Но внимание Петра все более и более захватывают другие занятия, которые и отрывают его, вероятно, от зотовских уроков. В хоромах царевича Петра уже в самом раннем его детстве мы видели военные игрушки. С возрастом эти игрушки развиваются в военные «потехи» (игры). В начале 1682 г. для царевича в Кремле у его хором устраивается потешная площадка, на которой поставлены потешный деревянный шатер и потешная изба, на площадке стояли деревянные пушки[74]. До нас дошли в большом количестве записи о выдаче по требованию Петра разных предметов, хранившихся в Оружейной палате, или об изготовлении разных предметов по его приказанию. Перед нами в этих драгоценных документах целый мир вещей, которыми окружен Петр, которые его заботят и занимают его внимание, которые показывают, куда направлялись его вкусы и склонности. На первом месте здесь, конечно, предметы военных забав. Так, встречаем записи о починке прорванных, видимо от постоянного употребления, барабанов, об изготовлении новых. 8 мая 1682 г. царь Петр «указал взнесть к себе, великому государю, в хоромы 12 тростей морских средней руки». В Оружейной палате таких тростей не сыскалось, и они были куплены в городских рядах. «И мая в 10 день, читаем далее в той же записи, те трости поданы к нему, великому государю, в хоромы; принял боярин и оружейничей Иван Кириллович Нарышкин. И того ж числа от великого государя из хором боярин и оружейничей Иван Кириллович выдал 11 тростей и приказал те трости стростить из 3-х одну, а из 8-ми 4 трости и приложить к ним копья железные наводные и прибить прапорцы (знамена) тафтяные». 12 мая почти накануне кровавых событий стрелецкого бунта «великий государь Петр Алексеевич указал сделать в Оружейной палате 6 древок кленовых на тростеной образец с коленами, да к тем же древкам сделать 6 копий»[75]. 13 января 1683 г. велено было сделать в хоромы малолетнего царя две пушки деревянные потешные, мерою одна в длину аршин, другая в полтора аршина, на станках с дышлами и с колесами окованными. Пушки эти были изготовлены к 26 марта; внутри они были опаяны жестью, а снаружи высеребрены; станки, дышла и колеса расписаны зеленым аспидом, каймы, орлы, клейма и прочие украшения были вылиты из олова[76]. С переездом двора царицы Натальи в мае 1683 г. в Воробьево военные потехи царя приобретают более широкий размах. На воробьевских полях было для них более простора, чем на площадке кремлевских хором. Прорванные барабаны то и дело присылаются в Москву для починки. В Воробьеве производится стрельба из пушек, но уже не из игрушечных деревянных, а из настоящих железных.
30 мая 1683 г., в день рождения государя, произведена была «потешная огнестрельная стрельба», за которую огнестрельный мастер иностранец Симон Зоммер и действовавшие под его руководством Пушкарского приказа гранатного и огнестрельного дела русские мастера и ученики получили награды. Новая потеха, видимо, очень полюбилась Петру. В июле того же года стольник Гаврило Иванович Головкин отдал в переделку для государя «шестнадцать пушек малых, и в том числе пушка большая без станку, две пушки большие на полковых станках, две пушки поменши тех на полковых же станках, три пушки верховые с станками, две пушки без станков большие, пушка малая без станку, три пушки на волоковых станках медные, 2 пушки железные без станков; а приказал: к первой пушке сделать два станка, один полковой, другой волоковой; а которые пушки без станков, к тем пушкам приделать станки полковые и расписать красками цветными, а старые станки починить и колеса приделать новые»[77]. В августе этого же года упоминаются 10 человек стряпчих конюхов, состоящих «у потешных лошадей», и среди них Сергей Бухвостов и Еким Воронин будущие первые солдаты зарождающегося среди этих военных игр первого потешного полка Преображенского. Наряду с этими свидетельствами о настоящих потешных лошадях и пушках встречается еще и в 1683 г. свидетельство о двух деревянных потешных коньках, купленных в хоромы государя[78]. Записи 1684 г. открываются распоряжением окольничего Т.Н. Стрешнева оклеить червчатым бархатом и перевить золотным галуном принесенные им из хором государя два «древка протазанные» (22 января). 3 марта из хором выдал стольник Г.И. Головкин три барабана:
