Поставьте пустые контейнеры на платформу. По одному, пожалуйста, велел голос.
Привычным жестом я отправила тару на подвижную платформу. Когда приёмная ниша закрылась, распахнулась другая.
Поднесите браслет к внутреннему сканеру и получите ваши наборы. К выдаче два. Два, монотонно изрёк голос.
Подвинула тележку поближе, просунула руку в расцвеченный красным «рот» пайкомата с сенсорами, камерами, и датчиками вместо зубов. Поднесла браслет к сканеру. Красный цвет сменился бело-голубым. Платформа поднялась. Я достала первый контейнер. Ставя его на тележку, подумала, что сегодня он отчего-то тяжелее обычного. Достала второй, по весу такой же, как и прежде.
На меня, как «обнулённую», продукты не выдавали. Хорошо ещё, что рейтинг гражданского доверия остался положительный. Значит моё имя из базы потенциальных работников не удалено и есть шанс, пусть призрачный, но всё же не безнадёжный, однажды получить работу. А пока я довольствовалась тем, что выдавали родителям.
Обычно панель сразу закрывалась, но на этот раз осталась открытой. На неделе у папы день рождения. Юбилей. Так, что, если из-за военного положения дополнительных ограничений не ввели
Внутри пайкомата раздался щелчок. Платформа вновь поднялась. На ней стояло два дополнительных контейнера средний и маленький. Обрадовавшись, я схватила оба разом, поставила на тележку и краем глаза увидела, как серебристая панель закрылась.
Благодарим за лояльность. Удачной недели.
Последнее пожелание я всегда воспринимала как издёвку. Какой удачи можно желать, если живем, будто звери в своих домах клетках? Адская обыденность, которую и жизнью-то сложно назвать.
Когда после смерти бабушки мы переехали из центральной части Чернореченска на остров в городок химкомбината, я думала, что с получением продуктов возникнут проблемы. Но как оказалось, если переезд согласован с властями нет проблем. На острове выдача происходит ещё быстрее. Это в городе на один пайкомат больше двухсот пятидесяти жителей в день. Опоздал, пропустил свой номер, кто-то замешкался и время ушло никому и дела нет. Закончились сутки, не успел получить твои проблемы. В полночь начинается выдача за следующий день. А здесь на острове не более ста человек. Все успевают.
На противоположной стороне улицы приоткрылась калитка, и пожилые соседи выглянули со двора.
Их номер третий. Для получения продуктов достаточно, если придёт кто-то один. Но эти двое стариков всегда приходили вместе. Их тоже в семье было трое, но контейнер с продуктами полагался только сыну, который служил в полиции. Когда он погиб в схватке с сепаратистами, пытавшимися прорваться в город через заграждения, его набор закрепили за родителями. Правда, мне кажется, что с введением военного положения их контейнер стал значительно меньше.
Неправильно это, выдавать продукты только работающим. А как же те, кто не по своей воле лишился должности? Как же старики, которые всю жизнь трудились? Дети? Ходили слухи, что для детей работающих, пусть мало, но всё же продукты выдавали. Так это или нет, кто знает? А вот безработные в семье лишние рты. Нахлебники. Это и про меня
Нет, я не жалуюсь. Нашей семье хватает, хотя после закрытия школы я и осталась без работы. Новую мне не предложили кому нужен профориентолог с уклоном в психокоррекцию? Это к выпускному классу ученики должны иметь подробную карту личности, чтобы получить направление на дальнейшую учёбу или работу. Во взрослом мире мои знания уже не нужны. Так что мне обеспечение не полагается, а на родителей выдают максимальные наборы. Папу кормят в столовой при комбинате. Он не берёт с собой еду. Да и маме в госпитале два раза в месяц полагается доппаёк, как она говорит «за вредность». А как живётся этим старикам? Один контейнер на двоих, это же так мало
Задумавшись о несправедливости, я не вписалась тележкой в калитку и сбила на землю верхний бокс. Хорошо, что их герметично закрывают, содержимое осталось внутри. Нагибаться в защитном комбинезоне неудобно. Присев, я подняла контейнер. Моё внимание привлекла яркая этикетка внутри. Обычно упаковка продуктов не радует игрой красок. Попытка разглядеть через матово-белый пластик незнакомую обёртку оказалась тщетной. Водрузив маленький контейнер поверх больших, я потащила тележку к крыльцу.
