Я вижу, вы к ней неровно дышите, сказал Волин.
Серегин нахмурился: у него к Ирине исключительно отеческие чувства.
Серьезно? Ну, тогда у меня тоже, кивнул Волин.
Николай Николаевич неожиданно развеселился.
Вы остроумный человек, сказал он, и хороший к тому же. Вы мне нравитесь.
Орест Витальевич поднял брови, а какой господину Серегину интерес в хороших людях? С хорошим каши не сваришь: ни украсть, ни убить толком он не способен.
Скажу странную вещь: все хотят, чтобы их окружали хорошие люди, неожиданно серьезно отвечал Серегин. Никто не хочет сына-бандита или жену-мошенницу. Правда, с хорошими нельзя делать тот бизнес, которым занимаюсь я, но жить всегда лучше с хорошими людьми. У меня, знаете, сын
Тоже бизнесмен?
Нет, сын Серегина не был бизнесменом. Он был скрипачом в маленьком безымянном оркестре. Конечно, отец мог бы купить ему «Виртуозов Москвы», но он не хочет. Он ездит на работу на велосипеде, хотя мог бы на «бугатти» рассекать в сопровождении полицейского эскорта. И знаете, именно такой сын простой, добрый и честный мальчик греет Серегину душу.
Больше того скажу: ради него я теперь не прибегаю к насилию, заключил Николай Николаевич. Мне неприятно, если он будет думать, что отец у него негодяй.
А раньше прибегали? полюбопытствовал Орест.
Серегин развел руками.
Куда деваться: лихие девяностые, мы все оттуда
Когда Волин спустился на первый этаж, Ирэн посмотрела на него внимательно: что, очаровывал его старый бандит? Небось, про сына-скрипача рассказывал?
Было дело, кивнул Орест.
Не верь, все вранье.
Что, нет сына? удивился Волин. Или, он, может, не скрипач никакой?
Оказалось, что сын-скрипач все-таки есть и вообще, все, что говорил Серегин, правда. Но при этом, как ни удивительно, все было враньем. Просто есть такие люди, которые любую правду превращают во вранье.
Если Серегин скажет, что дважды два четыре, или что Земля вращается вокруг Солнца, не верь, толковала Ирэн.
Но сын-то
Сын есть, с досадой сказала она, зовут Базиль. Он даже хотел меня с ним свести. Но мне не интересно, Базиль не человек, а канифоль. Тюфяк и маменькин сынок.
Зато папаша у него обаятельный, с некоторой ревностью заметил Волин.
Зло и должно быть обаятельным, иначе кто попадет на его крючок, объяснила Иришка
Волин вздохнул: похоже, в этот раз они промахнулись и убийцу придется искать в другом месте. Он тут вот о чем подумал: хорошо бы узнать, с какими аукционными домами имел дело Завадский, и что он в последнее время продавал или покупал.
Так они и сделали. Метод, как ни странно, оказался вполне действенным. Очень скоро выяснилось, что незадолго до смерти покойный Завадский выразил желание продать кое-что на торгах аукционного дома «Лё Маре́[3]».
Лё Маре? удивился Волин. По-французски это, кажется, болото.
Сам ты болото рязанское, отвечала Ирэн. Лё Маре исторический центр Парижа, богемный квартал, самое, как говорят у вас, понтовое место.
Понял, кивнул старший следователь. И что же именно хотел продать покойник в этом твоем «Лё Маре»?
И он вопросительно поглядел на мадемуазель Белью. Та слегка нахмурила свои соболиные, как сказали бы в старину, брови. К сожалению, конкретных предметов в аукционном доме назвать не смогли.
Как же так, ажан, не разочаровывайте меня! взмолился Орест.
И Иришка не разочаровала. Да, предметы не были названы, но стало известно, что речь идет о вещах, принадлежавших старинному роду Юсуповых, а точнее, последнему князю из этого рода Феликсу Феликсовичу Юсупову.
При этих словах глаза Волина блеснули странным огнем.
Что? спросила Иришка, как всякая почти женщина, тонко чувствовавшая перемены настроения собеседника.
Ничего, отвечал Волин загадочно.
