Из моего укрытия было прекрасно видно, как вылез из тубуса[8] палатки высокий, немолодой, но все еще статный блондин-Капец, начал откапывать свой рюкзак и санки. Было довольно тепло, поэтому он только через некоторое время надел шапку. Из рюкзака сильно несло съестным, особенно вяленым мясом (они называют его колбасой), и я подумал: как мило быть рядом с этими людишками. Если вдруг по какой-то причине я не смогу охотиться, я просто выйду к ним навстречу, они побросают свою еду и убегут, а я смогу немного полакомиться до восстановления.
Затем появилась Рыжая. Она действительно была рыжая, как я и предполагал: эдакая Анжелика в пуховке и синей флисовой повязке на голове.
Капец, хрипло предупредила она, не смотри назад по лыжне.
Капец отвернулся, но стоило ей чуть отойти, стал подглядывать через плечо, как Рыжая снимает штаны. Тут появился Вожак, которого звали его Графом. Немолодой, с поседевшими висками (они с Капцом были ровесниками, но Капец выглядел моложавее), с темными усами и бородой. Его движения были мягкими, но уверенными. Мне он нравился. Пометив ближайшее дерево, он громко и радостно объявил:
Вылезайте! Погодка шепчет!
Посмотрим чего и кому она сегодня нашепчет, вторил ему Андраш, и они принялись в унисон ржать, точь-в-точь как вчера, Виталь! Клади ЦеКа[9]!
Ямщик, не гони лошадей! простонал Виталик, дай чайку допить. Кажись, вчера хапнул лишнего.
Все хапнули! жизнеутверждающе поддержал его Андраш, пора выгонять алкоголь!
Андраш никак не мог натянуть на себя одеревеневшие на морозе ботинки, но это его ничуть не огорчало.
Ох уж мне эта ваша терапия на свежем воздухе! Пять лет в походе не был, так горя не знал! выразительно ныл Виталик.
Ты за эти пять постарел на десять! вбросил Граф. Кстати, как тебе удалось не разжиреть, все спросить хочу.
Я же тренер по самбо. У меня тренировки шесть дней в неделю с детьми. Нельзя мне быть жирным, неудобно.
Эх, надо тебе Женьку отдать. А то уже третий класс, а постоять за себя не может. Жена постоянно ходит в школу на разборки. Мечтаю, чтобы сам всех мутузил.
Это ты зря, затягивая тубус рюкзака, вставила Надежда, я постоянно хожу на разборки, потому что мой Гришка всех мутузит. Ниже среднего удовольствие.
Парни! крикнула из палатки Личка. Я вещи выкидываю? Тут полный шатер барахла.
Выкидывай! радостно ответил ей Граф.
Из открытых тубусов полетели кружки, миски, варежки, остатки продуктов, какие-то железки Я очень ждал, когда появится сама Личка.
Но появился Валька. Я не ожидал, но у него лицо было, как у местного. И на голове как будто тюрбан. Странная такая шапочка. Вид у Вальки был удрученный. Чувствовалось, что сегодня его одного мучает не похмелье, а просто усталость. Он явно заболевал.
Валь, спросила его Надежда, может тебе антибиотиков дать?
Не, вяло отмахнулся Валька.
Давай, вмешался Граф, Валентин, ты явно не в кондиции. В нашей ситуации лишним не будет. Лич, клади Цека!
В то утро я так и не увидел Лику, потому что Капец надел лыжи и двинулся прямо на меня.
V
Я решил отойти подальше и залечь спать, а когда проснулся, все вокруг было темным и серым. Облака опустились так низко, что не видны были уже верхушки средненьких сосен и даже тонких берез. К тому моменту, как я поел и пустился за моими подопечными, начал накрапывать мелкий дождь.
Я вышел на лыжню. В такую погоду верхние слои льда подтаивают, снег становится мокрым и налипает на лыжи большими комьями. Они шли впереди по очереди, постоянно меняясь. Это было понятно, потому что возле лыжни через каждые сто-двести метров был след от рюкзака и санок. Судя по всему, тропящий с разбегу налетал на проталину или лужу, за следующие десять шагов набирал на лыжи килограмма три мокрого снега, после чего бросал рюкзак, садился на него, снимал и очищал лыжи.