«один большой, другой средний, третий малый испорчены, кожи у них испроломаны». В апреле вносятся в хоромы 10 сабель, в июне в починку отданы 8 барабанов. Число предметов, отпускаемых из Оружейной палаты, растет. 22 ноября 1684 г. палата отправляет в Преображенское протазаны, алебарды, пальники, палаши, кончеры, шпаги, пищали золоченые, винтованные и духовые и скорострельную о 10 зарядах, мушкеты «с жагры и с немецкими замки», посольские булатные топоры и мечи, бердыш с пищальным стволом и с замком, «бунчук крымской с хвостом» всего 71 предмет. 13 февраля 1685 г. в Преображенское за Петром везена была оружейная казна на двух подводах: сабли с каменьем, булавы, лубья саадашные, щиты, рогатины, знамена, копья. 30 апреля туда же было отправлено 5 телег: «везены на тех телегах всякие хоромные потехи и ружья»[79]. Май и июнь 1685 г. проведены были в селе Коломенском. Одно требование за другим летит оттуда в Оружейную палату: прислать 16 пар пистолей, такое же число карабинов с перевязями, с медной оправой; прислать 16 мушкетов, 15 карабинов, 8 карабинцев маленьких, прислать луки со стрелами; лук потешной, гнездо северег (стрел) шефраненых с белохвостцовым орловым перьем, гнездо ж северег стольничьей статьи, 5 самопалов новых, два карабинца потешных с замками и с жагры; лук с буйволовыми костьми, два лука турецких и т. д. и т. д.[80] Огнестрельная потеха делается любимым удовольствием Петра и принимает иногда разнообразные и неожиданные формы. 24 февраля 1688 г. производилась «огнестрельная стрельба в верху (т. е. во дворце) на Постельном крыльце. Для этой стрельбы жильцом Никифором Семеновым Кудрявцевым были сделаны мишени: деревянный человек, да змей, да городок»[81]. В Преображенском возникает целый потешный городок, который становится центром этих военных игр. Городок этот в 1685 г., кажется, состоял всего только из двух избушек. Но в 1686 г. находим известие об отправке туда значительного количества лесных материалов для укрепления городка. По стенам его возводятся башни, на передней из них сооружены часы с боем, для чего потребовалось восемь колоколов. Через Яузу перебрасываются мосты. Городок обстраивается. В этом и следующих годах в нем строятся царские хоромы, каменная церковь, особые дворы, где во время пребывания Петра в Преображенском ставятся его приближенные; строятся съезжая изба, избы для офицеров потешного отряда, казенный и оружейный амбары, потешная конюшня и множество других деревянных построек[82].
Наряду с военными потехами Петр, видимо, начинает еще в ранней молодости интересоваться разного рода ремеслами, любовь к которым он затем сохранил на всю жизнь. 27 июня 1684 г. «дано каменщикам за снасти: за лопатку и за молотки железные, которые у них взяты к нему, государю, в верх 16 алтын». Это первое известие о занятиях Петра ремеслом; он начал с ремесла каменщика. От работы каменщика он перешел к печатному делу. 16 ноября того же 1684 г. окольничий Т.Н. Стрешнев «приказал из Серебряной палаты к нему, великому государю, в хоромы взнесть на печать доску кованую красной зеленой меди, гладкую, в длину и в ширину по десяти вершков». Затем в хоромы поступили плотничьи инструменты. 30 ноября стольник Г.И. Головкин «приказал сделать в хоромы 2 топорика маленьких плотничных и насадить на топорища кленовые и закрепить с гайки, чтоб было крепко». За плотничьими инструментами последовали столярные. В 1686 г. «сентября со 2-го числа октября по 10-е число по указу в.г. Петра Алексеевича станочного дела мастеры делали к нему, великому государю, в хоромы верстак столярской с двумя выдвижными ящиками». В то же время, в сентябре 1686 г., покупалась в хоромы «кузнечная всякая снасть»[83]. Таким образом, в детские и юношеские годы Петр проходил разного рода мастерства, приобретал навыки в работе каменщика, типографа, плотника, столяра и кузнеца; упражнял в этих ремеслах детски гибкую руку. Поэтому его рука и была так искусна во всяком мастерстве впоследствии.
