Вот и сегодня, когда уже почти стемнело, он позвонил во входную дверь ему открыла горничная Маша. Она еще больше располнела. В ее пятьдесят с лишним лет высокий статный Клавдий Мамонтов действовал на нее так, что она вспыхивала словно девочка, конфузилась, все пересаливала, роняла тарелки на пол, мчалась на кухню и начинала фанатично месить тесто для пирогов, выпекая их в огромном количестве и сдобы, и плюшки, и английские мясные пироги с почками, и русские кулебяки. Клавдий Мамонтов мучного не любил, но вида не показывал. Чего не сделаешь для влюбленной женщины, перешагнувшей свой пятый десяток?
В холл навстречу Клавдию из гостиной выбежали дочки Макара: младшая Лидочка и старшая Августа, они еще не легли спать, хотя уже облачились в пижамы. Обе они подросли. Он нагнулся и обнял девчонок. Лидочка, делавшая успехи в русском языке (ее родным был английский, так как она родилась в Лондоне, когда Макар еще жил в Англии), зашептала ему что-то оживленно он не понял друг, prince Frog[2]. Августа, как всегда, молчала. Она не говорила с рождения. После трагических и страшных событий прошлого дела, когда полковник Гущин, поставив на кон свою жизнь и получив серьезное ранение, спас Августу, вся семья надеялась, что пережитый шок станет для девочки эмоциональной встряской и она начнет говорить. Так утверждала гувернантка Вера Павловна. Однако Августа не заговорила. Но она продолжала рисовать и в планшете, и на бумаге. И ее рисунки становились все более сложными, интересными, изощренными, словно некая головоломка, ребус, загадка.
Вместе с девочками Клавдий прошел в гостиную, где его встретила Вера Павловна с маленьким сыном Макара Александром, которого Клавдий звал Сашхен. В свои год и три месяца Сашхен, кудрявый карапуз-купидон, лепетал, смеялся, однако за все время своей коротенькой жизни так ни разу и не заплакал. Чем приводил в великое восхищение полковника Федора Матвеевича Гущина мол, кремень парень растет, это ж надо, какой характер закладывается!
Сашхен потянулся к Клавдию сразу, как увидел, расплываясь в улыбке, лепеча. Очутившись у него на руках, обнял пухлыми ручками и цепко схватил левой маленькой «клешней» Клавдия за ухо. Прижимая к себе крохотное тельце малыша, Клавдий ощутил прилив счастья.
Добрый вечер, Вера Павловна, поздоровался он со старой чопорной гувернанткой, в прошлом «училкой» английского в элитной московской школе, переманенной Макаром к своим дочкам. Маша, спасибо, я ужинать не буду, с ходу он пресек заполошные намерения горничной «кормить и угощать». Я по делу срочному к Макару. А где он?
Добрый вечер, Клавдий. Как хорошо, что вы опять приехали! Наш объявил, что он на вечернюю пробежку к озеру, гувернантка Вера Павловна изрекла фразу неким особым тоном, хорошо понятным только ей и Клавдию. Ну а что мы с Машей можем с ним сделать? Он взрослый человек! Он после похорон и поездки в Иерусалим в угнетенном состоянии духа пребывает. Скорбит. Клавдий, может, вы на него снова повлияете, а? Пресечете в корне!
Клавдий, держа на руках малыша Сашхена, тоже решившего поучаствовать в разговоре с громкими: «Ууууу! Уххх!» лишь головой покачал. Оглядел гостиную. Кожаная мебель, огромное окно, за которым темнота майской ночи, рояль Макара, камин И дыра в лофтовой кирпичной стене, некогда пробитая железным кулаком Циклопа[3] Ее так и не заделали, словно оставили как напоминание.
Дом на Бельском озере, который в оные времена воспринимался Клавдием враждебной неизведанной территорией, где случилось столько событий ревность, любовь, убийства, отравление, теперь, по прошествии времени воспринимался им как родной дом, куда хотелось приезжать снова и снова, потому что сердце властно звало его к Макару, ставшему ему больше чем другом, братом, к детям, к старухе-училке и втюрившейся в него на склоне лет пышке-горничной.
Сейчас я его разыщу и мозги вправлю, пресеку в корне! Не волнуйтесь, пообещал он Вере Павловне, передавая ей снова Сашхена, который недовольно кряхтел он соскучился по Клавдию и не желал расставаться с ним.
