Одевайся и рожись, услышал он Дзико. Как и все японцы, вместо «л» она говорила «р».
Переодеваться? удивился Сережа. А у меня ничего нет.
Вот, Дзико показала на аккуратно сложенные штаны с футболкой они откуда-то появились на краю матраса.
А зачем? Я думал, массаж в трусах делается, Сережа попытался добавить в голос игривости, но получилось неуклюже.
Это другой массаж, сухо ответила японка и подошла к полке, где на небольшом коврике были разложены какие-то мелкие предметы.
Переодеваясь, Сережа украдкой наблюдал за ней. Рост чуть ниже среднего, черные длинные волосы свернуты пирамидкой на макушке, тонкие черты лица, прямой ясный спокойный взгляд. Дзико доставала из рюкзака какие-то фигурки и камушки, ставила их на полку, что-то шептала и делала короткие изящные движения кистью, будто что-то помешивая или поглаживая.
В ее движениях ощущалась та особая природная грация, которую можно увидеть у диких животных, наблюдая за ними в их естественной среде. Особое изящество, естественным образом привлекающее внимание.
«Сколько ей лет?» думал Сережа. Оценить возраст другой национальности, особенно азиатов, непросто. Ей могло быть около 30, а может и все 40. Но каким-бы ни был ее биологический возраст, внутренне она была явно старше, и это создавало ту невидимую, но отчетливую иерархию, которая определяла допустимые ролевые модели и из-за которой его недавняя игривость с трусами прозвучала неуклюже.
Была и другая причина Дзико ему понравилась. Она была не просто симпатичной японкой от нее исходила та магнетическая женская сила, которая даже многих взрослых мужчин превращает в робких пубертатных подростков.
А как ложиться? спросил он, завязывая на поясе выданные ему штаны. На спину или на живот?
На спину, не поворачиваясь от полки ответила Дзико.
Матрас оказался неожиданно жестким, и Сережа поерзал, устраиваясь поудобнее.
Дзико села рядом, взяла одной рукой его запястье, нащупав пульс и опустила веки, как будто прислушиваясь к чему-то или что-то вспоминая.
От ее непонятных многозначительных действий и спокойной серьезности Сережа почувствовал себя неуютно, тишина вдруг стала такой гулкой, что он ощутил биение сердца. Нестерпимо захотелось сказать что-нибудь, чтобы снять напряжение.
Этот матрас похож на ковер-самолет, сказал он, пытаясь придать голосу максимально расслабленное выражение.
Дзико никак не отреагировала.
«Что она делает, молится кому» мысль оборвалась, потому что Дзико подняла веки. Каким-то неведомым образом ее взгляд полностью захватил Сережино внимание, отчего он забыл, как пошевелиться, и замер, отмечая короткие вспышки мыслей: «Кролик и удав», «Это что гипноз какой-то?», «Цыганка у метро», «Что происходит?», «Зачем я сюда пришел?»
Ему показалось, что она его то ли сканирует, то ли успокаивает, и почти сразу после этой мысли взгляд Дзико утратил гипнотическую силу, а на лице даже появилась легкая улыбка. Способность двигаться вернулась, но двигаться не хотелось. Дзико положила ему ладонь на низ живота, словно слушая кончиками пальцев область вокруг пупка, и Сережа вдруг почувствовал на себе волну такой теплой материнской заботы, что ощутил себя совсем маленьким и почему-то готовым заплакать. От этого стало неудобно и он отвел глаза.
Куда хочешь порететь? спросила Дзико.
Что? не понял Сережа, шмыгая носом. Я уже немного того «полетел».
Ты сказар «ковер-саморет». Куда поретишь?
Сережа не знал, что ответить, и ему стало грустно и жалко себя.
Не знаю, сказал он. Высоко.
Дзико чуть наклонила голову, едва заметно кивнула и коротко скомандовала: «На живот».
