Рассекая грудью морозный воздух, Родион стремительно приближался к лесополосе. Однако ширина её и густота зеленых насаждений не вселяла надежд укрыться под их сенью. За лесополосой проходила железнодорожная линия, а дальше высокий кирпичный забор машиностроительного завода. Вот и финиш, невесело подумал Родион, оглядываясь назад. В подтверждение его мыслей от компании Хмурого отделились двое: один направился влево, другой вправо, отрезая Родиону пути к прорыву по флангу, а двое других продолжали гнать его к забору. Видя безвыходность ситуации, Родион сначала перешёл на трусцу, а потом и вовсе остановился, сплюнул в снег и стал с достоинством ожидать приближающегося кредитора со товарищи. Братки, однако ж, тоже утратили свежесть, и, перейдя на шаг, не спеша приближались к Родиону. Расстояние между ними было около полусотни метров.
Похоже, этот Новый Год станет самым необычным в моей жизни, саркастически подумал Родион, когда до его слуха стало долетать тяжёлое дыхание запыхавшихся братков, Закурить бы напоследок, да сигареты в полушубке остались.
Родион зачерпнул ладонью снега, сунул его в рот, смочив пересохшее горло, и стал смотреть на луну. Ночную тишину внезапно разрезал гудок тепловоза. Родион насторожился. Вслед за гудком послышался шум приближающегося поезда. Оглянувшись, он увидел мелькающий сквозь деревья тепловозный прожектор. Судьба моя, как и прежде, щедра на подарки, подумал Родион, Если перескочить линию перед паровозом, а затем бежать по ходу поезда, можно уйти довольно далеко. Сейчас главное точный расчёт. Время для рывка ещё не настало. Надо что-то сделать.
Стойте, мужики, громко, но спокойно сказал он, приподняв кверху руки с повёрнутыми вперёд ладонями, сдаюсь.
К его удивлению, Хмурый остановился, а, глядя на него, и остальные. Видимо, подустали. Родион краем глаза следил за поездом: далековато ещё. Чтобы окончательно расслабить противника, он не спеша побрёл в их сторону.
Только обещайте, что бить не будете.
В ответ послышалось дружное ржание.
Да как же тебе такое в голову могло придти!
Деньги почти готовы, проблемка-то совсем пустяковая продолжал Родион, краем глаза следя за поездом.
Ну, кажись пора!
И, резко развернувшись спиной к потерявшим бдительность браткам, что было сил рванул через лесополосу наперерез приближающемуся поезду. Прорвавшись сквозь скопившийся между деревьями снег, он взбежал на невысокую насыпь и пересёк рельсы в аккурат перед носом тепловоза. Вуаля, мазурики! радостно стучало в груди, Бережёного Бог бережёт! Теперь достань меня! И весело побежал наперегонки с поездом.
Однако, бросая беспокойный взгляд под колёса, вскоре увидел несущихся по ту сторону линии преследователей, которые и не думали отставать, видать открылось второе дыхание. Уходящий в бесконечность заводской забор лишал Родиона разнообразия направлений, но самое неприятное было даже не это. Поезд начал быстро сбавлять ход, шипя и скрипя тормозами. Родион остановился, то же самое сделали бежавшие по ту сторону братки.
Поезд был пассажирский. Почти все окна в нём были тёмными, однако в одном вагоне светились тусклым светом. Скорость состава таяла на глазах, словно машинист применял экстренное торможение. Хмурый с друзьями подошли вплотную к колёсам, расположившись напротив Родиона и стали ждать остановки.
И тут произошло необъяснимое. Когда вагон с тускло светившимися окнами поравнялся с Родионом, раздалось громкое шипение и пневматические двери медленно разъехались в стороны, словно приглашая его внутрь. Ни на миг не задумываясь, Родион рванулся к дверям. Насыпь была невысокая, однако ж и не перрон, и лишь в отчаянном прыжке Родиону удалось ухватиться за поручень. Поезд медленно продолжал движение, волоча новоявленного пассажира ногами по снегу. Родион, собравшись с силами подтянулся, водрузил колено на нижнюю ступеньку и на четвереньках ввалился в тамбур. И в то же мгновение двери, спасительно шипя, закрылись за его спиной. Переводя дух, Родион медленно встал и подошёл к окну противоположной двери. Внизу на насыпи прощально таяли во мгле четыре фигуры с широко расставленными на снегу ногами и столь же широко раскрытыми ртами. Поезд набирал ход. Родион театрально развёл руками, проводил их взглядом и, немного отдышавшись, пошёл в вагон.
