Ты так и не изжила свою страсть к собирательству?
Нет мне тогда стало очень стыдно.
Надо же! А я всё думаю, и в кого это я такая? Мама! Ты, оказывается, тоже мышка-норушка, в груди больно кольнуло, я подавилась словами и, закашлявшись, прошептала: Была
Утерев рукавом слезу, я спустила коробки на кухню: надо же переписать все эти сокровища. Часы показывали четверть седьмого. Узкая полоска света за окном потемнела. Пришлось опустить отражающую штору, но лампу включать я не спешила. Пока не выясню, сколько брикетов потребляет генератор, придётся жить впотьмах. Ведь скоро зима.
Потрясла немного вечный фонарь и поставила на стол. Слабый свет озарил центр кухни. Неярко, но достаточно, чтобы писать. Открыла ящик шкафа, достала амбарную книгу и принялась выкладывать на стол продукты. В животе опять противно заныло.
Да помню я! Надо поесть!
Включила чайник, взяла со стола маленькую пачку галет, упаковку белкового паштета и джем. Оглядела будущий ужин и вернула джем на стол
Голод! Я всегда боялась этого страшного ощущения. Яркой осязаемой картинкой врезался в память тот день, когда после аварии на комбинате мы с бабушкой пришли навестить папу и деда в госпитале. Их только извлекли из-под завалов, отмыли, обработали раны. Но то, что я увидела, ещё долго снилось мне по ночам, заставляя вскакивать и кричать от страха. Худые, посеревшие от истощения лица. Впалые глаза и щёки. Обезвоженные и ослабевшие тела. Жизнь едва теплится.
Это чудо, что с такими травмами они выжили, говорили врачи. Что продержались так долго без воды и еды.
Чудо, что силы небесные заступились. Спасли моих родных от голодной гибели под бетонными обломками, рыдала бабушка.
Голод! Теперь этот монстр маячил прямо передо мной, протягивая костлявые руки, шамкая пересохшим ртом и завывая, словно облезлый пёс на развалинах старой жизни. И от этого воя мне стало жутко до дрожи. Я поёжилась, тряхнула головой, прогоняя тягостные мысли. Но нет Вой не исчез. Напротив, стал громче. Где-то совсем рядом. За дверью. Здесь. В доме.
Я сжала голову, придавив уши. Не помогло. Вой усилился. Перерос в нескончаемый гул. Словно свора собак одномоментно выла, скулила и лаяла вокруг меня.
Бросилась к крану. Открыла. Воды нет. Как это я забыла Схватила бутылку и плеснула холодную жидкость на руку. Брызнула в лицо. Налила ещё и нырнула в живительную прохладу
Разом вой стих. А вместе с ним пропали все звуки, что остались по соседству. Смолк холодильник. И негромкое потрескивание вечного фонаря тоже. Меня бросило в жар. И вдруг резкий порыв ледяного воздуха закружил вокруг, окутал колючим покрывалом. Холод. Пробирающий насквозь до костей холод сковал моё тело. В голове протяжно загудело, кухня погрузилась во мрак. И в это кромешной тьме всё завертелось, замельтешило. Кто-то толкнул меня в спину, и с бешеной скоростью я полетела вниз. В зияющую пустоту
Очнулась на полу. Холодные плиты быстро вернули ощущение реальности. Поднялась. Осмотрелась. На часах почти половина седьмого. Сколько же я была в отключке? Пару минут? А показалось, что вечность.
Надо поесть! прошептала я и пошла к шкафу.
Сделав кофе, намазала паштет на галеты и села к столу.
Соберись, Рита!
Уговоры не подействовали. Наверное, потому, что сама себя упрашивала. Если бы это делали мама или папа Но их больше нет. Экономия экономией, но, если буду морить себя голодом, долго не протяну. А мне нужно выжить. Нужно найти выход из ситуации.
Я откусила галету и открыла амбарную книгу. Последняя запись была сделана вечером дня, который мама провела дома. Ровным красивым почерком она вписала «две пачки кураги» и сделала отметку о третьей, открытой. Мне так нравилось, как она выводила буквы. Совсем немедицинский почерк. У меня так никогда не получалось.
