Коммерсант потел и дрожал. Кивал, соглашаясь и приплясывал от стремления быстрее сделать то, чего от него требует этот большой и страшный человек. Когда убежал, после него остался едкий запах пота смертельно испуганного человека. Амина молча стала складывать свои пожитки в большой рюкзак и сумки, чтобы всё выглядело как отъезд, а не бегство. Солдатское хэ-бэ и кирзачи заняли отдельную сумку.
Алексей быстро приноровился к Ниве, скоро стрела спидометра на прямых участках стала прижиматься к шестидесяти. Дальний свет фар он даже не думал выключать, не было ни встречных, ни поперечных. Планы подходили к концу, уже к рассвету надо было бы решить, как двигаться там, где Амина не знала ни сёл, ни дорог. Но жизнь дала новый поворот За крутым поворотом поперек дороги лежало деревце. Будь водитель поопытней, попытался бы пробиться, или объехать, но Алексей затормозил. Пока искал заднюю передачу, дверцы распахнулись и оба обитателя Нивы вылетели из салона. Сноровисто выдернули из машины, сноровисто скрутили, вылущили из кобуры револьвер, взяли «на болячку», то есть на болевой приём, но без садизма, в меру. Уже через секунду Алексей вполне успокоился «здесь русский дух, здесь Русью пахнет», только русские могут так материться. Спокойно лежал в дорожной колее и прислушивался, угадывая, как обыскивают Ниву, потрошат чемодан. Потянуло запахом жареной курицы Кто-то щелкнул пальцами и в спину тут же уперлись стволом. Еще минута, и его подняли, заставили бежать, подсвечивая дорогу фонариком. Втолкнули в УАЗик-буханку, следом влетел чемодан. Прижали к полу лицом вниз. Шепчутся. На вполне приличном английском задают обычные дурацкие вопросы. Ответил изысканным русским матом. Так матерился трудовик учитель труда, когда ловил школьников, пристроившихся курить в каморке с пиломатериалами. Перевернули лицом вверх. Долго слепили фонариком, соображали, что к чему. Еще один дурацкий вопрос по-русски:
Ты кто!? Как учила мама, на случай трудного разговора, «умей держать паузу».
Кто? Я ещё не определился. За последние сутки три раза подох, теперь имею право выбирать. Слышали поутру в пятом часу большой бу-бух? Это я второй раз Повисло молчание.
Кажется мы сейчас услышим офигенную историю Ты мужик извини, развязывать не будем. Рассказывай!
Не очень-то гуманно, что-то дышать больно. Посадите, или чего-нибудь дайте под голову.
Потерпишь! Но подтащили его спиной на мягкое. Для ясности, мы разведгруппа Российской Армии. Выдвинулись сюда именно на твой бу-бух. Будешь нам надувать уши, зароем. Рассказывай, всё и подробно! Мы не спешим.
Всё и подробно. Это второй раз за сутки. Первый Амине. Та, которая со мной. Успокойте её, скажите, что всё в порядке.
Ну ты нахал! Ну ладно, если ты так уверен Серега, иди, успокой.
Командир, погоди, я его знаю. Мы с ним в одной школе учились, только он на два года младше, Леха Алексей его зовут. Фамилию не помню. Ишь, научился матеркам у нашего трудовика!
Ладно, иди, делай что сказано и сразу назад. Можешь сказать, что одноклассника встретил
Есть!
Второй раз Алексей рассказал свою историю. Немного не так, как Амине. С техническими подробностями и с матерком.
Ну, мужик, тебе повезло. За пять минут, как тебя повязали Серёга, развяжи его. За пять минут до того, слушали по рации, как наших на уши ставили. Нашли твоего дохлого командира с медяшками в тушке, Пэ-Эм его с чужими отпечатками, твоё отсутствие в роте тоже с этим связали, но ты нигде не оставил своих отпечатков пальцев, даже на автомате. Вот всех и гоняют, найти тебя хоть под землей, с твоими отпечатками пальцев. Это военная прокуратура. В общем, все сходится
Э-э-э! А вы, вот так мне и поверили? Ведь это же всё абсолютно невероятно!
