Есть кто живой? - Ремизова Елена Евгеньевна 3 стр.


 Молодой человек, «по-моему»  это не повод вот так врываться. Закройте дверь, у нас совещание.

 Вы же чай пьете?!  Голову я включил уже после того, как ляпнул, и моя констатация событий оказалась вовсе не к месту. Чтобы как-то смягчить, я добавил:  Ей правда плохо, она еле шла! Вы должны что-то сделать! Разве нет?

 Давайте я посмотрю, что там.  Доктор-кондитер привстал с дивана.

Но главный тут же остановил его:

 Антон Вячеславович, соблюдайте субординацию. Это моя больная, скорее всего, из десятой палаты. У нее капельница,  он посмотрел на часы,  через три минуты. Вера Павловна в курсе. А вас,  он указал на меня пальцем,  я настойчиво прошу покинуть ординаторскую и впредь не примерять на себя роль лечащего врача. Нужно уметь контролировать свои эмоции; вы в больнице, а не в цирке!

«Не примерять роль врача»  фу, до чего противно звучит! А что мне оставалось делать?

Закрыв дверь, я вернулся к кушетке. Моя подопечная либо ушла, либо резко помолодела: сидящей вместо нее женщине я не дал бы и сорока. Увидев меня, она протянула мне баночку йогурта.

 Вот, это тебе. Баба Лиза просила передать. Ей самой капельницу прикатили, не смогла тебя дождаться.

От вида йогурта меня затошнило. Я молча взял его, вернулся на пост, вытащил свой рюкзак из недр огромной общей кучи и, перепрыгивая через две ступеньки, выбежал на улицу. Здание больницы отбрасывало на землю гигантскую черную тень. Тогда я думал, что смотрю на него в последний раз. Выбросив йогурт в ближайшую урну, я бегом направился к автобусной остановке. Сейчас совсем не важно, какой маршрут придет первым. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. В кармане настойчиво вибрировал телефон. Звонил Антоха. Я не стал брать трубку. Я злился на всех, с кем сегодня пришлось общаться, даже на него. За что на Антоху? Не знаю За то, что водится с таким недоумком, как я

Дома я рассчитывал побыть один, но, судя по ключу, вставленному с внутренней стороны дверного замка, мама уже успела вернуться. Значит, опять поменяла график.

 Ну? Как ты, Максимушка? Как первый день в больнице? Хотя вас, наверное, не сильно нагружали, но ведь что-то показали, да?  Она радовалась, как ребенок, нисколько не пытаясь скрыть свои чувства, и, казалось, даже подпрыгивала от любопытства и нетерпения.

Интересно, ей тоже приходится сдерживать эмоции, находясь на работе? Зная маму, с уверенностью могу предположить, что это дается ей с большим трудом.

В отличие от нее, я свои чувства предпочел не афишировать. Нужно быть последним дебилом, чтобы вот так взять и разныться, что работать заставили. И уж тем более не стоило рассказывать о том, каким неврастеничным идиотом показал себя ее сын. Я терпеть не могу разочаровывать родителей, поэтому долго возился с ботинками, чтобы успеть состряпать на лице подобие улыбки. Судя по маминой реакции, получилось неплохо.

 Да в первый день ничего особенного  промямлил я.

 Ну ладно. Главное, не переживай и не делай поспешных выводов. Начало всегда такое, ознакомительное.

От этой мысли моя поставленная актерская улыбка внезапно превратилась в натуральную. Если сегодня у нас было введение в специальность, то после выпускного спокойно смогу подаваться в гастарбайтеры. Неплохая, кстати, идея. Или вообще уборщиком в больницу устроюсь и, считай, в медицинской сфере. Почти по стопам знаменитых предков. Мама по-своему поняла мое веселье и на радостях поделилась со мной тем, о чем я предпочел бы не знать.

 Мы с папой так тобой гордимся! Я рассказала о тебе заведующей, и та очень удивилась существованию подобных классов. Она даже предложила вам попрактиковаться в нашей поликлинике, представляешь?!

 Тоже ремонт намечается?

Блин, я снова ляпнул не подумав.

 Что? Нет, с чего ты взял?

 Так просто, ничего

Пританцовывая, мама упорхнула на кухню ставить чайник, а я принялся отмывать перепачканные по локоть руки. «Почти что хирург!»  усмехнулся я своему нелепому отражению. «А точнее, лошара, не умеющий аккуратно обращаться с отходами»,  ответило оно.