За день пройти им удалось немного. Пришло время удовлетворить мое любопытство. Я спрыгнул с лыжни, сделал круг и замер в каких-то двадцати шагах от людей. Грустный Валька сидел на рюкзаке и курил, прожигая варежку. Какой нескладный человечек! Анорака почти до колен, на голове не шапка, а какой-то тюрбан. Странная внешность: удэгейские черты лица были разбавлены кем-то с далекого запада.
Валентин! тяжело выдохнул Виталик, может тебе сразу ноги отрезать?
Может, грустно согласился Валька. Это еще больше взбесило Виталика.
Ты зачем вообще в поход пошел? Да как тебя вообще Граф взял? У тебя же ноги кривые и мозгов нет! почти в отчаянии кричал Виталик, в десятый раз за переход [10]скидывая рюкзак, третью неделю тащимся последними!
Маленький удэгеец молча подал Виталику лыжу.
Ты знаешь, что у меня остался один тросик[11]? Если ты и его порвешь, останется только реп[12], а он перетирается в три раза быстрее. Знаешь, что я тогда сделаю?
В бубен дашь? с надеждой спросил Валька.
Нет, дружок. Я тебя прямо под елкой в жопу трахну. Потому что я еще ни с какой бабой наедине столько времени не проводил, как с тобой. А потом скажу Графу, чтобы ходили с тобой все по очереди. Отдам тебе 15 метров расходного репа, и разбирайся со своими лыжами сам. Как хочешь их к ногам приматывай.
Валька только вздохнул.
Ты бы снял свои бахилы огромные. У тебя ботинки и так сорок шестого размера, вообще без лыж можешь идти! Не рассчитаны тросики на такой размер ноги! Поставлю я тебе тросик потуже, так щечки крепления не выдержат!
Я хотел, но Граф запретил бахилы снимать. Говорит ноги отморожу.
Слишком доброе сердце у Графа.
Он заменил Вальке тросик и, не торопясь, пошел вперед. Валька подхватил рюкзак, догнал Виталика и сосредоточился на созерцании задников его лыж.
Ну давай, потрещи мне про тигров.
Я мало знаю
Нет уж, трещи давай. Хоть какое развлечение.
Накрапывал мелкий дождь.
Говорят, что добрый дух тигра Куты Мафа всегда приходит на помощь охотнику, если он попал в безвыходное положение, говорил Валька нараспев, будто ученик семинарии. У нас есть миф о том, как двое охотников забрались высоко на скалу и не смогли слезть. Тогда они призвали на помощь Куты Мафу, и тот снял их со скалы.
Занимательно! потянул Виталик. Давай, топай, бросил он через плечо, Агзу
Агзу это, на самом деле, не фамилия. Это название деревни, где родились мой отец и я.
Очень интересно.
А имя моего рода Хунгари. В свидетельстве о рождении перепутали графы, Агзу вздохнул и поправил нелепо висевший на его худощавом тельце рюкзак. Но ни рода, ни деревни уже давно нет, так что теперь это не имеет значения.
Ладно тебе! обернулся Виталик, не грусти. Хоть названия остались и то хорошо.
Хорошо, вздохнул Валька. И мне здесь хорошо. Я как будто чувствую рядом родную душу.
Ну, это ты брось, снова обернулся Виталик. Какая я тебе родная душа? Я бы сейчас с удовольствием с Надюхой отстал. А тащусь все время с тобой, долбоклюем.
Я не про тебя.
Про кого же?
Про него. Невидимого.
Да у тебя совсем крыша поехала.
Знаешь, мой народ строил не юрты, как принято считать, а двускатные жилища, и крыши крыл древесной корой
Как интересно, кисло поморщился Виталик.
И поклонялся тигру.
А еще Ильичу в тяжелые времена.
Здесь времена всегда тяжелые, внезапно по-взрослому, даже по-стариковски вздохнул Агзу. Чтобы выжить, мои предки пили кровь оленя, а желудок ели вместе с содержимым.
О, это ценно. Я твой желудок тоже с содержимым съем! резко обернулся и рявкнул Виталик.
Валька вздрогнул, но понял, что Виталик так шутит. Какое-то время они шли молча. Потом, будто вспомнив что-то важное, Валька громко сказал:
А еще а еще они иногда берут себе в жены женщин!
Кто, пидорасы? спокойно спросил Виталик.
Нет, тигры!
Валь, Виталик с жалостью посмотрел на него, ты бы хоть иногда думал, что говоришь.
