Я, пожалуй, пойду, как данность сообщил я.
Пойдешь? переспросил Воцйоб. Домой?
Я кивнул.
Ну иди, неожиданно быстро согласился следователь. Завтра не опаздывай.
Хорошо, согласился я и отправился домой.
Уже уходя я услышал, как следователь договаривается с судмедэкспертом о встрече, и на вопрос водителя милицейского УАЗика: «Куда едем?», устало отвечает: «На работу».
Я подумал, что, наверное, нелегко работать следователем прокуратуры, и для себя решил, что лично я никогда заниматься этим делом не буду.
Я вышел за пределы больницы и отправился вверх по улице к своему дому. На улице был теплый летний вечер. Золотистые лучи солнца путались в ветвях деревьев и медленной медвяной влагой растекались в воздухе. Кругом прогуливались влюбленные парочки и веселые компании.
С интересом поглядывая на ножки прогуливающихся девушек, я подумал, что, если и дальше так пойдет, я скоро заскучаю в прокуратуре. Я даже и представить себе не мог, что этот день окажется самым спокойным днем во всей моей практике.
День Третий. Среда.
Утро следующего дня практики началось для меня со ставшего уже привычным вопроса: «Какая сволочь придумала будильник и сопутствующее ему? А может забить на все это?». Так я провалялся в кровати битых полчаса, теша собственную лень. Однако, в итоге все-таки заставил себя подняться и даже оделся, что в данной ситуации можно было считать практически геройством.
Лишний раз вспомнив добрым словом своего приятеля, подставившего меня в последний момент, и из-за которого я теперь вынужден был мотаться в захолустную прокуратуру, я вышел на улицу и направился на автобусную остановку.
День выдался пасмурным. Небо было затянуто серой дымкой, дул прохладный ветер. Вряд ли его можно было считать признаком приближающейся осени, но подобные капризы погоды напоминали о том, что холода не за горами и нужно стараться максимально использовать оставшиеся теплые деньки.
Тут я подумал про необходимость чуть ли не каждый день мотаться в прокуратуру и неожиданно загрустил. С каждой минутой мне становилось все тоскливее и тоскливее, и, естественно, опоздавший на целых полчаса автобус не улучшил мое настроение.
Продрогший, я сел на заднее сидение и практически мгновенно уснул. Весь путь от города до прокуратуры я проспал мертвым сном и, скорее всего, даже бы не проснулся, и, возможно, вернулся бы на этом самом автобусе обратно в город, что избавило бы меня от многих проблем, если бы не какой-то сердобольной старушке не пришла в голову идиотская мысль разбудить меня.
Крайне недовольный, я выбрался из автобуса, проклиная про себя бабку и ее крайне ненужное стремление помочь окружающим. Ну, вот, спрашивается, на кой нужно было меня будить? Ну, спит человек, и пусть себе спит. Нет. Нужно обязательно разбудить. И при этом еще остаться весьма довольной своим общественно полезным поведением. Вот, развелось же всяких
Я обнаружил, что бурчу себе под нос собственные ворчливые мысли, и передвигаюсь в сторону прокуратуры практически на автомате. Еще немного, и я, наверное, смог бы снова заснуть, причем, прямо на ходу. Я заставил себя взбодриться и ускорил шаг.
Здание прокуратуры темной громадой нависало над окружающей местностью, оттеняя своим силуэтом серое небо. Сегодня эта, непомерных размеров постройка казалась еще более мрачной и негостеприимной. Мне почему-то пришли в голову ассоциации со склепом и частично с египетскими пирамидами, и еще я подумал, что, наверное, невесело проводить в таком месте большую часть своей сознательной жизни, вследствие чего задался вопросом, а каково приходится местным обитателям?