Глава четвертая

Кроме продавцов с центрального рынка, который не работает только по понедельникам, никто больше этот день не любит. Вот и я не исключение. Первым уроком алгебра с ее озверевшими логарифмами, вторым химия с озверевшей химичкой. То есть сначала я сам пойму, что я тупой, а затем мне об этом настойчиво сообщат, и, скорее всего, не один раз.

 По поводу пятницы  Снежана Анатольевна, любитель начинать без прелюдий, произнесла эти слова прямо с порога, вместо обыденного приветствия.  Все справились, все молодцы. Кроме Ильина, конечно. Я не пойму: ты, Ильин, какой-то особенный?

Я молча покачал головой.

 Тогда с чего ты взял, что можешь отдыхать, пока остальные вкалывают? Что за вседозволенность?

 Но он работал!  вступился за меня Антоха.  Честное слово, мы вместе таскали.

 Антон, это похвально, наверное, выгораживать друзей, но не в стенах школы. У меня на руках табель, в котором Ильин единственный из всего класса с неотмеченной явкой. Где ты был?

 Человека спасал,  ответил я, глядя на нее в упор.

Химичка поправила очки, вероятно, чтобы лучше видеть мои лживые глаза, и, медленно выговаривая каждое слово, спросила:

 Кто-нибудь может это подтвердить?

Я пожал плечами и отвернулся к окну, давая понять, что большего она от меня не добьется.

 Спасти, значит, не удалось Мой тебе совет, Ильин, берись за ум. Только не думай, что мы на этом закончили,  после урока продолжим.

 А правда, ты на фига смотался?  пригнувшись к парте, шепотом спросил Антоха.  Докторишка этот тебя искал, просил, чтобы ты ему свою ведомость занес. Он нас даже раньше отпустил в итоге, расписался у всех, удачи пожелал и по домам отправил.

 Надоело вот и смотался.

 Странный ты какой-то в последнее время

 Это вы все странные!  Я сам удивился тому, как громко сказал эти слова почти проорал, затем посмотрел на Антохино изумленное лицо и, пытаясь что-то исправить, шепотом добавил:  То есть они.

 И хорош химичку бесить,  деловито посоветовал Антон.

 Я ее не бешу, она сама от меня бесится. Что мне сделать, если я тут сижу? Извините, бесследно испаряться, как ртуть, еще не научился.

А про себя я подумал, что было бы неплохо испариться и травануть ее разок парами. Не сильно, но чтобы до тошноты. Только для этого придется разбить стеклянный колпак, под которым я все время нахожусь на ее уроке, и извлечься наружу. С другой стороны, кто знает: может, химичку и так от меня постоянно тошнит, от одного только вида?

 Возьми тетрадь да списывай с доски. Что сложного?  продолжил Антоха свои нотации.  Мне, наоборот, со Снежаной Анатольевной проще, чем с другими учителями. Она лишнего вообще не спрашивает. Только что сама задала, слово в слово. Не то что твоя Нина Васильевна начинает с биографии Толстого, заканчивает правами каких-то крестьян. Попробуй пойми, докуда учить.



Повернувшись к нам спиной, химичка старательно выводила на доске тему урока. Я сощурился, пытаясь соединить размытые плавающие буквы в одну четкую линию, и еле удержался, чтобы не расхохотаться в голос. Слушая мои короткие судорожные смешки, Антоха поинтересовался:

 Сейчас чего ржешь?

 Алкаши!  Я пальцем показал на доску.  Это она нас приветствует?!

 Алканы, баран! На той неделе же предупреждала, что по углеводородам самостоялка будет.

 И что, готовился?

 Ну, так  Глаз у Антохи предательски дернулся.  Немного совсем.

 Везунчик!  добавил я.

Жаль, что алканы. Про алкашей я бы ей целый доклад накатал. Теперь получается без шансов. Перспектива будущей двойки не сильно меня пугала (одной больше, одной меньше), а вот видеть в очередной раз торжествующее лицо химички и слышать свою фамилию, произнесенную ее коверкающей интонацией,  это просто испытание для моих нервов. И как у нее получается: произносит «Ильин», а звучит это вроде «Ишак»? А может, это я к ней цепляюсь? Может, и вправду нужно что-то делать? Только сам я уже не справлюсь больше года учебник толком не открывал. Да и сдача пустого листка после контрольной не лучший способ произвести впечатление.