Да пошёл ты У нас другой уровень этой как её компетенции. Это сапоги бы не поверили. А мы ГРУ. Теперь ты наш. Без нас ты труп. Тебе в России даже тюрьма не светит. Если бы ты знал, сколько прокурорских и сапогов на амерских бабках сидит Ты же их сразу спалишь, если захватят. Мне тоже не надо их палить, лучше, когда они под контролем. А так америкосы новых купят, пока потом вычислишь А вот девчонке твоей в России ничего не угрожает. Можем её для твоего спокойствия определить в надёжное место. Только нам она историю своей семьи до последнего момента подпишет, и в добрый путь светлое будущее с непыльной работой, квартиркой в провинциальном городке.
Та-а-ак! Первый раз меня женили-не-спросили в предатели. Меньше, чем два дня назад. Второй раз меня женили в покойники. Третий раз просто женили. В четвертый раз меня на что женили?
Интересно мыслишь Раз-два-три-четыре Но вопрос сложный. Радует только то, что мыслишь. Ты не просто так везуч, а потому, что мыслишь. Поэтому я беру тебя Нет, не беру, а делаю тебя разведчиком. Тебе надо дать легенду, экспресс-подготовку, маршрут на точку Много времени я тебе дать не могу у нас своя война с кротами. До утра я подумаю, согласую, что делать. А сейчас вали в палатку к своей подруге. Да, кстати, вы с ней друг друга стоите. Что ей рассказать, решай сам. Саня, Руслан, Ниву подогнать сюда, примаскировать. Зачистить следы, особо тщательно!
Амина сидела в крошечной палатке, китайский термос рядом, пустая эмалированная кружечка. Недолго думая, он передал ей весь разговор с федералами.
Я от тебя никуда не уеду. Куда ты, туда и я. Но ты не знаешь про меня самое главное, почему я ненавижу своего отца и братьев. И их банду ненавижу. Всё село, всю Чечню ненавижу. Дело не в том, что традиция такая, что тут с женщиной грубы. Всяко бывает, бывает и любят дочерей, сестер В моей семье меня не любили. Не очень-то и хотелось. Мы, кавказские женщины, любим держаться от мужчин в сторонке. Но всё моё детство меня ни отец, ни мать не замечали вообще. Сыновья это было всё для них. Братья меня тоже не замечали, пока я не созрела, пока не оформилась грудь и попа. Ох, как я с ними дралась, когда они лезли меня лапать или тискать! Они стали меня бояться и ненавидеть. Как они меня только не обзывали! Единственный человек, на которого я могла надеяться, это дядя Хазрет. Пусть будет ему земля пухом! Это старший мамин брат. Сколько себя помню, он был всегда такой старый, больной и бедный. Никто не говорил, сколько ему лет. Он старался за мной ходить, как тень. И вставал между мной и братьями. Так я и доучилась до десятого класса. Родители рады были меня вытолкнуть в город, от греха. Слишком я была свирепа, а братья трусливы и злопамятны. В городе у меня не было родни, как-то все поумирали, или сели в тюрьму. Мне дали общежитие. Из ВУЗов, а я училась очень хорошо и шла в ВУЗ, выбора не было, только пединститут. Пять лет счастья. Пять счастливых лет в пединституте, в общежитии. Тебе сколько лет? Восемнадцать? А мне двадцать четыре, и я еще девственница. Так вот, в общежитии мне досталось место в комнате с второкурсницами. Одна из них стала моей подругой. Галя, умная, добрая, опытная. Она из неблагополучной семьи, даже сколько-то лет жила в детдоме. Но её ничто не испортило, может быть, страдания сделали её только лучше. Все девочки её любили. А мальчики у нас сплошь чеченцы, да и мало их было, все на физвосе. Обычные, туповатые и озабоченные сексом. Галя не нашла себе пару, да и никто из девочек не нашел. Распределилась Галя куда-то в село, никому не сказала, куда и уехала. А когда я уже была на госах, получила от неё письмо, из моего села. Намекала, что хотела бы видеть меня рядом. К тому времени уже начался весь этот бардак, но я еще не знала, насколько всё страшно. Я легко получила распределение в своё село. И вернулась в свой кошмар. Я в школе оказалась на своем месте, у