За дверью тамбура ему открылась несколько странная картина. Салон был погружён в полутьму. По обе стороны от него тянулись до самого конца пустые деревянные скамьи. Пассажиров не было. Освещена была лишь самая середина вагона, там подрагивал доживающей свой век лампочкой единственный работающий плафон. Родион стряхнул снег со свитера, вытер рукавом пот со лба и, пройдя в середину вагона, устало опустился на скамью у окна. Располагавшийся под окном обогреватель выдувал через решётку щедрую струю тёплого воздуха. Родион откинулся на спинку скамьи, вытянул ноги и погрузился в тепло и невесёлые размышления.
Стало быть, я теперь бродяга. Одет не по сезону, ни денег, ни документов, ни малейшего понятия о том, куда следую. Это, кстати, не мешало бы в ближайшее время выяснить. Только у кого ж спросить? В вагоне ни души, население давно уж разъехалось по тёплым квартирам, ёлки наряжает. Надо бы в соседний наведаться. Сейчас, только малость передохну да обсохну.
Родион повернулся к окну, за которым медленно проплывали фонарные столбы, освещая полутёмный вагон движущимися полосами жёлтого света. За ними белела под луной снежная степь, кое-где прорезанная лесополосами. Вдали прощально светились огоньки удаляющегося города.
Судя по направлению, вроде бы на юг. На Алтай что ли? А какая собственно разница. Юг в моей экипировке по любому лучше, чем север. Вот, значит и первая маленькая радость. Родион невесело улыбнулся. Где-то, не так ещё далеко, одиноко ждала его за накрытым столом со свечами любимая женщина, нервно сжимая в руке мобильный телефон. А его, как беспризорника, уносил неизвестно куда какой-то непонятный паровоз. С какого перепугу меня вообще подобрали? Машинист, видать, добрый попался, вник в ситуацию. Надо бы как-то отблагодарить что ли, по прибытию
Тихо постукивали колёса, стыки рельс мерно отсчитывали путь, тёплая струя воздуха сушила на беглеце одежду. Внезапно навалившаяся усталость стала клонить в сон. Прислонившись головой к стенке, Родион погрузился в томную полудрёму. Неизвестно сколько прошло времени, видимо, не так уж и много. Звук отодвигающейся двери тамбура выдернул Родиона из забытья. Он приоткрыл глаза.
В тёмном конце вагона возникла фигура человека. Задвинув за собой дверь, человек не спеша двинулся по проходу, с каждым шагом всё явственнее проявляясь в свете единственного светящегося плафона. Он был одет в тёплую рабочую спецовку, такие же штаны и кирзовые сапоги. Голову его венчала форменная фуражка с чёрным блестящим околышем и какой-то кокардой посередине. Человек заметно прихрамывал на правую ногу. Несмотря на это, походка его казалась какой-то жёсткой и уверенной. Дойдя до скамьи с Родионом, человек остановился и повернулся к нему. Он был чуть выше среднего роста, сутуловат, но широк в плечах. На вид ему было около пятидесяти. Лицо его покрывала короткая, но густая щетина и сеть мелких морщин вокруг серых глаз, как-то пристально, изучающе смотревших из-под лохматых бровей. Контролёр, что ли? подумал Родион, разглядывая пришельца, зырит явно не без интереса, а предложить то ему нечего. Значит ближайшая станция моя. Родион, слегка приподняв брови, вопросительно уставился в лицо контролёру.
Ну что, отогрелся, соколик? с едва заметной улыбкой спросил тот. Тон его хрипловатого голоса показался Родиону каким-то нестрогим, не казённым. Глядишь, может и пронесёт, мир не без добрых людей.