Кстати, о местных обитателях. Если мне не изменяла память, я пока имел дело с тремя, нет, с четырьмя представителями здешней популяции разумных существ и еще мельком видел двоих, один из которых, к слову сказать, вроде бы пропал. Но ведь, однозначно, численность работников прокуратуры не исчерпывалась шестью единицами. Должны были иметься в наличии и другие индивидуумы. Только вот, куда они все попрятались? Или, может, я явился в неудачный период? Что-то вроде не сезона? Я не мог однозначно ответить на этот вопрос, но надеялся, что здешние места окажутся более обжитыми.
Я спросил себя, а почему я, собственно, раньше никогда не интересовался прокуратурой собственного города? И тут же себе ответил: да потому, что мне это нахрен не было нужно. Я никогда не собирался становиться прокурорским работником. Да и вообще, если честно, юристом тоже. А на юрфак поступил, грубо говоря, сдуру. Хотел-то я пойти на факультет востоковедения, но там меня испугали, сказав, что у них чрезвычайно высокие требования на экзамене по иностранному языку. То есть, требуется практически свободное владение. А его-то у меня, как раз, и не было. Я относительно неплохо переводил и мог даже объясниться с иностранцем при условии, что он будет произносить слова медленно. Но быстро и четко сформулировать фразы было выше моих сил. Поэтому, по совету одного из своих приятелей, я отдал документы на юридический факультет, экзамены на котором были идентичны оным на факультете востоковедения. И не смотря на дикий конкурс четырнадцать человек на место поступил. Вот так, в итоге, я оказался студентом юридического факультета и, вследствие этого, был вынужден мотаться в эту захолустную прокуратуру.
Так, размышляя о собственной судьбе, я проследовал уже знакомым маршрутом и поднялся по лестнице на третий этаж. Я открыл дверь, ведущую на территорию прокуратуры и оказался в темном коридоре. Освещение в коридоре создавали только две открытые двери, из которых лился дневной свет, да полумертвая лампочка на сорок ватт.
Здесь мне встретилась та же самая очкастая тетка, которая на сей раз сосредоточенно натирала полы коридора практически сухой тряпкой. Я хотел было поздороваться, но тут тетка сама заметила меня и, неодобрительно фыркнув, поинтересовалась:
Тебе чего?
На секунду я онемел. В голове стремительно пронеслись мысли о возможном старческом склерозе, развившемся у здешней уборщицы, а также о влиянии фактора «день сурка» на окружающую действительность, но потом все устаканилось, и я с определенной долей уверенности произнес:
Да я к следователю. К Воцйобу. И, подумав, добавил: Я вчера приходил.
Тетка продолжала смотреть недоверчиво. Я уже начал подозревать, достаточно хорошо ли она видит, когда, наконец, услышал:
А-а-а! тетка сумела растянуть этот слог на несколько секунд. Практикант.
Я радостно закивал. Идентификация прошла успешно, и это вселяло определенные надежды.
Значит, к нам на практику, закивала тетка. Голос ее при этом оставался сухим и безразличным, как тряпка, которой она натирала полы. К Якову Валерьевичу.
Изображая массу радушия, которого не было, я радостно заулыбался и тоже закивал.
А Якова Валерьевича нет, неожиданно заявила тетка.
Как это нет? я немного растерялся.
Так вот нет, пожала плечами уборщица. Как вчера вечером уехал, так еще и не возвращался.
Но мне он сказал подъехать к девяти.
Уборщица лишь развела руками, мол, ничего не знаю, это ваши проблемы.
Я задумался. С одной стороны, то, что следователь отсутствовал на рабочем месте, можно было считать положительным моментом, позволявшим законно сделать ноги с горячо любимой практики. Но, с другой стороны, излишне ретивое сматывание могло быть расценено Воцйобом, как крайне наплевательское отношение к делу. И с этой точки зрения, однозначно следовало некоторое время подождать, хотя бы для проформы.
Я уже собирался подыскать себе местечко, где бы можно было примоститься на пару часов, когда дверь кабинета старшего следователя отворилась и оттуда появился сам Воцйоб, собственной персоной. В руках он держал кипу каких-то бумаг, которые здесь же на ходу изучал. Увидев меня, он остановился. Я удивленно воззрился на следователя.
