Но Головин давал эти резолюции на вопросные пункты докладов, несомненно, со слов самого Петра, которому он эти вопросные пункты докладывал и, может быть, помогал формулировать ответы. Что резолюции написаны им со слов Петра, на это можно видеть указание в таких относящихся к Петру выражениях, как: «приказано», «велено», «сказать велено» и т. д. («велено» или «приказано», конечно, самим Петром). Например, во втором докладе, статья 15: «Салтан турской всех окрестных государств послом и посланником всегда для объявления дел приказывает прежде быть у визиря. А потом в иное время бывают на приезде у него, салтана, и грамот у послов и у посланников сам он не принимает, а вырывают из рук предстоящие пред ним и отдают визирю, и визирь кладет перед самого салтана и к целованию руки своей послов и посланников не допускает. И ныне о делех визирю наперед бытия салтанского объявлять ли?» Приведен и прецедент: «А Прокофья Возницына за то, что он о делех прежде салтанского бытия не хотел визирю объявить, хотели выслать ни с чем». Рукою Головина подписано: «Об том приказано делать, что пристойно, и дело чтоб было только делано». «Приказано», разумеется, Петром, и дух резолюции указывает на ее настоящего автора: пренебрежение к внешним условностям и церемониям, приказ делать как угодно, только чтобы сделать дело по существу. Статья 17: «Патриархом вселенским от великих государей наперед сего посыланы грамоты и милостыня собольми». Рукою Головина: «Велено написать и милостыню дать, если, надобно будет, и учинить по своему разсмотрению». Статья 18: «К салтану посылано (т. е. в прежнее время) в поминках собольми ж по 8000 и по 7000, а визирю по 3000 и по 2000, муфтию по 1000, и по 700, и по 600 рублев». Рукою Головина: «Сказать велено, что для того не послано, что еще о договорех ничего не сделано, а как учинится договор, и в то время на подтверждение присланы будут послы и с ними обыкновенно дары»[126]. Под этими «велено написать» и «сказать велено» несомненно подразумевается приказание Петра; если бы приказание отдавал сам Головин, эти выражения были бы в резолюциях совершенно излишни и прямо невозможны; Головин писал бы прямо «сказать», «дать», «делать», слов «велено», «приказано» ему было бы употреблять незачем.
Получив от Головина свои вопросные пункты с царскими, записанными Головиным, резолюциями, Украинцев с Возницыным перерабатывали их в форму наказа, причем вопросы получали форму условных предложений, а резолюции вид положительных предписаний и руководящих указаний, например статья 8:
«А буде визирь и ближние салтановы люди учнут выговаривать, для чего царское величество с салтановым величеством мир нарушил, который учинили в Крыму посланники, и шертную салтанову грамоту, какова дана в Цареграде Прокофью Возницыну, и войну всчал, и городы Азов и Казыкермен с иными городками взял в те годы, когда салтан тройную на себя цесарскую, веницейскую и польскую войну имел и хану по договору на многие годы годовой дачи не велел давать, и посланнику говорить, что тому прежнему миру нарушение учинено с стороны салтанова величества», и далее перечислены многие правонарушения со стороны турецкого султана и крымского хана и, таким образом, короткая резолюция, данная на эту статью, распространена здесь в целый трактат. Вот как, например, развита ее последняя часть, гласившая: «и мало ль кто прежде сего что делал, а ныне не делает». В наказе эта мысль разработана в такое длинное рассуждение:
«А напред сего давано царского величества жалованье в те времена, когда Московское государство было не в такой силе и распространении. А ныне, когда, по милости Божией, государство его царского величества распространилось и в силах умножилось, и для того и война татарская стала быть не страшна. И к Перекопи, и к иным татарским юртам войска его царского величества розные пути познали (узнали) и за многие ханов крымских неправды великого государя жалованье им отставлено и впредь в даче не будет. Да и издавна всякие премены на свете быть обыкли, и таких много есть примеров, что одни народы в воинских своих делех прославляются, а другие ослабевают. И мочно то ближним доводом объявить (т. е. можно привести еще такое соображение), что с первых лет и салтановых величеств турских государство было не в такой силе и славе, как ныне есть, и бывали такие времена и случаи, что русские народы морем к Константинополю хаживали (это воспоминание, взятое из летописей, было, вероятно, сочтено очень подходящим к моменту, когда русское посольство готовилось отправиться в Константинополь морским путем) и годовую казну с греческих царей имывали, а после того то пременилось Также и ханы крымские напред сего такие дачи себе имывали, а ныне им пришло время от того уняться и престать, и жить с христианскими государи в покое» и т. д. Вопросный пункт доклада с резолюцией о предварительной аудиенции посланникам у визиря раньше представления их султану и о порядке передачи султану царских грамот получил в наказе такую обработку: «Салтан турской всех окрестных государств послом и посланником всегда для объявления дел приказывает прежде быть у визиря, а потом в иное время бывают на приезде у него, салтана, и грамот у послов и у посланников сам он не принимает, а вырывают из рук предстоящие пред ним и отдают визирю. И визирь кладет перед самого салтана и к целованию руки своей послов и посланников не допускает. Да и Прокофья Возницына, как он у салтана был во 189 г., за то, что он о делех прежде салтанского бытия не хотел визирю объявить, хотели выслать ни с чем. И посланнику домогаться, чтоб быть прежде у салтана, а потом у визиря. И буде салтан по его, посланничью, домоганию того не учинит, и посланнику против прежнего их обыкновения и чтоб тем в деле великого государя не учинить помешки быть прежде и у визиря и о делех великого государя ему объявить»[127]. Вопросный пункт о даче милостыни вселенским патриархом перешел в наказ в таком виде (статья 21): «Буде вселенские патриархи в бытность его, посланникову, будут в Царегороде и с своих сторон в делех его, государских, учнут ему вспоможение чинить и радеть, и о всяких тамошних поведениях ведомости присылать, и ему, посланнику, смотря по их трудам, дать им его, великого государя, жалованья на милостыню собольми и против прежних дач и по своему рассмотрению из тех соболей, которые с ним посланы с Москвы на раздачу от дел»[128].
Изготовленные, таким образом, в соответствии с данными резолюциями проекты наказов были представлены Головину, который подверг их пересмотру и исправлению, внося поправки собственной рукой. Эти собственноручные поправки, которыми пестрят черновые тексты наказов, свидетельствуют о том, как внимательно Головин их читал и какую большую работу он выполнил. Поправки касались как внутреннего содержания, так и внешней отделки, самого слога текстов, вносили добавления к проекту, иногда усиливали смысл той или другой статьи, иногда, наоборот, заменяли слишком категорические выражения более мягкими. Приведем несколько примеров такого исправления проекта наказа Головиным. Статья 1 наказа предписывает посланнику заключить с турками вечный мир. В статье 2 говорилось, что, если султан вследствие каких-либо затруднений вечного мира учинить не захочет, в таком случае «посланнику говорить о перемирье, как у него, салтана, постановлено с цесарем и с венеты на двадцать на пять лет или болши». К этому тексту Головин приписывает следующее дополнение: «и чтоб того болиш или менши» открывает, таким образом, возможность заключения перемирия на больший или на меньший срок, чем 25 лет, «дабы в тех ровных с цесарем и с венеты како поставлено о перемирных летех в турках каковаго подозрения не было», т. е. чтоб в этом равенстве сроков перемирия турки не заподозрели какого-нибудь нового союза России с цесарем и с Венецией. Статья 3 говорила о сохранении за Россией Азова и завоеванных днепровских городков. «А завоеванные б городы Азов и Казыкермен и иные к ним принадлежащие городки по тому договору были в державе царского величества».
К этому тексту Головин прибавил усиливающее слово «непременно». В статье 4 говорилось об отмене ежегодной дачи крымскому хану: «А о годовой даче хану крымскому, что ему напредь сего от царского величества давано, буде визирь или ближние люди учнут говорить, и ему, посланнику, в том им отказать». Головин прибавил к этому: «А говорить по нижеписанной статье, как о той даче написано, выводя пространными разговоры». Эта «нижеписанная» статья есть статья 8 наказа, рассмотренная нами выше, подробно развитая из статьи 2 вопросных пунктов о том, чтобы на возможный со стороны турок вопрос: для чего царь с султаном мир нарушил и т. д., отвечать перечислением турецких и татарских «неправд», а о прекращении выдач крымскому хану отвечать указанием на всякие бывающие на свете перемены. И в эту статью в перечисление татарских неправд Головин внес усиливающее добавление. В тексте проекта в перечислении «неправд» стояло:
«а сверх того не по одиножды в Крыму царского величества гонцы и посланники были задерживаны»; Головин к этим словам еще прибавил: «и биты, и мучены, и обесчещены многажды и выговаривать с посланничьих «Статейных списков», выбирая что пристойно, какое наругательство в Крыму послам и посланником царского величества бывало». В статье 5 о размене пленных Головин, наоборот, несколько смягчил твердость первоначального текста. В проекте говорилось: «О полоняничной розмене, буде визирь или ближние салтановы люди учнут говорить, посланнику сказать, что полоняником розмена будет в то время, как у великого государя, у его царского величества с салтановым величеством учинится вечной мир или на довольные лета перемирье. А буде вечной мир или перемирье не учинится, и тем полоняником розмены не будет». Здесь вместо категорических выражений будет и не будет Головин внес более мягкие: «мочно учинить» и во втором случае: «учинить невозможно». В той же 8-й статье о нарушении мира и прекращении выдач крымскому хану находим чисто стилистическую поправку, сделанную Головиным к первоначальному тексту, незначительную, но показывающую, как чутко было его ухо к официальному слогу. В тексте было написано: «и хану по договору на многие годы годовой дачи не велел давать». Головин переставил слова: «давать не велел»; такое расположение слов более гармонировало с обычным тоном приказной речи.
Возможно, конечно, что и редактирование наказа производилось Головиным не без участия или, по крайней мере, не без ведома Петра, что текст наказа был Головиным Петру прочитан, но доказать этого положительно нельзя. После головинских изменений наказ был переписан, и это была уже его окончательная редакция. Работа над наказами производилась в промежуток времени между 21 и 31 июля. Первый из этих терминов упомянут уже на первой строке наказов, начинающихся словами: «Лета 7207 июля в 21 день великий государь указал по именному своему великого государя указу, будучи у Мустафы салтана турского, чрезвычайному посланнику думному советнику[129] и наместнику каргопольскому Емельяну Игнатьевичу Украинцеву и дьяку Ивану Чередееву чинить договор о вечном миру или о перемирье, или о съезде на комиссию со обеих сторон великих и полномочных послов по сему своему великого государя тайному наказу и по указным нижеписанным статьям». Дата окончания работ по редактированию наказов (31 июля) явствует из сделанных к наказам приписок: «Таков наказ написан на трех дестевых тетратях; закрепил его думной советник Прокофий Богданович июля в 31 день и отнесен к нему вместе с грамотами того ж числа». Эти отметки могут также служить доказательством участия П.Б. Возницына в составлении текста грамот и наказов[130].
XII. Переписка Петра за летние месяцы 1699 г
Уцелевшие небольшие остатки переписки Петра за время пребывания его в Азове и Таганроге показывают, что он был занят не только приготовлением флота к выходу в море и составлением посольских наказов. Мысль его за это время охватывает чрезвычайно разнообразные предметы. С 28 мая в течение июня, июля и августа Петр писал в Москву к Виниусу, Вейде, Л.К. Нарышкину, Брюсу, генералу Гордону и получал от них письма. Можно отметить и почтовые дни, когда он отправлял свою корреспонденцию: 28 мая, 13 июня, в двадцатых числах июня, 5, 18 и 26 июля. Сохранились главным образом ответы упомянутых лиц; из писем же самого Петра уцелели всего лишь два письма к Виниусу[131], так что судить о содержании его переписки мы можем только по ответам его корреспондентов. Постараемся, насколько возможно, располагая письма по корреспондентам, взглянуть на содержание переписки из Азова и Таганрога и составить себе представление о тех предметах, которые тогда занимали Петра в его сношениях с тем или другим лицом, не упуская из виду, что это только, может быть, незначительная часть переписки.
В переписке с Виниусом Петр касается главным образом двух вопросов: о заграничных вестях, о наборе мастеров для железных заводов. Сообщая 28 мая Виниусу о благополучном прибытии в Азов, Петр, как мы видели выше, «зело» требует от него заморских вестей, т. е. известий о положении дел в европейских государствах, «а наипаче о французском деле», т. е. об испанском наследстве[132]. К своему ответу от 15 июня из Москвы Виниус прилагает для Петра перечневую выписку (доклад о европейских делах). «А францужское, государь, дело, пишет он далее, ныне утихло, потому что гишпанской король паки повыздоровел, а надолго ль впредь время явит». Московские иноземцы, с которыми он беседовал об этом предмете, говорят, что как только испанского короля не станет, «тогда наследие ево учнут доставать не без разлития человеческие крови цесарь и француз». В этом же письме Виниус повторяет царю просьбу об указе относительно каких-то хранимых им «гагаринских животов»; есть опасность, что они от сырости палат и от моли попортятся, и будет убытка на многие тысячи рублей. Вместе с письмом Виниус послал Петру в подарок «ящичек померанцев»[133].