Да, уж с этим у вас порядок, Родион кивнул головой на тихо дышащий теплом обогреватель. Человек немного постоял, молча поизучав его взглядом, затем вошёл в проход и уселся на скамью, напротив.
Тебя как звать то? спросил он, сняв с головы фуражку и пригладив ладонью негустую с проседью шевелюру.
Родион я, Иванов сын, ответил Родион, стараясь перевести разговор в шуточно-дружелюбное русло, а вы, батя, кем будете?
Незнакомец помедлил с ответом, глядя в тёмное окно.
Афанасий я. Проводником здесь.
Немного помолчали. Родион, справившись о должности нового знакомого, ждал неприятных вопросов о билете и прочей казённой ерунде.
От кого тикаешь то, Иванов сын? с улыбкой спросил проводник, пристально заглянув в глаза Родиону.
Грех, сказать, батя. От долгов. Доигрался я.
Хм-м, Афанасий немного нахмурился, Сказать то не грех, а вот от долгов бегать дело не богоугодное. Равно как и судьбу на удачу пытать. Ну, это ладно, со всяким бывает. Я ведь и сам не без греха, не мне, стало быть, судить. И много ли задолжал?
Было б мало, я б не побежал.
Родион ненадолго опустил глаза в пол, затем, вновь устремив их к собеседнику, продолжил:
Я работу еду искать, Афанасий. Не присоветуете ли чего? И куда вообще поезд-то идёт? Я ж и того не знаю.
Афанасий задумчиво почесал правой рукой щетину. На пальцах его Родион заметил старые, расплывшиеся, синие татуировки.
Поезд следует по расписанию, до конечной станции. А на счёт работы, отчего ж не присоветовать. Это, пожалуй, можно. Подумать немного надо Чаю хочешь?
Не отказался бы, взбодрился Родион.
Сейчас сообразим.
Афанасий сунул руку за пазуху и извлёк оттуда некое средство связи. По виду это была обыкновенная телефонная трубка, какие висят в таксофонах, со свисающим снизу кончиком обрезанного витого провода. Афанасий приложил её к уху и, постучав костяшками по микрофону, громко приказал:
Анфиса! Чайку мне в девятый, два стакана. Погорячей, да покрепче. Да! И коньячка, пожалуй, прихвати.
Сию минуту, Афанасий Глебович, раздался из трубки женский голос.
Афанасий сунул трубку обратно за пазуху. Услышав о коньяке, Родион одарил Афанасия благодарным взглядом и нетерпеливо заёрзал по скамье.
Оно, конечно, на работе то не полагается Да где она, работа-то? усмехнулся проводник, обводя глазами пустой вагон, Да и праздник, чай, на носу. Посидим душевно, путь короче станет. О! А вот и наш чай!
Дверь в конце вагона отодвинулась, из-за неё выкатилась тележка с подносом, на котором поблёскивала какая-то посуда.
Давай сюда скоренько, сказал кому-то Афанасий, махнув призывно рукой. Родион удивлённо вгляделся в темноту: вслед за тележкой, подталкивая её рожками, в вагон вошла коза. Она, дробно стуча копытцами, прокатила тележку до адресатов и остановилась. Коза была чёрной масти с белой отметиной на груди. Густая, ухоженная шерсть её переливчато поблескивала в тусклом свете плафона. Склонив немного на бок голову, она как-то изучающе уставилась на Родиона своими жёлтыми козьими глазами с чёрными точками зрачков. Родион, справившись с удивлением, дружески улыбнулся козе и подмигнул правым глазом. В ответ коза дружески подмигнула ему левым. Рот Родиона приоткрылся сам собой. Проводник расхохотался, вслед за ним несмело засмеялся Родион.
Молодца, молодца, почёсывая козе за ухом, сказал Афанасий, ну, иди, голубушка, иди.
Он наклонился к её уху и что-то прошептал. Коза развернулась и не спеша зацокала по проходу. Оглянувшись напоследок перед раскрывшейся дверью тамбура, она скрылась в темноте, дверь за ней задвинулась.