Хорошенько подумав, я понял, что сближение с химичкой временно недоступно, но при этом отметил для себя необходимость каких-то шагов. В первую очередь к знаниям, во вторую к оценкам.

 Я не сдал,  честно признался я, проходя мимо ее стола.

 Я не сомневалась,  так же честно ответила она.  Две двойки.

 Почему сразу две?  возмутился я.  Что еще за клонирование?!

 Считай! Одна за урок, вторая за пятничный прогул. Все справедливо.

 Ну да

 Знаешь,  добавила химичка после некоторой паузы,  будь я рядовым учителем, я бы глубоко наплевала на твою успеваемость, но пока я, к несчастью, несу ответственность за ваш класс, вынуждена сказать тебе

«О нет! Типичное начало занудной и бесполезной лекции,  успел подумать я перед тем, как в дверях появилась Нина Васильевна.  Только не перед ней, пожалуйста!»

 Добрый день!  Она улыбнулась нам с химичкой одновременно.  Представляете, в кабинете литературы слесари колдуют над лопнувшей трубой, поэтому урок перенесли к вам. Вы, Снежана Анатольевна, уже закончили? Я не помешала?

 О, конечно!  спохватилась химичка, хватая со стола свою сумочку.  Пожалуйста, присаживайтесь. С Ильиным у меня давняя история, подождет.

Не вдаваясь в подробности, химичка вышла из кабинета, и мы с Ниной Васильевной, не считая парочки умников, остались практически один на один.

 Что там у вас за история такая?  спросила она, лукаво подмигивая.

Я только улыбнулся в ответ.

 Молчишь, значит. А мы сейчас сами всё узнаем О, я смотрю, продолжаешь коллекционировать химические двойки Ого! В чем дело, Максим? Я Прости, что вмешиваюсь, но я просто не могу понять. Почему ты? Ну иди сюда, посмотри.  Она перевернула журнал, чтобы мне было удобнее разглядеть.  Даже у Сафина трояки. У Сафина, который за всю жизнь ни одного стихотворения от начала до конца не рассказал, потому что у него память дырявая, который из пяти учебных дней три прогуливает? А, Максим? Должна же быть причина. Ну если действительно сложно, хочешь, я помогу?

 Как?  снова улыбнулся я. Глупо было отрицать свидетельствующие против меня факты.

 Ну не сама уж! Есть один знакомый. Он сейчас, конечно, редко берет ребят, но, я думаю, пойдет навстречу. Давай соглашайся! Мне еще в прошлом году нужно было вмешаться, пока вы были моими, но надеялась, Снежана Анатольевна сама с тобой справится. Правда, Максим, ты ведь умный парень. Ты понимаешь, что дальше валять дурака не получится? А отец? Ничего не говорит?

 Он не знает.

 Вот пока не узнал, начинай заниматься. Андрей Михайлович тебя за пару занятий подтянет. Гарантирую! Вечером ему позвоню.

 Ну, я, конечно, думал  промямлил я, все еще сомневаясь.

 «Думал» он! Тут действовать давно пора.

Нина Васильевна говорила настолько убедительно, что к концу разговора у меня сложилось ощущение, будто я сам просил ее найти мне репетитора.

 Спасибо.

Я прекрасно знал, что она не успокоится, пока не передаст меня в цепкие лапы какого-нибудь фанатика, а значит, секунду назад я добровольно подписался под тем, что буду слушать химическую муть весь учебный год.

 Не за что! А, погоди-ка! По поводу благодарности Ты почему, голубчик, драмкружок прогуливаешь?

 Ну я думал, в этом году нету  растерялся я.

 «Думал, нету»!  Нина Васильевна передразнила меня голосом кота Матроскина.  Лентяй ты стал! Жду в субботу после двенадцати в восьмом кабинете. У нас, к твоему сведению, Шекспир горит!

Глава пятая

Странно С Робертом мы учимся в параллельных десятых классах, а до этого никогда друг друга толком не замечали. Лицо знакомое, знал, что он вроде из алгеброидов, но, если бы на улице встретил, может, и не поздоровался бы. Наше близкое знакомство состоялось в доме репетитора химии, где мы очутились совершенно по разным причинам. Я потому что мои знания предмета перестали тянуть даже на нечто среднее между «не жутко плохо» и «недостаточно удовлетворительно»; Роберт так как был главной надеждой школы и города на победу в олимпиаде. Роберта задолго до этого уговаривал сам Андрей Михайлович; за меня Андрея Михайловича после нашего с ней разговора слёзно молила Нина Васильевна. Обе эти попытки увенчались успехом, и вот нам троим суждено находиться в одной комнате, больше похожей на лабораторию, чем на человеческое жилище.