В записях Оружейной палаты встречаем известия о посещениях Петром находившейся в палате оружейной большой казны. Появляясь в палате лично, он осматривал хранившиеся в этой обширной кладовой московских государей вещи и приказывал внести к себе в хоромы то, что ему было в данный момент нужно или что занимало его внимание. Так, посетив оружейную большую казну 30 января 1685 г., царь «указал к себе, великому государю, в хоромы взнесть: образ всемилостивого Спаса» с изображениями по сторонам Пресвятой Богородицы и Иоанна Предтечи, «резан по слоновой кости, на малой дске; карабинец немецкой винтованной, малопулей, станок с раковинами; часы столовые стоянцы; часы же столовые с арабом; часы же шкатуна большая, коробочку янтарные; пару пищалей золоченых, станки яблоновые с костми и с раковины и с серебряною оправою; пищаль гладкую, красного железа нарядную»[84]. Главным образом, Петр выбирает оружие, оружие всего более его занимает. Побывав в палате 11 июля 1687 г., он указал к себе внесть пищаль, «ухват, что людей хватают, ратовище дубовое, подсошек железный», 3 алебарды немецкого дела, 3 знамени сотенных, писанных по камкам, 10 копий железных, 2 копья с крюками, 70 карабинов, 20 копий с древками, 10 древок копейных, 5 труб фитильных, 4 барабана, 2 корабля малых (модели?). Но во время одного из посещений, 30 сентября 1686 г., царь вместе с калмыцким саадаком, бухарским луком, булатным тесаком и тремя пистолетами захватил и музыкальные инструменты «фиоль немецкую точеную и 4 тулунбаса медных», а также, видимо, привлекший к себе его внимание «глебос большой» большой географический глобус. По этому глобусу Петр мог получить представление о шарообразной форме земли. Но глобус, должно быть, служил еще и для каких-либо иных занятий, помимо географических, по крайней мере, ему понадобилась основательная починка. Под 1 марта 1688 г. встречаем запись: «велено в Оружейной палате глебуз, который выдан от него, великого государя, из хором, починить заново. И тот глебуз для починки часового дела мастеру иноземцу Ивану Яковлеву, а по скаске его надобно на починку того глебуза: меди проволочной толстой шесть фунтов, бумаги александрийской руки 10 листов; яиц свежих 50»[85].
Любопытство, возбужденное другим инструментом, побудило, как известно, Петра уже самостоятельно, по доброй воле и с жаром приняться за продолжение столь рано прерванного образования. Об этом втором периоде своего учения рассказывает нам сам Петр в написанном им предисловии к Морскому уставу, изданному в 1720 г. В этом предисловии Петр дает краткий очерк истории кораблестроения в России и, между прочим, вспоминает и о своем образовании. «Перед посылкою князя Якова Долгорукова во Францию, пишет царь, между другими разговоры сказывал вышеупомянутый князь Яков, что у него был такой инструмент, которым можно было брать дистанции или расстояния, не доходя до того места. Я зело желал его видеть; но он мне сказал, что его у него украли. И когда поехал он во Францию, тогда наказал ему купить между другими вещами и сей инструмент[86]. И когда возвратился он из Франции и привез, то я, получа оный, не умел его употреблять. Но потом объявил его дохтуру Захару фон-дер Гулсту, что не знает ли он? который сказал, что он не знает, но сыщет такого, кто знает; о чем я с великою охотою велел его сыскать. И оный дохтур в скором времени сыскал голландца, именем Франца, прозванием Тиммермана, которому я вышеописанные инструменты показал, который, увидев, сказал те ж слова, что князь Яков говорил о них, и что он употреблять их умеет: к чему я гораздо пристал с охотою учиться геометрии и фортификации. И тако сей Франц чрез сей случай стал при дворе быть беспристанно и в компаниях с нами»[87]. До нас дошли три отрывка из учебных математических тетрадей Петра с собственноручными его записями. В первом из них Петром, вероятно под диктовку учителя, записаны правила первых трех арифметических действий: «адицоа», «супстракцио» и «мултопликация», также решенные им задачи на эти действия. Часть задач на умножение писаны рукой учителя. Во втором отрывке находится правило определения широты данного места; в третьем правило, как вычислить полет брошенной из мортиры бомбы[88]. Так как Петр в упомянутом предисловии к Морскому уставу говорит, что у Тиммермана он учился геометрии и фортификации, то С.М. Соловьев думал, что с правилами арифметики Петр познакомился под руководством какого-либо другого учителя. Так это или иначе, во всяком случае, Петром был пройден математический курс, какого его старшим братьям не преподавалось. По примеру старших детей царя Алексея Петру после первоначального учебного курса следовало бы проходить высший словесный курс под руководством какого-либо ученого украинца, вроде Симеона Полоцкого. Но царица Наталья Кирилловна подозрительно относилась к ученым украинцам, державшим сторону царевны Софьи, и со словесным курсом медлила, а тем временем любознательность юного царя, возбужденная неизвестным предметом астролябией, повлекла его к добровольным занятиям математическими науками под руководством иностранца.