Крупные слезинки побежали по щекам, а к горлу подобрался удушающий ком. Поперхнувшись, я закашлялась.
«Соберись, Рита! Соберись! Не видела значит, не было», гудело в голове, пока пыталась продышаться.
Когда стало немного легче, я отхлебнула кофе и наскоро доела. Пододвинув амбарную книгу, принялась записывать и считать продукты.
В школе с математикой у меня проблем не было. Но теперь, воспоминания о родителях путались с мыслями о безрадостных перспективах будущего. Как ни старалась распределить припасы так, чтобы хватило «на подольше» ничего не получалось. Я и так прикидывала цифры, и этак. То мне хватало до лета, то даже на зиму было недостаточно.
Придётся идти в подвал делать ревизию.
Тяжело вздохнув, я достала дольку кураги, отправила её в рот и, прихватив амбарную книгу и дедов фонарь, пошла вниз.
Разложив письменные принадлежности на единственной свободной полке, оглядела кладовку. Три пластиковых контейнера с детскими припасами и половина коробок, собранных из пайков в основном сладкое. Вторая половина консервы, крупы, макароны. Нужно достать и разложить по дням, чтобы понять, надолго ли всего этого хватит.
Как дед планировал протянуть несколько лет? вспомнила я записи в дневнике. Это сколько же продуктов должно быть в запасе, чтобы семья из пяти человек могла продержаться минимум два года?
После приторно-сладкой кураги захотелось пить. Прихватив тускнеющую лампу, пошла в котельную. Набрала из скважины в бутылку воды. Захватив её с собой, уже собралась вернуться в кладовку, когда увидела две красные кнопки-лампочки, горящие на щитке. Ту, которая побольше, я знала. Это был индикатор холодильного блока. Куда он подключался, мне было неизвестно, но сам блок продолжил работать даже после того, как отключили электричество.
Что включала маленькая кнопка я даже предположить не могла. Никогда раньше не видела, чтобы она светилась или кто-то из моих родных её трогал. А теперь о предназначении этого непонятного включателя-чего-то-там и спросить не у кого.
Мысленно обойдя дом, и не придумав, куда можно приспособить и к чему отнести эту кнопку, решила:
Как часто повторял дед, я с детства всё и всегда исследовала методом «научного тыка». Что ж! Ткну и на эту кнопку. Хуже уже не будет.
Собравшись с духом и глубоко вздохнув, надавила на красную лампочку и зажмурилась. Рядом со мной что-то тихо зажужжало.
Я открыла глаза. Первое, что увидела светящаяся кнопка погасла. Сбоку тихо жужжал генератор, а в котельной, прямо у меня над головой, включилась крошечная точечная лампочка. Она была не больше донышка детского стаканчика. Но свет давала ровный и яркий, если сравнивать с дедовым фонарём.
Я склонилась над дисплеем генератора:
Интересно, насколько его хватит?
Цифры показывали 138 часов непрерывной работы.
Надо же! Почти шесть дней.
Заглянула в окошко топки. Там виднелись два брикета.
Отлично! обрадовалась я. Пока работает генератор, нужно переработать утиль на новые брикеты.
Загрузив содержимое одной коробки в ёмкость, добавила реагентов и нажала кнопку. Агрегат буркнул и тихо заработал.
Пошло на лад! выдохнула я. Теперь ревизия.
Я поискала выключатель, но его нигде не было видно. Решив, что он может быть в коридоре, вышла из котельной. Надо мной вспыхнула ещё одна маленькая лампочка. Я обернулась. Свет в котельной погас.
Так вот, видимо, что означает выражение «дежурное освещение»!
В памяти всплыл разговор родителей о том, что папа закончил монтаж системы дежурного освещения, которое поможет значительно сократить расход брикетов для генератора.
Значит, теперь только этот выключатель и только в крайнем случае. Энергию надо беречь!
Пошла по коридору. Свет следовал за мной. Гас, едва уходила на несколько шагов от крохотной лампочки под потолком, и вспыхивал прямо надо мной или немного впереди. Я невольно улыбнулась. Такое освещение мне нравилась.
Интересно, это работает только в подвале или во всём доме тоже?