Шапито на гастролях, не иначе подумалось Родиону. Он оглядел стоящий на тележке поднос. На нём источали ароматный пар два стакана чая в серебристых подстаканниках, возвышался полулитровый графин с золотистой жидкостью, под которым поблескивали две рюмки на тонких ножках. Середину подноса украшало внушительных размеров блюдо с плотно уложенными на нём бутербродами с красной и чёрной икрой и два блюдца поменьше, на каждом из которых красовался большой кусок отварной осетрины. А с краю приютилась небольшая деревянная шкатулка, по виду старинной работы.
Я же не рассчитаюсь, Афанасий, сказал Родион, глотая слюну, Нечем мне.
Не изволь волноваться, ужин за счёт заведения, ответил проводник, хлопнув Родиона по плечу. Он закатил тележку в проход между скамьями, Садись, бери вилку.
Он взял с подноса графин и наполнил рюмки. Взяв свою, поднёс к носу.
Армянский сегодня, туркменский вчера закончился. А ты какой предпочитаешь?
Да я собственно, один от другого и отличить то не сумею, ответил Родион, принюхиваясь к содержимому рюмки.
Ну, тогда давай! С наступающим! и Афанасий небольшими глотками отправил рюмку в рот.
И вас с новым счастьем, сказал Родион и выпил свою порцию.
На пару минут разговор прервался: собеседники, позвякивая вилками, дружно работали над закуской: Афанасий не спеша, слегка оттопырив мизинец держащей вилку руки, Родион немного быстрее.
Повторим? спросил Афанасий, наполняя рюмки. Родион, не отрываясь от трапезы, утвердительно кивнул. Повторили. Наконец, когда челюсти собеседника стали работать менее активно, проводник откинулся на спинку и скрестил руки на животе. Родион, покончив с осетриной, вытер рот рукавом и приступил к чаю.
А вы, Афанасий Глебыч, случаем в цирке не работали? спросил он, осторожно пригубив горячий напиток.
Случаем и там доводилось, правда в несколько ином заведении, в кружке самодеятельности при нём, ответил проводник, Куришь?
Курю.
Афанасий протянул руку к шкатулке и нажал на кнопку на крышке. Раздался негромкий хлопок, крышка откинулась и из-под неё выпрыгнула фигурка смеющегося чёрта. В вытянутых руках он услужливо держал папиросу. Афанасий забрал её, захлопнул крышку и пододвинул шкатулку Родиону.
Теперь ты.
Родион нажал на ту же кнопку, фокус повторился. Приняв у чёрта угощение, Родион захлопнул крышку.
Теперь нажми на кнопку рядом, довольно улыбаясь, велел Афанасий. Родион выполнил. На этот раз чёрт выскочил с горящим факелом в руке. Родион, не сдерживая восхищения, прикурил. Прикурил и Афанасий, после чего опять загнал чёрта под крышку.
А теперь сюда нажми, сказал он, показывая пальцем на третью кнопку.
Родион нажал. На этот раз услужливый чёрт появился с красивой серебряной чашей в руках. Афанасий, польщённый произведённым эффектом, стряхнул в неё пепел с папиросы.
Занятная вещица, оценил Родион, как живой чертяка-то! Кучу денег, наверное, стоит?
Не знаю. Трофейная, сказал проводник, окутывая шкатулку облаком дыма. Заметив вопрошающий взгляд Родиона, продолжил: В восточной Пруссии дело было. Квартировался наш полк в одном старинном замке, фамильном, герцога какого-то. Хозяев в ту пору уже след простыл, герцог тот на какой-то высокой должности был в ихнем вермахте, драпал вместе со всеми. Картин разных, посуды, безделушек видимо-невидимо. Картины, конечно, нельзя было трогать, за раз под трибунал угодишь; а так, по мелочёвке, командир дозволил. Ну и давай мы с ребятами сувенирами отовариваться, кто ложку, кто часы, кто посудину какую, а я вот эту игрушку прихватил.
Родион недоверчиво смотрел на рассказчика. На вид то ему лет пятьдесят, как-то не катит на фронтовика. Пофантазировать, видать, совсем не любит. Он посмотрел на увенчанные синими татуировками кисти проводника и с лёгкой иронией спросил:
А это, Афанасий Глебыч, тоже с восточной Пруссии?