До того, как ввели военное положение, обеспечение было лучше. Сначала проводили опросы, выясняли вкусовые предпочтения, сверяли с медицинскими картами, чтобы никто не вписал лишнего. За участие в социологических программах обещали начислить большое количество баллов. Многие согласились. Те, кто отказался, потом жалели. Во-первых, они лишились сразу пяти тысячи баллов за каждого члена семьи. Это почти средняя зарплата за месяц. Такая удача за простой опрос. Во-вторых, содержимое их продуктовых контейнеров после корректировки не отличались разнообразием.
Наборы выдавали на каждого. Для безработных, стариков и детей полагались сильно урезанные наборы, но всё же их выдавали. Нормы были рассчитаны так, что всего хватало. Люди не голодали. Теперь же всё изменилось. Если в семье нет работающих, или того хуже, у кого-то рейтинг гражданского доверия отрицательный, то о продуктах можно забыть. Долго ли проживёт семья на скудных запасах? Это неправильно!
Я втащила ношу на крыльцо, поднесла браслет к сканеру. Зашипев, входная дверь щёлкнула и открылась, и тут в привычную тишину улицы ворвались крики и шум.
Обычно я захожу в биопропускник вместе с поклажей, нажимаю красную кнопку. Входная дверь герметично закрывается, а после пятиминутной обработки загорается зелёная лампочка и открывается внутренняя дверь. Но в этот раз я вкатила в камеру санобработки тележку с контейнерами и выскочила на крыльцо. Просунув руку в дверной проём, нажала кнопку и побежала с крыльца вниз.
Осторожно высунув голову, выглянула на улицу. Дядя Жора, сосед, получающий наборы под номером пять, колотил продуктовый терминал кулаками и кричал:
Открывайся, ты, консервная банка!
Серебристый цилиндр отсвечивал красным, и электронный голос громче обычного вещал на всю улицу:
Вы утратили рейтинг гражданского доверия. Рейтинг отрицательный. Статус «обнулённый». Ваш кредит лояльности заблокирован. Доступ к системе жизнеобеспечения заблокирован. Отойдите от терминала. Доступ заблокирован. В случае неповиновения будет вызван наряд полиции.
Со двора напротив выбежала тётя Люся и бросилась через дорогу к пайкомату.
Что случилось? кричала она мужу.
Эта консервная банка не выдаёт мои продукты, дядя Жора ещё раз стукнул терминал кулаком. Должно быть, сканер сломался. Ещё дед говорил, если что-то не работает, нужно это как следует потрясти или хорошенечко стукнуть. И всё будет как надо!
Озираясь по сторонам, тётя Люся потянула мужа за руку:
Может, твой идентификатор испортился? Дай я попробую.
Она поднесла к сканеру руку. Раздался пронзительный сигнал и электронный голос повторил:
Вы утратили рейтинг гражданского доверия. Рейтинг отрицательный. Статус «обнулённый». Ваш кредит лояльности заблокирован. Доступ к системе жизнеобеспечения заблокирован. Отойдите от терминала. Доступ заблокирован. В случае неповиновения будет вызван наряд полиции.
Соседка опустила руку и повернулась к дяде Жоре:
Это что же, мы умрём от голода?
Как бы не так! взревел тот и принялся колотить терминал ногами. Я не уйду, пока чёртова штуковина не отдаст мне мои продукты! Я работаю! Они мне должны!
Тётя Люся схватилась за голову, заходила взад и вперёд, а потом набросилась на мужа:
Всё из-за тебя! Это ты виноват! Я говорила, отдай всё, что они требовали! А ты
Тётя Люся содрогнулась всем телом и зарыдала.
Как они узнали? колотил кулаками по цилиндру дядя Жора.
По излучению или радиоволнам, мотала головой его жена. Не знаю, как это работает.