Переступив порог этой комнаты, я тотчас разозлился на себя за то, что послушался Нину Васильевну, и на саму Нину Васильевну, которая, как мне тогда показалось, сильно преувеличивает заботу обо мне. Мало того что я каждую субботу несколько часов вновь буду проводить в ее кабинете в обществе, называющем себя «Драмкружок» (там я хотя бы чувствую себя в своей шкуре вполне свободно), так теперь еще должен находиться среди бесконечных колбочек и стекляшек, с которыми меня связывает только страх расколоть их все разом одним неловким движением.

Роберт пришел раньше меня. Сразу видно, что он здесь далеко не в первый раз. Он по-хозяйски подкрутил штатив и перешел к следующему шедевру инженерной мысли, название и предназначение которого я не знал.

 Магнитная мешалка,  с улыбкой пояснил он.

 А-а  Что еще я мог сказать?

 Применяется для растворения труднорастворимых веществ.

 Круть!

 Познакомились, ребята?  В комнату наконец вошел Андрей Михайлович Синицын, своим появлением покончивший с повисшей было паузой.

 Роберт.  Парень протянул мне свою руку.

Его рукопожатие заставило меня впервые внимательно посмотреть на него. Чем-то отличалось оно от того, как здоровались мои знакомые пацаны. Одни сжимали твою ладонь слишком сильно, трясли ее, словно встряхивали градусник, демонстративно показывая свое несуществующее преимущество; другие такие, как Антон,  жали лениво и вяло, будто их утомляет этот дурацкий ритуальный жест. Не знаю, каким образом, но приветствие Роберта сработало как разрядник и моментально сняло мое недавно возникшее напряжение.

Мы с ним одного роста чуть выше среднего, правда он намного стройнее меня. Если он и занимался спортом, то никак не борьбой. Возможно, легкая атлетика или, скорее, акробатика, поскольку в его движениях чувствовалась не только природная, но и поставленная гибкость. Внешность девчонки бы, наверное, нашли его симпатичным и описали гораздо лучше. Все, что я смог отметить,  смуглая кожа, темные волосы и большие карие глаза.

 Максим,  представился я в ответ.

 Отлично. Ну, Роби, все проверил?  поинтересовался наш учитель.

 Ага-а  протянул тот со знанием дела.  Роторный испаритель, правда, опять отконтактился.

 Прости, Макс, испарять лягушек сегодня не получится!  ухмыльнулся Синицын.  Я должен проверить свои догадки относительно того, кто приложил к этому руку, а точнее, если я правильно думаю,  лапу.  Он покрутил в руках отлетевший провод и вдруг заорал на всю комнату:  Панглосс!

С верхней полки, находящейся над моей головой, рухнуло что-то черное, бесформенное и, судя по звуку, очень тяжелое. После того как оно с великой неохотой поднялось на свои четыре лапы, я разглядел в нем очертания кота.

 Панглосс, на прошлой неделе, пользуясь моей благосклонностью, ты вымолил последнее предупреждение. И что же, опять за старое? Я уверен, что когда-нибудь ты перегрызешь правильный провод и самостоятельно приготовишь ужин к моему возвращению в виде жареного себя!

Роберт рассмеялся. Я бы тоже хохотал при виде явно сконфуженного своим падением кота, но сейчас мое внимание занимало другое.

 Вы назвали его Панглосс?  спросил я Андрея Михайловича.

 Так точно. Тебе нравится это имя?




 Да, ему ужасно идет. Думаю, он даже чем-то похож на своего литературного тезку.

Я не собирался умничать, просто когда читаешь определенную книгу, она становится как бы частью твоей реальности, и ты начинаешь говорить о ней, как о чем-то привычном и знакомом. Я прочел вольтеровского «Кандида» сравнительно недавно, поэтому отчетливо помнил описываемые события и имена героев. Выбирал я это произведение, что называется, «пальцем в небо». В списке рекомендуемых к прочтению книг оно шло под номером девять. Девять число моего рождения. И поскольку на тот период у меня не было определенных предпочтений, я остановился на Вольтере. Правда, в какой-то момент я готов был забросить его, но сейчас был доволен, что прочел до конца.

Назад Дальше