Покинув дом, идя по липовой аллее к озеру, Мамонтов зорко осматривался по сторонам темный парк, подсветка горит лишь кое-где в траве. Макара на пробежке что-то не видно. Оно и понятно
Семейная идиллия в богатом доме на Бельском озере. Как бы не так! Все намного сложнее и печальнее.
Если дома в комнатах за прошедшую неделю в отсутствие Макара Клавдий отыскал и ликвидировал все его тайники со спрятанным спиртным, то парк он не мог весь прочесать. А Макар, как истый алкоголик, оставлял себе запасы выпивки в самых разных местах например, в дуплах старых деревьев. Чертовы заначки!
Макара он узрел на берегу озера. Друг его сидел в темноте в плетеном кресле за садовым столом и мечтательно созерцал полную луну, плывущую в облаках и отражающуюся в черной воде. Медитировал?
Черта с два! На столе перед ним стояла бутылка скотча. Правда, пока еще непочатая.
Привет. Так-то ты бегаешь перед сном? грозно спросил Клавдий, подходя.
Клава, радость моя, привет! Макар просиял и тряхнул светлой челкой, упавшей ему на глаза. Кого жаждала моя истерзанная душа в этот час, того судьба и послала. Черт принес тебя, Клавочка! Сие надо отметить. Жаль, стакана граненого нет. Ну, мы из горла, отпразднуем. И он потянулся к бутылке.
Клавдий Мамонтов сразу же блокировал его поползновение своей левой. Пресек. Он видел Макар, к счастью, пока еще трезв, не успел приложиться к скотчу.
У меня много новостей, сообщил Клавдий. За «Клаву» в свой адрес он обычно сразу бил в «морду как в бубен» всякого, но только не Макара. Ему он позволял называть себя Клавой, потому что ну, не драться же им из-за этого постоянно?
Он забрал бутылку и швырнул ее в озеро. Макар взвыл, как волк на луну: «Уааа!» и продолжал выть, явно корча из себя вервольфа. Он сидел в кресле в расслабленной позе и выл, выл волком, и эхо в парке и над озером подхватывало его вурдалачий вой.
Проехали, Макар, спокойно отреагировал Клавдий Мамонтов. Новость первая наш общий друг майор Денис Скворцов, прежний начальник здешнего УВД, покинул Бронницы и перевелся на службу в Читу. Ты слышишь? Уехал, бросив здесь все, только чтобы иметь каждый месяц в Чите свидания с Меланьей.
Макар оборвал свой стебный вой, глянул на друга. Его бывшая жена Меланья красавица, отравительница по приговору суда отбывала свой долгий срок в колонии под Читой. Туда к ней и уехал влюбленный в нее майор Скворцов.
Безрассудный мент. Макар снова ладонью отбросил упавшую челку с глаз. Но к этому шло. И все для меня давно в прошлом. Тебе ли, Клава, не знать.
Клавдий Мамонтов кивнул.
Та моя жизнь и та история закончены. Вот и смерть адвоката, друга моего отца, словно бы подвела под прошлым жирную черту. А что в настоящем Весна, май, наш дом на озере, дочки, сын Пока я хоронил в Иерусалиме старика, у моих принцесс завелся какой-то тайный воображаемый друг здесь. Представляешь? Лидочка что-то темнит, скрытничает. Августа ее, кажется, к этому воображаемому тайному другу ревнует. Лидочка фантазирует, здесь ведь нет других мелких Вот они с Августой и играют между собой, придумывают что-то.
Тебе пора самому повзрослеть и осознать, что ты отец троих детей. Как в Риме говорили pater familia, глава семейства, назидательно изрек Клавдий Мамонтов. Новость вторая. Я написал сегодня рапорт. Я ухожу из полиции. Всегда хотел уйти и служил, но теперь все, баста. Рапорт подал на увольнение.
И это ожидаемо. Макар встал, подошел к другу. Я знал, что ты рано или поздно уйдешь.
С меня хватит.