меня не было проблем. А Галя была единственной молодой русской учительницей. Очень красивой молодой русской женщиной. О, боже! Как её травили ребятня и молодежь! И никто, кроме меня, на неё не заступался. Я жила с ней в том самом доме. А за меня заступался дядя Хазрет. Два года, два года такой кошмар! Она практически не могла работать, прямо на уроке старшеклассники пытались задрать ей юбку, стала ходить исключительно в брюках, круглый год, в платке. Ей некуда было уехать. Ходила и терпела, когда сопляки сзади бежали и кричали гнусные оскорбления. А взрослые этого как будто не замечали. Русских к тому времени из села уже всех выжили или убили. В какой-то момент я поняла, что за всей этой национальной мерзостью стоит мой отец. Он возвысился над селом на этом деле. Связался с теми, кто пришёл к власти и стал их наместником. И вот уже этим летом мои братья ворвались к нам, с ними еще толпа их ровесников и подростков. Братья меня оттолкнули, ударили в живот. Я задохнулась. Меня связали и оставили под замком. А Гале закрутили руки и увели на башню. Потом мне женщины сказали, что они заранее натаскали на башню хвороста, дров. Галя кричала, когда её там мучили и насиловали. А они смеялись. Многие слышали. Потом над башней поднялся черный дым. Я валялась на полу в нашем с Галей доме и умирала. Меня открыл и развязал дядя Хазрет. С того дня у него навсегда стали мокрые глаза. Ради него я не стала умирать до конца. Теперь я хочу жить ради тебя.
Что я подумал Я же твою маму убил. И, наверное, других женщин. Если бы я видел там женщин, то не стал бы выпускать газ.
Нет, мама сама умерла недавно. Про других, на женской половине, ничего не знаю. Только те две девочки, сексуальные рабыни, как сейчас говорят. Им было долго не жить. Они опоганенные, покрытые иноверцами. Они должны были с бомбой на животе идти взрывать федералов. Может быть, и у отца были наложницы, не знаю. У всех был шанс выжить при взрыве газа. Склад взрывчатки лишил их этого шанса. Мне кажется, ты не настолько нежен, чтобы страдать за нечаянно убитых. В том доме был только один невинный. Я за дядю Хазрета тебя прощаю, я у него одна, его добрая душа со мной.
Я читал, что солдаты на войне, когда убивали первого врага, страшно страдали. А я одного чуть ли не голыми руками потом стольких обрекал на смерть в огне. Это же страшно больно, мучительно. Я после того почти не спал, только в шкафу, часа два-три. Вот сейчас усну, а ко мне мальчики кровавые
Успокойся, Иван Грозный! Мальчики с кровавыми руками пошли в ад. Спи спокойно. Обняла, попыталась прижаться. Что вздрагиваешь, боишься женщины?
Нет, больно. Больно дышать. В груди болит, всё сильнее и сильнее. На спине лежать немного легче. Не волнуйся, это просто сломано ребро. Я читал, сломанные ребра начинают болеть через сутки, или даже позже. Это больно, но не опасно, если сильно не двигаться. Завтра попросим бинтов, перебинтуем грудную клетку, будет легче. Но сейчас я не боец.
Утро началось с медицины. Медбрат в группе оказался профессионалом. Долго тискал, прощупывал, прослушивал Алексея, и, наконец, успокоил: всего проблем-то три сломанных ребра. Что невероятно ничтожная плата за полет из взорванного дома. «Я бы даже не поверил!» Старательно разрисовал йодной сеткой гематомы, ссадины, упаковал «торакс» странной слоеной бинтовкой из марли и пластыря. На затылок напустил какой-то оранжевой пены, налепил поверх большой тампон и щедро приклеил это пластырем к бритому черепу. Потом завтрак из такого родного солдатского котелка, но пластмассовыми ложками. Свозь маскировку смотрели, как возле их палатки из ниоткуда появлялись косматые лешие медбрат, воин с завтраком, третьим был командир:
Извините, я без стука. Доброе утро! Мы тут будем играть в маскировку, это даже не на всякий случай. Просто тренировка. Тут безопасно, местные сюда не ходят. Я хочу знать, какие у вас решения и желания?