О! Стажер! сказал Воцйоб голосом, в котором сквозили нотки удивления. Опять ты? Пришел?
Так точно! бодро отрапортовал я, справившись с первым смущением.
Ну что ж с тобой делать? пожал плечами Воцйоб. Раз пришел. Тогда заходи! и он кивнул в сторону кабинета. Подожди меня там, я сейчас вернусь. Затем, обернувшись к уборщице, сказал: Екатерина Григорьевна, у меня к вам большая просьба. Если вдруг объявится Безгласный, попросите его сразу же зайти ко мне, хорошо?
Вот еще! проворчала уборщица. Делать мне больше нечего, как сторожить всяких Безгласных. Нужно ему будет сам зайдет. А мне за это не платят.
И с этими словами она демонстративно развернулась и, взяв в одну руку ведро с водой, а в другую швабру с тряпкой, гордо удалилась в соседний кабинет, который, судя по всему, был ее резиденцией. Дверь за собой уборщица закрыла и даже, кажется, заперла на ключ.
Следователь проводил ее долгим взглядом. Я, честно говоря, тоже.
М-да сказал затем Воцйобю, смущенно откашливаясь. Своеобразная женщина.
Он сделал такой неопределенный жест, призванный, видимо, показать все своеобразность натуры местной уборщицы. Мог бы, в принципе, этого не делать, я и так понял, что у тетки явно не все в порядке с головой, и, видимо, все остальные с этим просто смирились. Также я сделал для себя вывод, что в дальнейшем, соответственно, следует держаться от уборщицы подальше.
Ладно, продолжил, между тем, Воцйоб. Подожди меня в кабинете. Я сейчас вернусь. Если кто-то объявится, скажи скоро буду.
Хорошо, кивнул я.
Воцйоб сделал шаг в сторону, затем, что-то, видимо, вспомнил и снова повернулся ко мне.
Да! сказал он, поднимая вверх палец. Если объявится Безгласный ну, такой мужичок с усиками ты сразу поймешь, что это он Так вот, если объявится Безгласный хватай его за руки и за ноги и держи!
Как? растерялся я.
Так и держи! ответил Воцйоб, демонстрируя, как, по его мнению, я должен был, в случае чего, держать помощника прокурора. Получилась довольно сомнительная картинка. И никуда не отпускай. А то он снова куда-нибудь уползет. Понял?
Ну да несколько неуверенно подтвердил я.
Ну вот и молодец, одобрил следователь, и с этими словами отчалил в кажущиеся бесконечными коридоры прокуратуры.
Я несколько секунд постоял, глядя ему вслед, затем, пожал плечами и переступил порог следовательского кабинета.
Со времени моего последнего визита здесь мало что изменилось. Все так же сиротливо и одиноко сох на подоконнике окочурившийся фикус, навевая тоску одним своим внешним видом. Окно, естественно, так никто и не помыл, что было, впрочем, не удивительно. Следователь, судя по всему, а особенно по массовому завалу на столе, мало интересовался этим вопросом, а что касалось местной уборщицы, то с ней я уже имел возможность познакомиться, и в связи с этим очень сомневался, что что-то может ее сподобить на наведение порядка в следовательских владениях. Так что, данное помещение надолго было обречено оставаться в законсервированном состоянии. Даже занавеска на дальнем окне, и та оставалась в том же положении, что и в прошлый раз.
Глядя на все это, у меня даже пропало желание что-либо исследовать, и я уже было направился к чайнику, когда внимание мое привлек краешек дальней занавески, откуда выглядывал какой-то непонятный предмет, похожий на обух топора. Вначале я не придал этому значения. Ну, мало ли что там может храниться у следователя на окне? Поставил чайник, сел в кресло, но тут же заинтересовался, что же это может быть такое, и направился к окну. Еще даже не успев подойти к загадочному предмету вплотную, я вдруг понял, что это за штука. Приклад! Деревянный приклад! Не то винтовки, не то автомата. Я в нерешительности остановился.