Да какие волны, что ты мелешь? Он же выключен! Связи всё равно уже давно нет. Но я его не отдам. Слышишь? Это подарок моей матери. Последний! Это память!
Дядя Жора с силой пнул пайкомат ногой.
Я же просила всё отдать! схватив его за руку, тётя Люся попыталась оттащить мужа от цилиндра. Теперь мы умрём! Твои дети умрут от голода! Это ты понимаешь? Что нам теперь делать?
Дядя Жора развернулся и что было сил, ещё раз пнул ногой пайкомат. Серебристый цилиндр полностью окрасился слепяще-красным и стал издавать резкие короткие звуковые сигналы, такие, что даже на расстоянии в капюшоне ушам было больно.
Из-за угла показался грузовик военных и машина полиции. Резкие звуки стихли. Зато из громкоговорителя послышался уже не электронный, а вполне человеческий голос, пропитанный угрозой:
Отойдите от терминала! Вернитесь домой!
Эта дурацкая консервная банка сломалась! Сканер заело! закричал полицейским сосед. Я работаю. Вот!
Он сорвал с комбинезона прикреплённый к карману пропуск на выход из дома и потряс им в воздухе.
Мне положено обеспечение!
Отойдите от терминала! Вернитесь домой! угрожающий тон не предвещал ничего хорошего.
Мне нужны продукты!
Как ни старалась тётя Люся сдерживать мужа, он всё не унимался. Вместо того чтобы отступить и подчиниться, стал выкрикивать ругательства. Его не остановил даже резкий треск автоматной очереди, выпущенной в воздух.
Ну и что вы сделаете? Застрелите меня? Да? Стреляйте! Я и так скоро сдохну от голода!
Дядя Жора подпрыгивал, размахивая кулаками, и наступал на, вышедших из машины, полицейских.
Вернитесь домой! рычал голос в громкоговорителе.
Пойдём, Жора! Прошу тебя! Пойдём! умоляла тётя Люся.
Но сосед, словно цепной пёс, огрызнулся на неё и вновь кинулся на полицейских.
Следующая автоматная очередь угодила в основание между бордюром и дорогой. Я почувствовала, как по лбу побежали струйки ледяного пота. Любой бы на месте дяди Жоры испугался и отступил, но не он.
Всё произошло так быстро, что я не уверена в том, что увидели мои глаза. Сосед, зарычав, бросился на полицейских. Тётя Люся повисла у него на руке, пытаясь оттащить прочь. Стрекочущий звук новой очереди разорвал мир, ивсе звуки вокруг исчезли. Как в замедленном кино, о котором часто рассказывал дед, дядя Жора вскинул руки, тётя Люся неестественно выгнулась назад, и оба они рухнули на проезжую часть. В руках у дяди Жоры осталась перчатка тёти Люси, обнажив её пальцы и запястье с мигающим идентификатором.
Выбежав из калитки, я бросилась к соседям. Вдох, другой, третий Видно, бытовые маски не предназначены для бега. В глазах потемнело. Дышать полной грудью никак не получалось. Ещё вдох. И ещё. Соседи всё ближе. В мире нет звуков, только моё прерывистое дыхание, да гулкие удары сердца в горле и ушах
Обессилив на полпути, остановилась. Вспомнилось, как в детстве дед читал мне заметки о Великой отечественной войне 1941-1945 годов. О концлагерях. О душегубках. Попыталась продышаться, но воздуха не хватало. В голове мелькнуло: так вот, что чувствовали люди, умирая в газовых камерах? В глазах потемнело. Непроизвольно дёрнула шнурок капюшона, сорвала маску, сделала глубокий вдох
Перед моим взором заплясали разноцветные блики и побежали чёрно-белые круги. Слабость разлилась по телу, сделав его неимоверно тяжёлым. Я стала оседать на дорогу, и в тот же миг сильные руки подхватили меня и усадили на бордюр. Это был полицейский? Или военный? Не разобрала В ушах шумело, а в глазах стало совсем темно.
Мне на лицо легла мягкая маска, и сладковатый газ мощной струёй потёк в рот. Вдох. Ещё одни. В голове прояснилось.