VI
Они грамотно выбрали место у проталины и сушины. Я снова отдыхал перед охотой прямо возле лагеря. Один раз Личка даже остановила на мне взгляд, но затем отвернулась к Графу.
Все в порядке? спросила она.
Все отлично, обнял ее Граф, прижимаясь мокрым анораком, сейчас разожжем печку, выпьем спирту и все наладится.
День был тяжелым, я чувствовал, как они устали. Дождь зимой в тайге ни к чему хорошему не приводит, тем более, намечалось похолодание. Облака поднимались вверх, небо постепенно расчищалось. Сегодня они вели себя гораздо тише. Снова шуршали, фыркали, гремели, но на шутки сил не осталось. За ужином шел тихий разговор. Я был снаружи, но живо представлял, как оно происходит внутри.
У меня вопрос к группе, сказал Капец.
Пожалуйста! Граф изобразил жест великодушия.
Капец так же тихо продолжал.
Как дела у вас, ребят? Как самочувствие?
Плохо! сразу подхватил Валька, радуясь, что кто-то всерьез озаботился его плачевным состоянием.
Как вообще настрой? спросил Капец, глядя на Графа исподлобья. Не пора ли поговорить о запасных вариантах?
Пока не пора.
Я хочу знать мнение группы.
Надюха приподнялась на коленях, взяла в руки пластиковую рюмашку.
Юрка, да что с тобой? Я понимаю, Вальке тяжело. Может, Личке опыта не хватает, но она держится молодцом! А ты? Сколько у тебя «шестерок»?
В том-то и дело, Надежда, он чокнулся с ней и выпил, она тоже, что слишком много. Слишком много я видел. И смерть видел, и слышал о ней Иногда лучше остановиться на достигнутом.
Что ты предлагаешь? с надеждой спросил Валька.
Я предлагаю подумать над запасным вариантом.
Все молчали, и Капец, развернув карту, продолжал:
Послезавтра мы должны подойти к устью ручья Медвежий, который, по всей видимости, течет с непройденого перевала, к которому так стремится Граф. Эти два дня пролетят незаметно, а потом начнется самая трудная часть маршрута. Я вижу, что большая часть группы сильно устала. Поэтому предлагаю, не доходя до Медвежьего, свернуть на запад, вот сюда, и пройти простой и безопасный перевал Лисий. После перевала мы пару дней будем идти по реке Бияса и наслаждаться остатками отпуска. Закончим маршрут, как и собирались, в Советском. Выйдет хорошая пятерка. И без трупов.
Отличное предложение! воскликнул Андраш. Но несвоевременное.
Лично я хотел бы все-таки дойти до цирка, поддержал Виталик.
Ради него все было задумано, не так ли? Личка посмотрела на Графа, и тот кивнул.
Только вперед! Надежда подняла кружку.
Наливай! скомандовал Виталик.
Разлили, чокнулись, выпили. Потом, лениво потягиваясь, Граф спросил:
Все высказались?
Кто-то кивнул, кто-то пожал плечами.
Тогда давайте спать.
VII
Я дремал перед охотой, когда они подошли на расстояние трех прыжков. Массивная мужская фигура и маленькая женская. Девочка и Граф. Он обнимал ее, она тихо говорила.
С кем бы у меня не было отношений, между нами как будто стояла стеклянная невидимая стена. Как будто я из другого мира, не из этого
Граф склонился над ней, и они долго целовались.
Да Даже не верится, что когда-нибудь мы вернемся домой он провел рукой по ее струящимся светлым волосам и аккуратно надел ей капюшон. Она опять его сняла и довольно громко сказала:
Для тебя походы другая жизнь. А у меня жизнь одна. И для меня все, что происходит по-настоящему. По-настоящему! закричала она, Понимаешь?!
Граф отступил и со вздохом произнес:
Не понимаю. Наверное, я слишком стар
Что будет с нами потом? Я не смогу тебя забыть.
Да, согласился Граф. Забыть человека тяжело. И больно. Как часть тела на живую вырезать, он вздохнул, и этот вздох перешел в потягивание. Но возможно. Я это проделывал, и не один раз. Человек не может жить с дырой в теле, но прекрасно существует с дырами в душе.
Лика всхлипнула. Потом посмотрела на Графа.
Человек не может жить просто так. Просто по инерции. Человеку нужно кого-то или что-то любить.