Но так просто отвертеться ему не удалось. Девушка атаковала его с русским напором и французским очарованием, и он-таки вынужден был сдаться. Выяснилось, что вот именно сейчас старший следователь читает мемуары одного человека, который очень хорошо знал князя Юсупова.
И как это нам поможет? сурово вопросила Иришка.
Этого он пока не знал. Знал только, что такое совпадение не может быть случайным.
* * *
Теперь Орест Витальевич спускался по улице Удон и думал, не в честь ли знаменитой пшеничной лапши дано было это название? Зная интерес французов к Японии, Китаю и вообще к Востоку, совсем исключать эту версию было нельзя.
Тут Волина от кулинарных размышлений отвлекла странная картина. Метрах в двадцати от него на узком тротуаре лицом к лицу стояли два немолодых уже араба в белых бурнусах и о чем-то неспешно беседовали. Сама по себе картина удивительной не была: нынче иммигрантов в Париже, наверное, больше, чем натуральных французов. Странно было, что парочку эту обходят за версту все, кто шел по улице вверх или спускался по ней вниз.
Подойдя поближе, Волин понял, в чем тут дело. Почтенные сарацины встали так, что пройти по тротуару можно было только между ними. Однако как раз этого по понятным причинам они и не хотели. Поэтому всякий раз, когда к ним приближался кто-то, желавший пройти промеж них, один из двух поднимал ладонь, как бы семафоря: не подходи!
Это было достаточно странно уже и само по себе. Но гораздо удивительнее было то, что прохожие покорно обходили детей Востока стороной, для чего приходилось даже выбираться на проезжую часть.
Не то чтобы Волин свалился с Луны и не знал, что иммигранты в Париже чувствуют себя, как дома, но все-таки такое поведение показалось ему чрезмерным. И он, не торопясь и тихонько посвистывая, двинулся прямо на двух ближневосточных джентльменов. Когда до цели оставалось метров десять, ближний к нему араб повелительно поднял ладонь, останавливая наглого крестоносца.
Но старший следователь, видимо, не силен был в арабской жестикуляции, потому что продолжал двигаться вперед медленно и неуклонно, как ледокол.
Достопочтенным маврам это совсем не понравилось, так что уже и второй выставил вперед ладонь, специально для непонятливого русского. Но русский, увы, понятливее не стал может быть, все-таки права была Ирэн, считавшая русских дикарями, не знающими даже основ толерантности и политкорректности?
Когда до них оставалось не более нескольких шагов, дети Востока занервничали и грозно уставились на Волина. По преданию, в старые времена воины султана Салах-ад-Дина такими взглядами обращали в бегство крестоносцев. Но Орест Витальевич, увы, не был крестоносцем, он был потомком русских витязей, которые не то что сарацинов, но даже и псов-рыцарей клали на одну ладонь, а другой пришлепывали. Видя такую решимость, арабы сжали кулаки, готовые отстаивать свою идентичность любыми доступными средствами. Однако тут старший следователь сделал совершенно неожиданный ход. Продолжая двигаться вперед, он тихонько рявкнул «Аллаху акбар!» и настежь распахнул полы своего пиджака.
Разумеется, никакого жилета смертника на нем не было, а в карманах не завалялось даже самого простенького коктейля Молотова, но арабам было не до тонкостей. Они рванули с места с такой скоростью, что им позавидовал бы и русский заяц.
Проходящая мимо француженка бросила на Волина заинтересованный взгляд и негромко воскликнула «ола-ла!» В этом «ола-ла» прочел он чрезвычайно лестное для себя: «Смотрите, вот настоящий мужчина, не то, что нынешние тюфяки!»
Ты не полицейский, ты бандит, сердито заметила Ирэн, когда он вечером пересказал ей эту историю.
Волин заспорил: а с какой стати арабы заводят в Париже свои порядки? В конце концов, он такой же приезжий, и у него не меньше прав.
Я не про арабов, сказала она, я про то, что ты перемигиваешься на улице с первыми попавшимися кокотками. У тебя, между прочим, своя девушка есть.
Я ей так и сказал, смиренно отвечал Волин.
И что она тебе ответила?
Послала к черту.