Простые. Я ваш. Она со мной. Какие будут формальности?
Твои формальности подождут. Если так, формальность нам придется взять у Амины. Единственный документ, прикрыть нашей группе задницу по возвращению. Вот планшет, бумага внутри, ручки Напиши, что слышала два взрыва, сильный и очень сильный. Про Алексея и чемодан ни боже мой! Даже чтобы намека найти нельзя было. Как и кто позвали на место события, что видела, как можно подробнее. Потом, в конце, немного соври для пользы дела: «показания написаны мной представителю Вооруженных Сил РФ в моём доме собственноручно и без принуждения. Договорились?
Конечно, но почему мне-то вы доверяете?
Амина, дорогая, да про тебя-то мы знаем больше тебя самой! Это Алексей тут залётный, едва прибыл, да наворотил дел. Кстати, его документы я так и не видел, а если бы видел, то служить бы ему, как медному котелку. Мы давно знаем, что его командиру заказали добыть переводчика с хорошим английским, перехватили информацию. Честно говоря, просохатили потом. Так о тебе и о твоей семейке мы вас давно и плотно контролировали. Правда, тебя мы не особо замечали, пока не произошло крупное преступление, убийство, да зверское убийство русской учительницы, Галины С. Разбирались с её окружением, рассмотрели и тебя
Командир! Может я и не права Вы разбирались, расследовали, и ничего не сделали. Не предотвратили, не наказали. У меня такое сейчас чувство, что вы соучастники. Если не соучастники, то И задохнулась от нахлынувших чувств.
Права, права По-человечески права. Мне тоже не легко. Смотреть, как на глазах такие зверства Я смотрю весь ваш район, и еще десятки. Не только в Чечне, Дагестане По всей России такое, мало, где лучше. Вся страна сорвалась в штопор. Если мы начнем без суда Я говорю «мы», это ничтожное количестве силовиков, которые верны долгу. Так вот. Если мы начнем без суда и следствия, как говорится, крошить всех преступников, то просто будет большая кровавая гражданская война. И не факт, что мы в ней победим. Скорее наоборот. Вся заграница питает преступность в России, чтобы государство медленно рушилось, а они без всякой войны овладели страной. Вся заграница питает националистов, цеховиков, рэкетиров, приватизаторов, наркоторговцев Самое главное, питает оборотней в погонах. Ты не представляешь себе, сколько кагэбэшников, гэрэушников открыто продалось, перебежало на Запад! Какие чины, какие звания! Что говорить про милицию, про прокуратуру? Пока ты училась в институте, твой брат стал участковым, получил оружие и ни разу не одел милицейскую форму. Даже в нашем управлении, внутри, никогда не знаешь, кто и кем куплен. Кругом конспирация, как в войну за линией фронта. И Чечня за линией фронта, и Ставрополье Да что говорить, когда Президент нынешний, что ни дело, то предательство. Всё, что мы сейчас можем, это только наматывать ниточки преступных связей на кулак. Мы надеемся, и не без оснований, что в стране созреет новая власть, новые здоровые силы. Вот тогда наши ниточки на кулаках помогут выдернуть из общества все гнилые зубы
Командир, вы говорите такие страшные вещи, я не знала, мне даже не верится.