Поднялась на кухню. Свет по-прежнему от меня не отставал. Странно, и почему раньше не замечала на потолке этих крошечных лампочек?
Захватив мамины продукты и хозяйственные запасы, хранившиеся вместе с медикаментами, спустилась в подвал.
На стеллаже сбоку от двери стояли три больших контейнера с тревожной надписью «выживание», сделанной мной ещё в школе. Здесь я хранила свечи, зажигалки, огниво, дезинфицирующие средства, салфетки в индивидуальной упаковке, непромокаемую бумагу, карандаши, герметичные влагостойкие пакеты и прочие необходимые, на мой взгляд, вещи, которые могли бы помочь справиться с экстремальной ситуацией. В детстве папа частенько посмеивался надо мной:
Ты думаешь, всё это тебе пригодится, случись беде? спрашивал он.
Да, с уверенностью отвечала я. В книжках написано, что эти вещи очень нужны, когда человек хочет выжить.
А если придётся покинуть дом и убегать, как ты захватишь всё это добро с собой?
На папин вопрос у меня не было ответа ни тогда, ни теперь. Унести всё это «богатство» на себе попросту нереально. Транспорта у меня нет. Даже на тележку, с которой я ездила к пайкомату, поместится от силы четыре таких контейнера. И они точно должны комплектоваться иначе. Там должно быть всё: и вода, и продукты, и средства выживания, и гигиена. Только вот бежать с такой тележкой не получится. А значит, и то малое, что я в детстве предполагала взять с собой, придётся бросить. Остаётся папин рюкзак. Большой, вместительный, с огромным количеством карманов и отделений. Но сколько туда войдёт? И это я не беру в расчёт одежду, тёплые вещи, палатку, посуду
Скорее всего, папа, дед и его предки подумали о том же, когда оснащали дом всеми этими насосами, скважинами, агрегатами и приспособлениями. Вон, даже бункер сделали.
Кстати, о бункере! Где же ты есть? Хоть бы какой-то намёк найти пробурчала я, раскладывая в дверном проёме маленькую табуретку.
Села, поставила перед собой контейнер и открыла крышку. Я помнила не только каждый предмет, оказавшийся в моей первой коллекции, но и то, с чего она началась.
Как у любой девочки у меня была коробка с секретами. Но однажды в ненастный день, когда ветер грохотал крышами, рвал провода и ломал ветки деревьев, я услышала, в общей комнате разговор родителей. Подкралась на цыпочках к двери. Но они говорили так тихо, что речь походила больше на невнятное бурчание. Смогла понять только одну фразу папы «скоро начнётся».
Что должно было начаться, когда и почему расслышать не удалось под дверью зашевелились тени. Я метнулась в свою комнату и забралась в постель.
Проснулась посреди ночи. За окном гремело и сверкало. По крышам и в стёкла отчаянно тарабанил дождь. Изредка за окном что-то шелестело. Стало так страшно!
«Неужели началось» подумала тогда.
Потом резко всё стихло. И в этой тишине кто-то очень большой, слоняясь по двору, шуршал, царапал стёкла и надрывно завывал, пугая ещё сильнее. Вслушиваясь в странные звуки, я всё сильнее куталась в одеяло и незаметно уснула. А когда проснулась, на земле лежал снег.
Что должно было начаться, я так и не узнала, а спрашивать у родителей побоялась. Ещё отругают за то, что подслушивала. Но ощущение надвигающейся беды с той самой ночи меня не покидало.
Из детской коробки с секретами исчезли открытки, наклейки и ярлычки. Теперь в ней хранились спички, дезинфицирующие салфетки и подаренный дедом складной ножик.
Карманные деньги, которых и так мне давали немного, я тратила на предметы выживания, о которых читала в книгах. Любимым местом прогулки стала городская барахолка. Отправляясь туда, я всякий раз боялась, что меня увидит кто-то из знакомых мамы или папы. Но тяга обзавестись чем-то полезным и нужным была куда сильнее страха перед недовольством родителей.
Однажды мне попался старый компас, как уверял пожилой продавец советский. Я хорошо помнила, как бабушка часто повторяла:
В Советском Союзе всё делали на совесть. Не то что теперь. Как в 90-е научились клепать халтуру, так по сей день остановиться не могут.