Ирэн поглядела на него и усмехнулась ладно, Дон Жуан, ты прощен. Мерси, отвечал старший следователь, после чего встал в позу и продекламировал:
Ирэн нахмурилась:
Никакая я не смиренница. Это что, Пушкин?
Он, кивнул Волин. Как услышишь русские стихи, всегда говори «Пушкин», не ошибешься. Но сейчас, как ни странно, речь не об Александре Сергеевиче. Когда я нес бремя белого человека на рю Удон и не позволял Востоку сойтись с Западом, меня осенила одна идея. Я зашел на сайт аукционного дома «Лё Маре» и посмотрел результаты последних торгов тех самых, в которых должен был участвовать покойный Завадский
На сайте «Лё Маре» старший следователь обнаружил совершенно неожиданную вещь. Среди проданных лотов он увидел несколько предметов, некогда принадлежавших князю Юсупову. Не кажется ли ей странным такое совпадение?
Ирэн отвечала, что ничего тут странного нет: аукцион тематический. Один обладатель юсуповских вещей исчез, другой появился.
Очень правильное слово появился, кивнул Волин. А, может быть, он появился именно потому, что исчез прежний владелец?
Ирэн задумалась. Не хочет ли он сказать, что эти вещи были взяты у Завадского, а на аукцион их выставил грабитель?
Старший следователь отвечал, что, может, и не сам грабитель, но не исключено, что вся история так или иначе связана с ограблением.
А ты уверен, что проданные лоты действительно принадлежали Юсупову? спросила Ирэн.
Суди сама. Было продано несколько портретов его жены Ирины Александровны и портрет самого Юсупова.
Ирэн покачала головой: это ничего не доказывает. Портрет жены Юсупова да и самого князя изначально мог принадлежать совсем другим людям. Мог, согласился Волин. Но среди прочего был продан один предмет, который уж точно принадлежал князю.
Что за предмет?
Собачий жетон его бульдога Панча.
Ты уверен, что
Я абсолютно уверен, перебил он ее. И ты сейчас тоже будешь уверена. Не забыла еще, как читать по-русски?
И Волин развернул к ней ноутбук с открытым текстом. Это, сказал, мемуары столетней давности, написанные тем самым русским детективом, который хорошо знал князя Юсупова.
Прочти, не пожалеешь.
И старший следователь, чрезвычайно собой довольный, скрестил руки на груди. Ирэн только головой покачала, но все же села к столу и щелкнула мышкой. Экран осветился каким-то нездешним, сказочным светом
Глава первая. Нимфа и рыцарь
Светлана Александровна, да что же вы делаете, голубушка?! Откуда эта мировая скорбь в глазах, вы же не васнецовская Аленушка с утонувшим козлом. Вам не к лицу трагедия, вы нимфа, вы богиня! Глядите игриво, загадочно. Дайте ауру, больше тайны, вы не председателя сельсовета хороните, в самом-то деле!
Старый учитель рисования сердито тыкал в Лиси́цкую пальцем, пытаясь добиться от нее правильного, то есть божественного выражения лица.
Господи, думала она, богиня, нимфа Ну какая она там нимфа, это просто смешно, ей же ей! Нимфы девушки полные, дебелые, пышущие здоровьем: неловкое движение, случайный разворот и вот уже с ног сбит любопытный сатир, подкравшийся слишком близко. А у нее откуда чему взяться? Тонкая, полупрозрачная почти, с длинными ногами, неярким изгибом бедра, маленькой грудью, изящными и оттого особенно беспомощными балетными ручками. И даже каштановые волосы, распущенные на время сеанса, не спасают и не делают из нее ни нимфу, ни богиню. Настоящая советская нимфа должна быть пролетарского происхождения, широкой кости, железного нрава одним словом, верная боевая подруга какому-нибудь большевистскому богу, равно готовая и к трудовому подвигу, и к акту пролетарской любви. Светлана же, с ее балетными замашками и прямой спиной, не нимфа и не богиня никакая, а ходячая контрреволюция вот так вот, граждане живописцы, и никак иначе. Слава богу, что тут все свои, и никто не побежит в ОГПУ жаловаться на сомнительное происхождение натурщицы и говорить, что недостаточно она толста, чтобы нимф представлять перед лицом трудового народа, а понадобится то и всей мировой буржуазии.