Вам надо вернуться домой! Вы подвергаете свою жизнь смертельной опасности! ворвался в оглушающий стук сердца спокойный обволакивающий голос. Сделайте три вдоха и задержите дыхание. Одену вам вашу маску.
Я подчинилась. Дышать кислородом было легко и приятно. Сделав два коротких и три глубоких вдоха, замерла и отчего-то зажмурилась. Почувствовала, как исчезла маленькая маска, а на её месте появилась моя полнолицевая. Он даже капюшон мне натянул и заботливо завязал шнурок.
Можете дышать, услышала я.
Открыла глаза и посмотрела на спасителя. Военный. Маска почти полностью скрывала его лицо. Только вот глаза
Вам помочь подняться? спросил он.
Молча протянула ему руку и встала. Где я видела этот взгляд?
Спасибо, прохрипела, смущенно опустив голову.
Только теперь до меня дошло, что я натворила. Об отравленном воздухе по видеостене без устали твердят из месяца в месяц. Какая же я дура! Чуть сама себя не убила!
Вернитесь домой! немного помедлив, повторил мой спаситель.
На этот раз он говорил громко, сухо и отстранённо.
Покосившись на полицейских, столпившихся возле тел соседей, я испытала дикий страх. Мне бы бежать, да нет сил двинуться с места.
Не приближайтесь! Вернитесь домой! прокричал военный, видимо старший офицер.
Немедленно вернитесь домой! так же громко повторил мой спаситель.
Я кивнула, развернулась, но, сделав два шага, остановилась и оглянулась. Что-то изменилось. Нет, не кровавое пятно привлекло моё внимание, хотя, должна признаться, оно было огромным. Я не могла оторвать взгляд от идентификатора на руке погибшей. Браслеты родителей, мой светились бело-голубым. А у тёти Люси оранжевым, как апельсин.
Старший офицер склонился над застреленными, а, выпрямившись, что-то негромко сказал стоявшим рядом военным. О чём они говорили, не расслышала. Стараясь не думать о том, чему стала свидетелем, я побрела к дому. Ноги отказывались подчиняться, словно к ним привязали пудовые гири. Да и как выбросить из памяти увиденное? Только что люди были, и вот их уже нет.
У калитки я обернулась и наткнулась на колючий взгляд старшего офицера. Не сводя с меня взор, он о чём-то говорил подчинённым. Неужели обо мне? Взгляд привлекло яркое пятно на руке тёти Люси. Идентификатор стал насыщено-красным. А был оранжевым. Страшная догадка пронзила ударом тока тётя Люся была жива, когда офицер склонился над ней. Почему он ей не помог? А теперь она мертва
Мертва!
Военные принесли из машины пластиковые пакеты, налетели на погибших гурьбой и вот они уже несут их в машину.
Вздохнув, я раскрыла калитку и шагнула вперёд. За спиной послышались крики. Обернулась. Со двора соседнего дома полицейские выволокли на улицу двух упирающихся подростков. Старший офицер подскочил к ним, что-то говорил, потом стал кричать. Из обрывков долетавших фраз я поняла, что их забирают в приют. Что ещё говорил офицер, было почти неслышно, но дети дяди Жоры и тёти Люси успокоились и сели в машину полицейских. Хорошо, что место гибели родителей от них заслонял грузовик. Что им скажут? Как оправдают смерть близких людей?
Улица опустела. Заходя в биопропускник, я никак не могла собраться с мыслями. Вид смерти навеял страшные воспоминания детства, на многие годы изменивших моё отношение к этому событию.
Что там произошло? в дверях меня ждала встревоженная мама.
Мы слышали стрельбу. Рита, с тобой всё в порядке? папа подошёл так близко, что не будь он в защитном комбинезоне, я прижалась бы к нему как в детстве.
У дяди Жоры и тёти Люси заблокировали доступ. Их обнулили, стянув капюшон и сняв маску, я повалилась на банкетку возле двери.
Слова давались с трудом, застывая на языке:
Они не смогли получить продукты. Вместо того чтобы уйти, дядя Жора стал тарабанить по пайкомату. Приехали военные, полиция