Ну и отлично, братан! Макар и Клавдий ударили кулак об кулак. И будешь теперь всегда с нами. Сам говорил здесь жить без охраны нельзя, на меня надежды никакой. Потому что я алкаш, но притом многодетный отец. Безалаберный и беспечный Ты станешь нашим защитником, телохранителем моих детей и старух, надеждой нашей и опорой. Мы друзья с тобой, и я денег тьму потерял в последнее время, как и все, но платить тебе зарплату втрое больше ментовской я все еще в силах.
Не хвались, едучи на рать, Клавдий усмехнулся. Мажором ты был и останешься мажором даже без бабла. Но насчет охраны да, придется мне вами заняться. Вполне возможно, скоро начнут грабить богатые дома и угонять, разбирать на запчасти крутые тачки. Так что ты в зоне риска.
И какая третья новость? Макар несколько напрягся. Объявишь мне, что ты женишься кое на ком?
Они глянули друг на друга. Соперники и враги в прошлом, а теперь почти братья, родные люди по духу, по жизни. Однако все еще соперники
Я со второй новостью не закончил. Насчет того, чтобы стать вашим телохранителем семейным есть одна загвоздка. У меня черная метка в профессии, я тебе говорил. Прежнего своего клиента я не уберег, потому и ушел в полицию. Я ушел с позором из охраны, бесславно.
Ну а у меня бывшая жена отравительница, и что близкие мне люди здесь творили, ты тоже знаешь отлично. Макар вздохнул. Так что оба мы с тобой жизнью ушибленные, Клава. Потому, наверное, нам так легко друг с другом. А в наше время, когда столько ненависти, злобы, которой мы уже нахлебались досыта, одно осознание, что у тебя есть друг верный Клава, я порой сейчас не хочу просыпаться по утрам, ты понимаешь? Меня ничего уже в нашей резко изменившейся жизни не держит. Только мои дети. Я живу ради них. Когда совсем уж беспросветное отчаяние охватывает меня, я обращаюсь мыслями к тебе какой ты весь из себя правильный, и благородный, и стойкий, Клава. Я не прикалываюсь, правду говорю. И нахожу утешение, пример для подражания
Ты подражать никому не можешь. Ты сам по себе. Тот еще фрукт ты. Клавдий невесело усмехнулся. Новость третья. Мне только что звонил наш полковник Гущин.
Федор Матвеевич? Макар встрепенулся, ожил сразу.
Он едет после долгого перерыва работать «на землю», раскрывать убийство. Какую-то бабу прикончили в Чугуногорске в квартире, вроде типичная бытовуха. Но Гущин едет раскрывать лично и позвонил мне. Он меня берет в опергруппу. И про тебя спрашивал: как ты, вернулся уже с земли обетованной? Я сказал: да, так он буркнул, что и тебе не мешает перестать бить баклуши. Намек понял?
Он хочет, чтобы мы снова работали вместе, как тогда?
Он предложил я согласился. Он еще не знает, что я написал рапорт. Я ему не сказал. Рапорт в отделе кадров улита едет, когда-то будет. Так что с ним я поработаю однозначно. А ты? Хочешь присоединиться?
Конечно! Да я для Федор Матвеевича да я все для него! После того, что он для меня сделал, после того, как вы с ним мою Августу спасли, я Клава, поехали в Чугуногорск! Я не пьян. Я еще развязать не успел.
Обрадовал. Знаешь, почему, на мой взгляд, наш Гущин взялся за столь банальное дело бытовое убийство? Он просто увидел, что Чугуногорск в четверти часа езды на машине от Бронниц, где я и ты. Он по нам соскучился, понимаешь? И по детям соскучился. Он ведь, в сущности, так одинок. А болезнь и ранение, и все, что произошло с ним и с нами, заставило его по-новому взглянуть на жизнь. Он хочет быть с нами опять, Макар. Потому и взялся сам за дело, на которое прежде бы и внимания не обратил.
Дай мне пару минут, я переоденусь, Макар уже тащил Клавдия к дому. На всю ночь с нашим полковником! А потом он приедет к нам и останется здесь на выходные, осчастливив и дочек, и Сашхена, и особенно Веру Павловну. Ну и пусть дело простое. Зато пораньше мы все освободимся и время на отдых у нашего командора появится.
Они в тот момент считали убийство женщины в квартире в Чугуногорске делом простым и банальным. Знали бы они только, что их ждет впереди.