Точно так же любознательность, возбужденная случайно попавшимся на глаза предметом, вызвала в юном Петре склонность, которая стала в нем преобладающей страстью до конца дней. Так, по крайней мере, объяснял он сам в том же предисловии к Морскому уставу возникновение отличавшей его любви к морю, к мореплаванию и кораблестроению. Потешные «суды» струг и шняк существовали уже в 1687 г. в Преображенском потешном городке на Яузе[89]. Но исключительный интерес к плаванию начинается со случайной находки. «Несколько времени спустя (в 1688 г., после того как Долгорукий привез астролябию) случилось нам быть в Измайлове на Льняном дворе и, гуляя по амбаром, где лежали остатки вещей дому деда Никиты Ивановича Романова, между которыми увидел я судно иностранное, спросил вышереченного Франца (Тиммермана), что это за судно. Он сказал, что то бот английский. Я спросил, где его употребляют. Он сказал, что при кораблях для езды и возки. Я паки спросил: какое преимущество имеет пред нашими судами (понеже видел его образом и крепостью лучше наших)? Он мне сказал, что он ходит на парусах не только что по ветру, но и против ветра; которое слово меня в великое удивление привело и якобы неимоверно. Потом я его паки спросил: есть ли такой человек, который бы его починил и сей ход мне показал. Он сказал мне, что есть. То я с великою радостью сие услыша, велел его сыскать. И вышереченный Франц сыскал голландца Карштен Бранта, который призван при отце моем в компании морских людей для делания морских судов на Каспийское море, который оный бот починил и сделал машт и парусы и на Яузе при мне лавировал, что мне паче удивительно и зело любо стало. Потом, когда я часто то употреблял с ним и бот не всегда хорошо ворочался, но более упирался в берега, я спросил, для чего так? Он сказал, что узка вода. Тогда я перевез его на Просяной пруд, но и там немного авантажу сыскал, а охота стала от часу быть более. Того для я стал проведывать, где более воды. То мне объявили Переяславское озеро, яко наибольшее, куда я, под образом обвещания в Троицкий монастырь, у матери выпросился. А потом уже стал ее просить и явно, чтобы там двор и суды сделать. И так вышереченный Карштен Брант сделал два малые фрегата и три яхты. И там несколько лет охоту свою исполнял. Но потом и то показалось мало; то ездил на Кубенское озеро. Но оное ради мелкости не показалось. Того ради уже положил намерение прямо видеть море». Воспоминания царя, написанные спустя 32 года после рассказанных в них событий, вполне точны и подтверждаются другим документом. Действительно, в Дворцовых разрядах за 1688 г. под 30 июня записан поход Петра в Троицкий монастырь «по своему государскому обещанию» в необычное для такого похода время и несмотря на то, что ездил туда незадолго перед этим с матерью (31 мая 1688 г.). Сохранилось и письмо Петра к царице Наталье Кирилловне, помеченное «із Переславля, іуля въ 5 д.» (1688 г.): «Желаю всегда здравия, а я за благословениемъ твоімъ живъ і паки благословения прошу»[90].