Да, согласился Граф, я уже давно мертв. Мое сердце умерло, а мозг просто выполняет поставленные перед ним задачи.
Откуда ты берешь эти задачи?
Из прошлого. Недоделанные дела. Нерешенные задачи. Мы живем ими.
Иди в жопу, Граф! Лика резко повернулась и пошла к палатке.
Мне почему-то захотелось наброситься на этого странного, одетого в пуховку человека. А он стоял и чесал в затылке, как большой неуклюжий медведь.
Наутро я снова видел Лику. После неудачной охоты, мучаясь голодом и бессонницей, я бродил вдоль реки. На льду было много дырок проталин, в некоторых местах будто большая собака языком слизала. Вдруг в утренних сумерках появилась девушка в ярко-красной куртке. Словно паршивый кот, я шмыгнул в кусты и замер. Она шла на лыжах, держа в руках каны. Подойдя к промоине, встала на колени, начала аккуратно черпать воду железной кружкой и сливать в котелок. Из-под синей шапки у нее выбивались светлые пряди волос.
Казалось, уйди она сейчас, пропади с картинки, и эта картинка бытия сама лопнет, растворится, как мыльный пузырь. Хоть Лика и человек, не было никакого противоречия между ней и окружающим ее дремучим лесом. Охотник несет беды и суету. Девочка несла мир и покой. Глядя на нее, я был счастлив. Счастлив, что она есть. Вокруг стояла прозрачная тишина, и только тихое сопение воды подо льдом да редкое бряцанье кружки о кан нарушало предутреннее спокойствие спящего леса. Девочка набрала воду, подняла кан и замерла, стоя на коленях. Какое-то время она стояла и просто слушала зимнюю лесную тишь, подняв лицо вверх. Потом ее вывела из оцепенения какая-то маленькая беспокойная птица, Лика взяла каны и пошла в лагерь. Я отошел подальше в лес, зарылся в сугроб и сладко уснул.
VIII
Объявленный абсолютно чистым предрассветным небом, мороз не заставил себя ждать. Не желая прозябать в спальнике без Лички, Граф разжег печку. Пока разжигал, чуть не отморозил пальцы. Открыла тубус и влезла она, вместе с канами.
Оба молчали, то ли не желая никого будить, то ли разделенные вчерашней ссорой. Личка готовила завтрак, Граф смотрел на нее и улыбался в усы. Когда после завтрака стали вылезать наружу, увидели, как еще несколько часов назад абсолютно мокрый снег смерзся до фирна. Андраш катался по нему в чунях[13]. В это день тропежка была неглубока. Сквозь фирн местами топорщилась высохшая до желтизны высокая плоская трава осока. Все было в порядке.
Размеренная работа на свежем воздухе привела группу в чувство. Мороз крепчал. Обедали быстро сидеть не было никакого желания. После первого перехода Лика поняла, что не хочет приваливаться.
Странное дело! сказала она Надюхе. Я иду, а мне все холоднее и холоднее!
Та же фигня, хрипло ответила Надежда.
По чуть припорошенному фирну девчонки припустили так, что остальные долго не могли их догнать.
Слушай, это жесть какая-то, от мороза голос Надюхи стал совсем глухим, интересно, сколько градусов?
Минус сорок пять, ответил с трудом догнавший их Граф.
Все мы здесь окрепнем, если не подохнем.
Все мы здесь подохнем, если не уедем! Как там Агзу?
Чешет. Выше по течению лесозагатовки. Если повезет, переночуем в избушке.
В спину светило солнце, цвет его из желтого переходил в оранжевый, становился интенсивнее. Миллионы солнечных искр на снегу слепили глаза.
Ол ю нид изба! в такт шагам пел Андраш.
Через пару часов стемнело, и группа впала в своеобразный транс от размеренной ходьбы и усталости. Несмотря на опыт, болезнь «избенка» накрыла всех. Каждый рисовал по-своему красивые, но одинаково теплые картины: светлые окошки базы, теплая печка И только Надежда была недовольна.
Не к добру эта избушка. Двадцать дней без нее обходились, а теперь все ждут ее как как манну небесную.
Какая-то мистическая эта болезнь избенка. Вроде бы всего хватает поставил палатку, собрал дров, печку разжег. Наверное, есть в человеке какая-то подсознательная, первобытная тяга к оседлому жилищу пел ей Виталик.
А мы идем не к жилищу. Мы идем в неизвестность, ворчала Надежда.