Глава 6
Синяки
В прозекторской морга, куда они все перекочевали с места убийства, патологоанатом на их глазах осторожно освободил труп Анны Лаврентьевой от одежды. Полковник Гущин зашел в прозекторскую, за ним последовал Макар, получивший, как и полковник, защитную маску и перчатки. А вот Клавдий Мамонтов остался снаружи и наблюдал все через стекло в стене. Не хотелось ему стоять у оцинкованного стола, оглушая себя визгом медицинской пилы.
На груди Лаврентьевой два больших круглых синяка.
Так я и предполагал, полковник Гущин разглядывал гематомы.
Убийца ее бил в грудь? спросил Макар тихо.
Нет. Он прижал ее к полу коленями, когда она, оглушенная, лежала навзничь. Лишь из такого положения он мог ударить ее ножом в самый центр горла. Он не перерезал ей горло, а ударил с большой силой сверху вниз, так что лезвие сзади вышло наружу и прикололо несчастную к полу.
Перед внутренним взором Клавдия Мамонтова всплыла картина: он этот парень ее сын Алексей опускается на тело поверженной матери, надавливая коленями на ее грудь, вскормившую его во младенчестве, так сильно, что остаются багровые синяки, и вздымает над головой кухонный нож, держа его двумя руками. А она приходит в себя от боли и открывает глаза. И видит его лицо и нож, занесенный над ней. Мать и сын
У нее закрытая черепной-мозговая травма затылочной области, как я и определил на месте убийства. Она могла умереть и от нее, констатировал патологоанатом, осматривая голову Лаврентьевой. Однако смерть наступила бы не сразу. Убийца хотел вторым ударом подстраховаться чтобы уже наверняка.
Женщина могла нанести такие удары или только мужчина? уточнил Гущин.
Вполне могла при известной сноровке и
Полковник Гущин сквозь пластиковую маску глянул на эксперта.
И жестокости. Остервенелости. Ярости. Но это эмпирика, не мои сферы. Патологоанатом вздохнул. Определенно можно теперь утверждать, что смерть наступила в промежутке между половиной пятого и шестью часами вечера. В крови потерпевшей обнаружены следы алкоголя. Средняя степень опьянения. Она была нетрезвая, когда впустила своего убийцу в дом.
Из-за нетрезвого состояния она не оказывала убийце сопротивления? снова уточнил полковник Гущин.
Не думаю. Скорее всего, нападение произошло молниеносно, когда они пришли на кухню. Они вместе миновали коридор, значит
Она своего убийцу знала и его не опасалась. Полковник Гущин кивнул. Но у него в руках должен был быть какой-то предмет, которым он ее оглушил. Он не вызвал у Лаврентьевой подозрения.
Или он спрятал его под одеждой, курткой. Ну-с, теперь глянем на ее печень. Что она нам расскажет о ее склонности к спиртному. Патологоанатом выбрал на столе нужный инструмент.
Следующий час Клавдий Мамонтов старался не смотреть через стекло в прозекторскую. И ждал, что с минуты на минуту и сам полковник Гущин рухнет там в обморок. Но полковник Гущин, некогда и правда терявший сознание при вскрытии, после перенесенной болезни и ранения словно окреп в этом плане. Его, чудом выкарабкавшегося дважды с того света, ужасы прозекторской уже не пугали. А Макар вообще ничего такого не страшился так и лез под руку эксперту, проявляя к его работе живейший интерес.
Задержите сынка, Федор Матвеевич? спросил Макар, когда они в глухой ночной час покинули морг и садились в машину Клавдия Мамонтова.
Нет, пока не время. Гущин позвонил оперативникам в Чугуногорский УВД и приказал отпустить и Лаврентьева, и его жену. Он от нас никуда не денется. То, что мы имеем сейчас, немногое, косвенное. Надо дождаться результатов экспертиз всех улик, что обнаружили в квартире. А завтра мы с вами навестим их единственную родственницу Евгению Лаврентьеву. На нее нам надо самим взглянуть, а? И показания ее необходимы.
Клавдий Мамонтов понял Гущин колеблется, он не совсем уверен. С его опытом он привык не доверять ситуации, когда в отношении одного-единственного фигуранта копится уж слишком много подозрений. Его вопрос про удар ножом могла ли женщина нанести Он неспроста, конечно.
Значит, завтра к их тетке, а сегодня ко мне всей нашей дружной компанией! возвестил Макар.