Ножку, ножку чуть разверните, командовал тем временем старый профессор, так, чтобы на живот ложилась загадочная тень
Повернула и ножку, ей не жалко. Времена, когда она смущалась взглядов молодых художников, давно прошли. Да и смущалась ли когда-нибудь? В конце концов, та же самая работа, бесстыжая с точки зрения обывателей, волнующая с точки зрения ценителей. Только раньше она служила Терпсихóре[4], а теперь, пожалуй, что и самому Аполлону Мусагéту[5]. Да и чего стесняться, в самом-то деле? Студенты второго курса привыкли уже к обнаженным телам, взгляды бросают холодные, профессиональные. Не изгиб бедра их волнует, не ножка и не маленькая грудь, а игра света и тени. Одно, пожалуй, есть исключение из правила студент Сережа, милый мальчик с соломенными волосами, с глазами синими, с чертами лица тонкими, совсем не пролетарскими. Сережа не холоден и не безразличен, смотрит взглядом огненным, жадным, а встречаясь с ней глазами, краснеет, опускает взор.
Смотри, смотри, мальчик, ей уже не о чем жалеть и нечего прятать. Ее огонь отгорел, и не потому, что ей уже сорок, а просто так сложилась судьба. Так уж вышло, что человек, с которым хотела бы она провести всю жизнь и умереть в одночасье, исчез так же внезапно, как и появился.
В те годы Лисицкая была еще совсем юной, подающей надежды балериной Мариинки, ей прочили большое будущее, к ней приглядывался сам Ш., да как приглядывался! Но она отвергла его ухаживания вот еще, женатый мужчина! К тому же как раз в это время на ее горизонте появился Он. Состоятельный, умный, ослепительно красивый человек из общества, его превосходительство Нестор Васильевич Загорский мог очаровать любую даму, хоть даже и кого-нибудь из великих княгинь, но остановил свой взгляд на девчонке, едва закончившей балетный класс.
Разница между ними была в тридцать лет, но она этой разницы никогда не ощущала. Она просто любила его, счастливо и безоглядно, как может любить только совсем юная девушка. И ей завидовали, о, как ей тогда завидовали! Что, как, почему этой девчонке достался Загорский? Воля ваша, но без колдовства тут точно не обошлось!
Она и сама иногда не могла понять, за что ей такое счастье. Увы, счастье длилось недолго и кончилось почти так же внезапно, как и началось.
Подводя итоги, можно сказать, что Ш., которым Светлана пренебрегла, сломал ей карьеру, а Загорский, которого она любила больше жизни, сломал ей саму жизнь. Нет, она не в претензии, и никогда не была в претензии. Загорский не мог принадлежать ей, и никакой из женщин, он принадлежал только своему делу, своей профессии, будь они трижды прокляты и дело это, и эта профессия!
Нестор не предлагал Светлане замужества, а она сама была слишком горда, чтобы заводить об этом речь. Впрочем, однажды разговор у них все-таки состоялся это случилось после одной из его обычных долгих отлучек.
Я не зову тебя замуж, сказал он тогда, по одной простой причине. У меня крайне опасная работа, я в любой момент могу просто не вернуться с задания. Да и что за радость связывать жизнь со стариком? Ты молода, красива, впереди у тебя слава, может быть, мировая а мне уже пятьдесят. Кроме того, неизвестно, сколько мне на роду написано. Ты ведь не захочешь остаться молодой вдовой А еще хуже будет, если протяну я долго, и старик-муж окончательно заест твою молодость и всю твою жизнь.
Уже позже Лисицкая поняла, что так проявилась обычная мужская трусость, нежелание принимать окончательное решение, а тогда просто проглотила обиду и отошла в сторону. Да, да, это именно она, она сама его бросила, а не он, как шептались врагини ее, а пуще того ее подруги. Светлана оказалась слишком горда, она поняла только, что он ее не любит по-настоящему и, наверное, никогда не любил, а коли так, то подачек ей не нужно.