В следующем письме к тому же корреспонденту от 13 июня Петр пишет о мастерах для железных заводов, о ствольных мастерах крепостных людях, которых следует взять, вознаградив только их хозяев, о вышедших из моды стволах на колесах и о скорострельных пушках. «Min Неr, читаем в этом письме, 3 письма ваших на разных почтах я получил апреля 30, майя 7 и 21 чисел писанные, из которых в 1-м о мастерах железных заводов, что инде дают их, а инде не дают; и ты отпиши имянно, с которых заводов не дают. Ствольных мастеров крепостных вели взять, только хозяев наградить, чтоб обижены не были. А что стволы на колесах, и то самая старая мода и нигде не употребляется больши. А естъли зделать железные же кованые пушки в пол 2 фунта (т. е. 1½ фунта) ядром и в 9 или в 10 калибров долиною, из которых готовыми кожеными патронами возможно на всякую минуту 10 раз выстрелить, а тягостью не будут тяжеле 10 стволов, а те пушки умеют делать на Туле и в иных местех». Далее он обещает прислать указ об интересующем Виниуса гагаринском имуществе: «указ будет впредь, а естъли которые вещи могут испортитца и те вели продавать» и заключает письмо собственноручной припиской, опять настаивающей на присылке известий о положении дела об испанском наследстве. «Есть ли къ тебѣ вѣдомость отъ бургамисътра Вiтцена а Ѳъранцускомъ дѣле съ Гишьпаны? А намъ зело ну[жно вѣ]дать, i ты о том посторайся. Piter. Из Азова, iюня 13 den 1699»[134]. Виниус получил это письмо в Москве 28 июня. Ответ его от 29 июня начинается известиями о мастерах для железного завода: их нужно 8 или 10 человек, без такого числа пустить в ход завода нельзя, а достать ему удалось всего только двоих, причем сообщаются и подробности этого добывания мастеров: прислан хороший мастер с заводов Л.К. Нарышкина, только он стар и по-русски говорить не умеет; сын его, молотовой мастер, ехать не захотел, а старик сказал, что без сына ему ехать нельзя. Жена гостя Воронина с его заводов ответила, что у нее тот завод на откупу и мастера наемные, может быть, одного или двух даст. Вахромей[135] одного мастера дал, даст, вероятно, и другого и т. д. Эти сообщения интересны потому, что показывают, в какие мелкие детали и подробности способен был вникать Петр в каждом деле. От железных мастеров Виниус переходит к каким-то «легким пушечкам кованым», которые он велит сделать по данному Петром образцу: они очень пригодны будут против татар, ежегодно нападающих на сибирские слободы. Далее идет целый ряд разных сообщений и просьб: вчера из Москвы поехал в Азов Прокофий Возницын; он, отправляясь в Великое посольство за границу, взял из Сибирского приказа, которым управлял Вини-ус, соболей и камок на 12 000 рублей, надобно бы спросить с него отчет; он не возвратил также Виниусу писем его, писанных им к государю в Вену, и Виниус просит Петра велеть их отдать. Относительно решений по делам о злоупотреблениях сибирских воевод все в воле государя; Виниус предлагает только кое-что у них отобрать «им во очищение душевного греха, а иным будущим в страх, но во изволение твое государское не вступаю, да будет надо всем твой милостивой указ». Французское дело с испанцами ныне утихло, потому что испанский король повыздоровел, однако ж признают его слабым, поэтому французский король приготовился к войне, а цесарь с английским королем и с голландцами готовят союзы против Франции. Турки Каменца полякам еще не отдавали, что должны были сделать по Карловицкому договору, и будто бы сильно негодуют на визиря и на муфтия за уступку этого города полякам; будет ли отдача и правда ли то, что в курантах об этом пишут, покажет время. Припоминая, что день написания письма 29 июня «торжество первоверховных апостолов», Виниус заканчивает письмо поздравлением Петру и пожеланием многолетнего здравия и всякого благополучия[136].