Её слова крепко засели у меня в памяти, потому решила, что советский компас мне пригодится. Точно зная, где находится север проверила. Компас оказался рабочий. У продавца нашлось ещё два таких же. Я решила купить и их. А заодно десяток свечей и три коробка охотничьих спичек. За всё продавец просил 450 кредитов. У меня было на 50 меньше. Немного подумав, он согласился и продал товар за 400.
Как оптовому покупателю, укладывая покупки мне в сумку, улыбнулся продавец.
Изредка, когда выходной у родителей совпадал, мы всей семьёй ходили гулять на городскую площадь. Любили посидеть на уютной открытой веранде кофейни, расположившейся напротив дорогого ресторана. Оба эти заведения всё ещё работали лишь потому, что, как говорили, принадлежали один жене городского чиновника, другой кому-то из начальства химкомбината. Но точно никто ничего не знал. Да и работники настоящих хозяев отродясь не видали. Только управляющих.
Поглядывая на родителей, я дожидалась, пока они отвлекутся, и прятала в карман разовые приборы в индивидуальной упаковке, порционные специи или сахар, салфетки и средства санобработки. А что такого? Их бесплатно выставляли на стол в большом количестве. Хотя, должна признаться, мне всякий раз было как-то неловко. Утешала совесть тем, что, если не возьму я возьмёт кто-то другой.
Вы только полюбуйтесь, усмехнулась однажды заставшая меня за этим занятием одноклассница Эля Горюновская Гребёт всё подряд, словно вот-вот война начнётся. Зачем тебе это нужно? Эй, ненормальная!
Мне было безразличны её оскорбления. Я ведь и правда «гребла» всё, что, по моему скромному мнению, могло пригодиться, если вдруг Что? Сама не знала, чего ждала. Просто ждала. А может, подспудно чувствовала, то ужасное, о чём однажды услышала от родителей. И наполняла коробку «нужностями» и «полезностями».
Вскоре секретной коробки стало мало, и появился первый контейнер с надписью «Выживание». Поверх него всегда лежала большая жестяная банка с печеньем и конфетами. Теми, что давала мне бабушка Перебирая сладости, я помнила все те разы, когда получала гостинцы. Все до единого.
Так время и шло. Я взрослела, но в моих привычках ничего не менялось. Когда узнала, что любимой бабули больше нет, долго уговаривала себя.
«Этого не может быть. Не видела, значит, не было».
Детская отговорка незримо шествовала за мной по пятам, оберегая и защищая. Так мне казалось.
Положив в хозяйственный контейнер сухой спирт, двустороннюю клеящую ленту и антисептики, отодвинула его и достала продовольственный. Все продукты в индивидуальной упаковке. Мама рассказывала, что она застала ещё те времена, когда печенье, макароны или овощи можно было купить «на развес». Правда, маленькой ещё была, но запомнила хорошо. А вот я такого себе даже представить не могла. Когда пошла в школу, продукты уже упаковывали порционно.
Помню, бабушка часто возмущалась, мол, еда всё больше становится похожа на пластик. Безвкусная. Бесполезная. Говорила, что люди забыли аромат и прелесть натуральных продуктов. Как-то я её спросила, что это значит. Она отвела меня в сад и показала маленький огород. Меня удивило то, что там росло. Помидоры и огурцы с бабушкиных грядок, яблоки и груши с её деревьев на вкус и правда были не такими, как те, что выдавали в пайках. У них был ни с чем не сравнимый аромат и очень насыщенный вкус. Какой-то особенно манящий и притягательный. Не то, что еда в школьной столовой водянистая и неаппетитная.
Пересчитывая запасы, я то и дело вспоминала школу. Нынешняя, по мнению моих родных, сильно отличалась от той, в которой обучались они. Система распределения на общие и профильные классы заведомо делила учеников на привилегированных и тех, кого называли вторым сортом. «Чернью». И в этом распределении, которым ведал искусственный интеллект, не играло роли кто твои родители. В общий класс могли попасть дети чиновников, если им не удавалось сдать вступительные тесты. А в профильные попадали дети рабочих и к ним учителя относились не хуже, чем к тем, кто считал себя элитой общества.