Лежать на животе оказалось хорошо. Сережа удобно положил голову, закрыл глаза и стал расслаблять тело, скользя по нему вниманием от макушки к пяткам он привык так делать еще в детстве по совету бабушки.
Он снова подумал, что Дзико ему симпатична, и в голове возник знакомый голос Николая Николаевича: «Не стоит забывать, что в основе любой межполовой коммуникации внутри вида лежит инстинкт размножения».
Прикосновения Дзико были приятны и отличались от массажей, которые ему делали когда-либо в прошлом. Поначалу казалось, что ее движения совершенно хаотичны, но скоро это ощущение сменилось теперь, наоборот, казалось, что все прикосновения строго выверены, и то, что начинается в одном месте, подхватывается и продолжается в другом.
Подобно музыканту, взявшему в руки новый инструмент, чтобы его узнать, Дзико перебирала клавиши и струны его тела. Чувствовалось, что такие инструменты она знает хорошо, но этот конкретный экземпляр был для нее новым, и она с ним знакомилась.
Сережа все больше расслаблялся, погружаясь в новое для себя состояние широкого пространства без конца и края. Иногда в нем возникали знакомые ему люди друзья, коллеги, родственники, иногда появлялись какие-то мультяшные образы или животные. Несмотря на расслабление, он не проваливался в сон, а напротив, отмечал удивительную ясность восприятия.
«Классно, что пришел, надо будет поблагодарить Михаила», подумал он. Еще несколько минут прошли в приятном расслаблении, а затем темное пятнышко сгустилось на периферии внимания и стало быстро расти, превращаясь в отчетливую тревогу. Что-то было не так и требовало его внимания. Возможно, дело было в звуке казалось, что он обрел какую-то острую форму и колет его в скрытое и очень нежное место души. К чашам добавилось низкое горловое пение, которое проникало куда-то вглубь и царапало.
Расслабленное состояние исчезло, звук явно представлял угрозу, и нужно было действовать. Сережа хотел что-то сказать, но в этот момент Дзико сильно надавила куда-то двумя пальцами в середине спины так, что у него в глазах сверкнуло и вырвался стон. И следом за этим еще раз, но уже другим голосом ее пальцы теперь нажали в новом месте. Когда она нажала в третий раз, то перед глазами снова сверкнул радужный свет, а затем он оказался в непроглядной густой темноте.
Прямо перед ним возникло лицо Дзико, она смотрела на него и что-то говорила. Наконец ему удалось разобрать. «Дыши и пой», сказала она.
Боль от очередного нажатия вернула его на матрас, пальцы японки безошибочно находили какие-то особые точки на его теле, вызывая запредельно острые ощущения. Но в этот раз у него остался небольшой хвостик ясности и, вспомнив совет, Сережа завыл. Сначала тихо и жалобно, а потом все сильнее. Возникла сложная гамма ощущений: боль, тоска, стыд, сладость и радость облегчения переплелись непередаваемым образом, и несмотря на неоднозначность этой комбинации, он сразу почувствовал, что делает все верно. Словно застарелая пробка внутри раскрошилась и теперь вымывается мощным чистым потоком, несущим жизнь в заболоченные участки его существа. «Мородец, донесся до него голос Дзико. Рет ит гоу».
Начался каскадный парный процесс Дзико нажимала на точку, и Сережа начинал гудеть или выть, выпуская с этим звуком боль и очередную порцию какого-то плесневелого эмоционального груза, который носил с собой многие годы. Незнакомые ему прежде сила и легкость нарастали и вскоре перешли в эйфорию, так что в перерывах между воем Сережа смеялся и плакал от радости. Краем сознания он уловил мысль, что со стороны это, вероятно, выглядит как минимум странно, но она тут же была смыта потоком ощущений от следующей точки. Ум пытался сравнить это с каким-то прошлым опытом, однако в его картотеке не было ничего похожего. И тогда он вспомнил слова Михаила: «Первый раз всегда особый». Ему подумалось, что в начале массажа, во время знакомства, Дзико нашла и заминировала какие-то пробки или плотины внутри него, а затем начала цепной управляемый подрыв.
Сколько это продолжалось, было неясно. В какой-то момент он ощутил ее руки у себя на голове и почувствовал, что эмоциональные качели, сделавшие несколько раз «солнышко», начинают замедляться. Дзико что-то тихонько приговаривала на незнакомом языке, меняя положение рук на голове. Иногда ее пальцы мягко нажимали какие-то точки на макушке и лице, но это было уже совсем не больно, а только приятно. Ее пальцы проникало куда-то глубоко-глубоко, заставляя расслабляться старые напряженные узлы.
Качели возвращались к серединному положению, где возникала приятная тяжесть. Сережа чувствовал, будто пробежал в парке 10 километров или прополол грядки на бабушкином участке. Сон быстро обволакивал его целиком, делая тело таким тяжелым, что невозможно было не то что пошевелиться, но даже поднять веки.
«Невероятно. Как же это хорошо. Надо ее обнять», думал он, летя в приятную бархатную черноту, и прежде чем сон полностью его накрыл, он различил завораживающий мелодичный звон. Последнее, что он запомнил, было тепло от дыхания Дзико на своем ухе и ее шепот: «Это ветер в пустоте. Запомни его. Отдыхай».
Натуральный ГТА
Дом, где жил Сережа, располагался в Трубниковском переулке напротив музея истории русской литературы. Это был семиэтажный кирпичный дом, построенный за несколько лет до революции. Два года назад Сережа купил здесь стометровую квартиру на верхнем этаже, а спустя три месяца с помощью знакомого юриста купил еще и чердак. Покупка квартиры превышала его финансовые возможности на тот момент ему пришлось отдать все сбережения, занять у Кости, родителей и даже продать любимый БМВ. Сережа легко на все это решился, поскольку «Мандельвакс» каждый месяц удваивал план по выручке, а расходы росли значительно медленнее. Конечно, ребятам приходилось порой в прямом смысле ночевать в офисе, чтобы обрабатывать входящий поток новых клиентов, но это не воспринималось в тягость было интересно и задорно.
Сереже нравилось думать, что основным секретом их успеха был спроектированный и разработанный его командой продукт, но у Кости было другое мнение. «Серега, пойми, говорил он, когда сотрудники их не слышали, продукт у нас самый обычный, ты не обижайся я без наезда. А маркетинг так и вовсе фуфловый. Мы просто вовремя зашли. Появись мы на год раньше или позже сидели бы на дошираке сейчас».
Мандельвакс предлагал розничным продавцам online-кассу и автоматизацию их торговых точек. Продукт был упакован по последней моде облачная архитектура, возможность доступа к системе с собственного планшета, регулярные обновления, расширение функционала, недорогая подписка. Однако сами по себе эти хипстерские преимущества вряд ли создали бы очередь из клиентов, основная часть которых продавала колготки и «угги» в ларьках на крытых рынках. Дело было в другом. То «вовремя», о котором говорил Костя, заключалось в том, что «Мандельвакс» вышел за полтора года до вступления в силу закона, требующего от торговых точек в обязательном порядке отправлять все кассовые операции в налоговую. Для этого владельцам предлагалось купить железо и софт, стоимость которых кратно превышала предложение «Мандельвакса».
Поэтому к тому моменту, когда законодательный петух получил официальную силу и, громко кукарекнув, стал клевать в разные места тех, кто не верил в него, или вообще о нем не слышал, у ребят было работающее решение, обкатанное на паре сотен добросовестных клиентов, которые к приходу петуха подготовились.
Разумеется, ягоды на такой красивой поляне Мандельвакс собирал не в одиночестве. Похожие проекты возникали один за другим, однако реальные клиенты и отлаженность решения позволяли не слишком беспокоиться о конкурентах. Кроме того, поляна была большой, и можно было планомерно расширять свою территорию без стычек с другими «собирателями».
Когда же стали подтягиваться большие игроки, они первым делом изучили текущих фаворитов, и с этого момента Сереже с Костей стали поступать предложения о покупке их бизнеса. Сценарий продажи компании не был для ребят основным. Конечно, они предполагали такой вариант изначально, но никак не думали, что это может случиться так быстро. Предложения становились все интереснее, и в итоге образовалась тройка лидеров: два банка и Вайме. Ребят смущал тот факт, что все они, вопреки классическому венчурному раунду, хотели приобрести контрольный пакет. Три недели они колебались, рисовали таблички, спорили, принимали решение вечером и меняли его утром, кидали монетки и тянули спички. В конце третьей недели они ответили, что не будут продавать Мандельвакс. А еще через день Вайме увеличила сумму на 50%. Это решило исход дела.
Сделка состоялась и превзошла даже их смелые мечты на старте, отчего Костя расцвел и стремительно набирал солидность, в том числе в весе. А вот Сережа хандрил. По счастью его состояние не сказывалось на делах бизнес продолжал все так же уверенно расти. Сережа давно сделал в квартире хороший дизайнерский ремонт, вернул долги, и даже закончил отделку чердака, хотя изначально предполагал отложить ее на неопределенный срок. Машину он покупать не стал их бывший подвал был на соседней улице, а офис Ваймэ, куда они перебрались после сделки, тоже располагался в пешей доступности, на Садовом Кольце. Кроме того, в городе расцвел каршеринг, и в радиусе 100 метров от подъезда всегда стояло много машин под разные цели и вкусы.
Майская суббота выдалась по-летнему жаркой, многие уехали на дачи или просто выбрались за город жарить традиционные шашлыки, а то и просто посидеть у реки или погулять в лесу. Полдень уже миновал, и столица пребывала в специфической ленивой неге. Это особое «затишье перед бурей» возникало на уровне Третьего кольца и отчетливо нарастало по мере приближения к центру города, который, подобно всем мировым мегаполисам, жил по своим законам и не спал даже ночью.
Сережа стоял у открытого окна гостиной и наблюдал, как рабочий на крыше двухэтажного особняка внизу кормит голубей хлебом. Сережа ждал Леху, своего друга, который должен был появиться с минуты на минуту.
Двухстворчатое окно, возле которого он стоял, как и два других окна его гостиной, больше походило на двери, поскольку начиналось от самого пола. Такое внесение конструктивных изменений потребовало длительных согласований с ЖЭК, и до сих пор периодически вызывало ворчание некоторых жильцов. Один из них даже подал в суд, заявив, что этот новодел грозит безопасности жильцов и нарушает исторический фасад здания.
Неизвестно, чем бы закончилась эта тяжба, если бы не пришла неожиданная подмога в лице соседа-художника из квартиры напротив. У него тоже было одно «высокое» окно, доставшееся от прошлого хозяина и вообще никак не согласованное. Художник опасался, что иск может создать прецедент, и ему тоже придется что-то оформлять или вовсе заделывать проем. Что именно и как он сделал, Сережа не знал. Просто однажды при встрече художник ему подмигнул и сказал, что окна спасены. Прямо так и сказал, без каких-либо комментариев.
И действительно, спустя пару дней стало известно, что дело закрыто, а капризный жилец вскоре переключил свое внимание на другой объект. Теперь он собирал подписи для ограждения домовой арки колышками, чтобы в нее нельзя было заехать. Заезжал туда только один человек парень с первого этажа ставил там мотоцикл. Но именно на этого парня у жильца был какой-то зуб. Подписи собирались вяло, так как жильцы с маленькими детьми были против колышки создали бы преграду для их колясок, а мотоцикл в арке по большому счету никому не мешал, тем более что стоял там всего три месяца в году.