Когда видишь картину целиком, уже не так страшно. Вот в вашем селе около шестисот жителей. Крепко оцарапанных, заражённых национализмом, совершивших преступления, всего-то шестьдесят. Гм было. По мелочи замешанных в разборках за землю, за дома, еще сотня, полторы. Остальные, большинство-таки, просто склоняются под силу, под реальную силу. Им надо жить. Вот за них мы и боремся. Как только у нас будет сила, народ будет с нами. Чечня будет с нами, ингуши, адыги И еще, сегодня к вечеру вы узнаете тайну, которую в России, кроме нашей группы, знает только один подполковник и один генерал. Это к тому, что кое-кто здесь, в Чечне, уже с нами, с федералами. Ну, ладно, буду считать, что не зря я тут политпросвещением занимался, время дорого. Алексею надо многому научиться. Сейчас сюда придет наш араб. Нет, он русский. Просто он большой спец по арабским языкам. Поставит Алексею речь по диалектам, наметит общие контуры легенды
К вечеру разведгруппа средствами нехитрого реквизита преобразилась в банду террористов и маленькая автоколонна из Уазика-буханки, трех побитых джипов-иномарок и Нивы карабкалась в горы. Место Алексея в Ниве занял командир, Алексей рядом, как прилежный ученик, выслушивая советы и поучения. Дважды проехали скрытые блокпосты, когда дорогу преграждали внезапно появляющиеся воины в снайперском камуфляже. Секретная база ГРУ оказалась в обыкновенном ауле крестьян-козопасов. Если тщательно искать, то можно было бы найти и КУНГ с зеленой тарелкой спутниковой связи, прикопанный среди кошар. В ущелье за поворотом отвесная скала, увешанная веревками. В замкнутой, изрытой понорами и заросшей орешником долинке прекрасное стрельбище. Но кто бы позволил искать! К вечерней поверке, заодно и к встрече командира по-военному, по-уставному построилась почти полная рота боевого состава базы. Как потом оказалось, это был только инструкторский состав. Основные силы были на непрерывной оперативной работе, почти три сотни бойцов и командиров. С воздуха, или из космоса невозможно было отличить аул от настоящего, даже козы и лошади ходили по улицам и паслись в окрестностях. Несколько семей пожилых чеченцев-пастухов передавали нехитрое ремесло молодым обитателям аула, за что у них теперь всегда были необходимые товары и электричество. Сакли превращены во вполне просторные общежития. Штаб оборудован в бункере, то ли вырубленном в известняке, то ли занимающим естественную пещеру. Кадры этой базы, как потом рассказал командир, почти полностью бывшие афганцы со всей России. На оперативной же работе в большинстве были местные, совершенно сознательно на стороне федералов. Всё это было фоном к самому главному для Алексея овладению ремеслом разведчика, легендой и языком ваххабита-террориста, чьи документы с подходящей фотографией нашлись в штабе, в объёмистом ящике с документами убитых террористов. Всё складывалось удачно, скоро должен был начаться «отлёт» наёмников и проповедников ваххабизма на «зимние квартиры» и в этом потоке можно было вполне безопасно уйти в «дальнее зарубежье». Остаться в штате базы или на оперативной работе оказалось невозможно, рано или поздно будет контакт с «большой землей». А там, на этой «большой земле», обнаружился целый шлейф опасностей от высокопоставленной родни того старшего лейтенанта. Из значимых воспоминаний тех дней было только предоставление им статуса супружеской пары с отдельной саклей и тройкой коз, которых Амина тут же научилась доить, накапливая молоко в казане и выделывая рассольный сыр. Два месяца учебы, тренировок. Пришло время уходить поразила прозрачность российско-грузинской границы. Только автобусы еще не ходили, а пешком невеликими переходами вело множество троп. Преодоление Грузии прошло в совершенно туристском режиме. В Турции возникли проблемы с контактом в посольстве явок им не дали, их просто не было в наличие. Поэтому день за днем они нарезали круги вокруг магазинов и рынков, где отоваривались сотрудники посольства, ожидая увидеть-опознать по памяти фотографий их лиц. Когда контакт состоялся, их «повела» неприметная женщина, сотрудница ГРУ. Временно их определили в общежитии турфирмы, даже заняли бумажной работой. Но потом внезапно сломали им всю легенду, превратили Алексея в грека, отшлифовали ему снова греческое произношение, обычаи, стали учить азам морского дела и работе на компьютере в базах данных. Переселили на Кипр. Слишком быстро подкатила командировка на «коробку» контейнеровоз, с обещанием после плавания определить в какую-нибудь мореходку в Европе. Амина, на четвертом месяце беременности, сняла уютную квартирку в греческой части города, подальше от русских. Предупредила перед расставанием, если с ним что случится, она вернется в Россию ребенок должен вырасти русским. Нельзя сказать, что они легко смирились с судьбой, но по размышлению поняли, что так безопаснее.