопштосе действовал, а теперь у него игра тихая и удар пропал.
А от мастеровых людей ставили на эти самые квадратные-то пуды?
Тоже ставили, но уж тех по второму сорту и с мещанами вместе. От ремесленников почет приял булочник Полозов да выбрали к нему штуки четыре мещан, которые почище.
А кабатчиков не ставили?
Кабатчиков! Ты бы еще про мусорщиков сказал. Что такое кабатчик? Тоже купец, только без почета. Ну, значит, достаточно с него, что он чувствовал, что и от купечества человек стоит, и даже не во втором, а в первом сорте. Они будут народ спаивать, а их ставить! Жирно будет.
Проходят простые купец с купчихой.
Электричество ужо в фонарях пускать будут? спрашивает купчиха.
Да, на манер как бы в саду «Ливадии» эта самая иллюминация, только без музыки. Новый мост, так уж нужно, чтоб и новое освещение. Теперь скоро газу шабаш! Вырывай из земли трубы да тащи на рынок. Да и слободнее с электричеством-то, потому вода под боком.
А разве его из воды делают?
Делают из всякой дряни, но непременно надо, чтоб на воде разбалтывать; через это чище горит. «Ливадия»-то оттого первая пример и показала, что там кругом вода.
Машинами делают?
Само собой, машинами. Из дряни идет дух, а чтоб публика вонь не чувствовала, ее и промывают.
Без скипидару электричество-то горит?
Само собой. Ведь это все равно что газ. Освещение самое чистое, и от пожару хорошо, потому искры уж никакой. Электричество ведь это огонь холодный. На нем и папироску не зажжешь. Когда горит, так можешь даже сесть на трубку голым местом и без повреждения. Даже еще прохлада, как бы продувает. Вот только разве взрыв на манер торпеды
Ой, Олимп Григорьич! Тогда уйдем лучше! вскрикнула купчиха.
Дура, да ведь это только когда клапан попорчен, а Городская дума все клапаны пробовала и даже при самом Яблочкове. Призвали его и говорят: «Дави, говорят, квадратными футами», а он им: «Не токмо что футами, а даже саженями могу, и то ни один фонарь не сдаст». Обмотали вокруг фонаря веревку в двадцать сажень и давай раскачивать. Как было, так и осталось.
А на огонь Дума-то не садилась во время пробы?
Предлагал Яблочков гласным и лестницу хотел подставлять, да как на эдакую вышь залезешь? Народ все тяжелый. Нет, насчет взрыва ты уж без опаски
К купцу подходит знакомый и раскланивается.
Каково сооружение-то? Говорят, каждый винт на заграничный манер построен. Да и то сказать шесть миллионов!
А разве в заграничных землях такие мосты есть?
Там, сударь, еще чище. У нас только через реку, а там есть мост через море. Вот, например, в городе Италии.
Да ведь, говорят, Италия страна бедная. Оттуда все с шарманками да с обезьянами к нам едут.
Ничего не значит, а все-таки у них мосты первый сорт. Они недопьют, недоедят, лягушками питаться будут, а мост все-таки построят. В городе Италии есть такой мост, что даже с музыкой. Идешь по нем, а он «Травиату» играет.
Значит, органы под мостом поставлены?