В принципе, в этот раз следователь не запрещал мне что-либо трогать в его кабинете, так что формально я был свободен от каких-либо обязательств и мог делать, что хотел. Но, с другой стороны, у этого коротышки была чрезвычайно дурная привычка объявляться в самый неподходящий момент, и еще неизвестно было, как он прореагирует на мои самоуправные действия. А портить отношения с человеком, который должен был писать мне отчет по проделанной практике, было, по крайней мере, неразумно. Но с третьей стороны, мое врожденное любопытство гнало меня вперед, заставляя во всем разобраться и докопаться до истины.
Помимо собственной воли, я делал один неторопливый шаг за другим, все ближе подходя к заветной цели. Мне оставалось буквально сделать пару шагов, когда в коридоре раздался отчетливый звук шагов. Я резко отдернул протянутую к прикладу (теперь я уже не сомневался в том, что это приклад!) руку и за одну секунду оказался на том стуле у окна, который старший следователь определил для моего обитания. При этом я успел схватить какую-то папку и сделал вид, будто с интересом все это изучаю.
Шаги приближались. Судя по звуку, это был не старший следователь, а кто-то другой. Мне, почему-то, подумалось, что это женщина. Так цок-цок-цок! Словно каблучки стучали по паркету. Я уже приготовился встретиться с еще неизвестной мне обитательницей прокуратуры, но шаги неожиданно простучали мимо. Хлопнула дверь, и по приглушенным отзвукам я понял, что обладательница звонких каблучков направилась то ли вниз, то ли вверх по лестнице.
Ругнувшись про себя в адрес неизвестной мне особи женского пола, я встал и подошел к двери. Сквозь щель в дверном проеме я разглядел пустой коридор и подумал, не повторить ли мне попытку, но в очередной раз мне помешали. На этот раз сам Воцйоб в компании какого-то долговязого типа лет сорока с лишним с резкими угловатыми чертами лица и каким-то ленивым, совершенно безучастным выражением на этом лице. Старший следователь что-то втолковывал этому типу, а тот только кивал, время от времени отвечая односложными, неброскими фразами.
По обрывкам разговора, которые мне удалось услышать, речь шла о поездке куда-то то ли в город, то ли за город. Воцйоб интересовался, сможет ли долговязый вернуться до обеда, на что тот отвечал, что не знает, что все это зависит от шефа и что тому взбредет в голову. Из услышанного я сделал вывод, что долговязый, вероятнее всего, является местным водилой и занимается перевозкой не кого иного, как здешнего прокурора. На что его пытался напрячь следователь, я так и не понял, но, собственно говоря, меня это не особо и волновало. Больше всего меня беспокоил вопрос: долго ли Воцйоб собирается торчать у дверей своего кабинета, и не хочет ли он от них уйти куда-нибудь подальше. Приклад на окне так и притягивал меня, требуя уделить его изучению максимум внимания, и только наличие старшего следователя делало мои планы неосуществимыми.
А если хочешь, я тебе своего стажера дам, донесся до меня голос Воцйоба, и я мгновенно навострил ушки.
Стажера? в голосе долговязого появились первые признаки хоть каких-то эмоций, хотя и не понятно каких. Какого стажера?
Ответ Воцйоба я не очень хорошо расслышал, но, вероятнее, он излагал долговязому историю моего появления в здешних краях и конкретно в его кабинете. По всей видимости, сведения, изложенные старшим следователем, вызвали у долговязого определенный интерес, и он с любопытством заглянул в ту же самую щель, в которую (только с другой стороны) смотрел я.
Я быстро сделал вид, что поглощен изучением каких-то бумаг, и занимался этим, пока не почувствовал, что с той стороны на меня больше никто не смотрит. Тогда я снова перевел взгляд в коридор, но в поле зрения никого не увидел. Воцйоб и долговязый переместились ближе к лестнице, и голоса их стали значительно тише. В итоге, я так понял, они о чем-то все-таки договорились, поскольку старший следователь сказал: