«Что с тобой стало, раз эта девчонка вьет из тебя веревки?»
Глава 3
В его комнате почти ничего не изменилось после его отъезда, Филип поменял лишь кровать и шторы, оставив все остальное на своих местах. Мэтт улыбается, рассматривая фотки школьной сборной по баскетболу, на которых он стоит между Коллинзом и Джорданом, широко улыбаясь. В тот вечер они выиграли самый сложный матч в его жизни, после которого Мэтт впервые напился, послушавшись совета своего дяди Оливера о том, что именно и в каких количествах должен пить оборотень, чтобы опьянеть. Ох и влетело же тогда обоим от мамы! Разорванная щека заживала почти весь следующий день.
Рядом пара снимков с Рози. На обоих они хохочут, уворачиваясь от камеры такие счастливые и беззаботные. Мэтт пытается вспомнить, когда в последний раз думал о Рози. Восемь лет прошло, тогда ей никто не объяснил, почему он уехал. Его терзала обида, так что прощаться он не хотел, а она Наверное, если бы ей было нужно, то она попыталась бы с ним связаться через родителей или Филипа. Не сложилось, и не сказать, чтобы Мэтт жалел.
Он проводит ладонью по книжной полке пыли нет, зато есть его старые, зачитанные до дыр сборники фантастики и Толкиен. Чуть выше гордо поблескивают чистотой школьные кубки и грамоты в деревянных рамках. Филип даже его старую приставку не выбросил, оставив лежать между ровненькой стопкой старой порнушки и потертыми игральными картами, иметь которые им было строго запрещено, но в которые они все равно играли, как только родители покидали зону слышимости. В те времена Филип носил длинные волосы, одевался, как панк, а еще одновременно мутил с парнем из колледжа и с Кали девчонкой из команды поддержки. Это закончилось разбитым сердцем бедного парня и не менее разбитым сердцем далеко не бедной Кали, которая оказалась оборотнем из соседней стаи и нехило погоняла Филипа по лесу в полнолуние.
Самое главное фото висит на стене над кроватью. Оно было сделано через день после того, как психованный Ник Кэмпбел охотник из клана, с которым у Сэлмонов уже много лет был заключен мир, попыталась поджечь их дом. Тогда все обошлось небольшим возгоранием, отец сломал ногу, вынося маленькую Эстер на руках из дома, а у дяди Оливера немного обгорела рука. Им пришлось переехать в загородный дом на время, но в итоге жить чуть поодаль оживленной толпы и поближе к лесу оказалось так приятно, что семья не спешила перебираться обратно в город даже сейчас.
Через пару дней после пожара, когда оборотни залечили раны, а отцу наложили гипс, стая выбралась на пикник, где и сделала совместное фото, которое Мэтт повесил на свою стену в приступе сентиментальности.
Он делает глубокий вдох, впуская в себя запах дома, стаи, старой жизни, запах, который сладковатой родной пылью пощипывает глаза. В груди приятно сдавливает, и он держит это чувство в себе, пока раскладывает привезенные вещи по полкам.
Филип упомянул, что с его душем нужно еще разобраться, и завтра он вызовет сантехника, поэтому пока ему придется помыться в ванной на первом этаже. Разобрав сумку и расставив мелкие вещи по полкам, он надевает домашние штаны и, прихватив мягкое новое полотенце, выходит в коридор.
Еще слишком рано для сна, но родные уже разбрелись по своим комнатам. Мэтт слышит, как по родительской спальне на третьем этаже бродит отец, как мама о чем-то тихо с ним переговаривается. Мэтт почти уверен, что главная тема их разговора это он. Он может услышать их, если захочет, но в этом доме такие трюки запрещены. Это все равно, что читать чужой дневник низко, подло и не соответствует принципам семьи Сэлмон.
Мэтт проходит мимо комнаты Эстер, которая наглухо заперта, потом мимо чуть приоткрытой двери в спальню Филипа. Из-под нее горит свет, и доносится негромкая музыка. Мэтт думает о том, чтобы заглянуть к нему после душа и пожелать спокойной ночи, как когда-то давно. Потом он преодолевает еще одну дверь и застывает почти у самой лестницы. Голое плечо неприятно обжигает, будто кто-то включил фен и дует на него горячим воздухом. Мэтт пару секунд стоит на месте, а потом, не разворачиваясь, делает шаг назад спиной. Это чувство снова возвращается, но на этот раз оно сильнее, и это не просто горячий воздух, это словно легкое пламя от зажигалки, щипающее кожу плеча.
Что за черт? спрашивает он сам себя и полностью разворачивается к этой странной двери. Раньше эта комната пустовала, дядя Оливер просил ее для себя, хотел оборудовать там кабинет для университетских занятий (знает Мэтт его занятия, по три первокурсницы за ночь), но мама была непреклонна и оставила ее свободной для гостей.
Мэтт вытягивает ладонь и касается пальцами гладкого дерева, но тут же морщится, потому что пальцы прошивает болью. Он трясет рукой и в шоке смотрит на дверь. Приближается к ней и пытается принюхаться, чтобы понять, что там внутри. Но запахов нет. И звуков тоже. В голове крутятся мысли, цепляясь одна за другую, и не нужно быть гением, чтобы понять, что единственный материал, который служил бы такой прекрасной защитой ото всех сверхъестественных способностей, является рябина.
Он выпускает один коготь и осторожно приближает его к стене рядом с дверью, чтобы проверить, сделана ли она тоже из рябины, но тут его с силой разворачивают, обхватив за плечо, а в следующую секунду он больно впечатывается затылком в ту самую стену, и, да. Она из рябины. На спину словно выплеснули расплавленный свинец.
Мэтт сжимает зубы и в шоке смотрит на тощую ладонь, передавливающую его горло.
Отчего-то из груди вырывается смешок:
Классный захват, сквозь боль шипит он.
Спасибо! огрызаются в ответ. Я в курсе. Какого черта ты забыл у меня под дверью?
Мэтт хочет сказать, что сможет ответить на этот вопрос, только если его перестанут душить. Для этого он поднимает глаза и тут же проваливается на самое дно, потому что
Ох
Да быть того не может
Мэтт не представляет, как это толковать, но когда он поднимает голову и заглядывает в глаза девушки, то волк в груди издает тупой, противный скулеж, очень сильно похожий на скрип заржавевшей двери, и с хрустом откусывает кусок плоти от сердца.
И это кошмар, который тянет на тысячу по шкале от одного до ста.
Потому что так бывает только в книгах и старых сказках про оборотней. Потому что даже «Красная шапочка» в сто раз реальнее, чем та легенда, которая только что начала оживать прямо у него на глазах. И он не верит, но чувствует. Ощущает. Эта легенда течет у него по венам вместо крови и шепчет что-то на древней латыни. Черт, черт. Родинками на бледной коже, жарким дыханием в паре сантиметров от губ. Кусочками льда в глазах, дрожью по телу, сердцем, что суетливо колотится, пробивая ребра
Сердце. Боже, это сердце.
Она твоя пара, Мэттью, мать твою, Сэлмон.
Этого просто. Не может. Быть.
Ребекка все еще давит на его шею пальцами, зло стискивая зубы, Мэтт уже любит беспорядок на ее голове и то, насколько горячие у нее руки.
Он в труху, он безнадежно, беспомощно и навеки
А Ребекка не понимает ничего, просто злится, даже не подозревая, что только что вцепилась пальцами нет, не в горло. В чужую жизнь. И держит ее в руках.
Мэтт, мама зовет его (откуда, господи-боже, она вообще взялась?) и мягко гладит по волосам. Отпусти ее.
Но я ее не держу, хочет сказать он, но понимает, что держит. Не крепко и не грубо (хотя, дай волю вцепился бы зубами, поставил метку, сделал своей), но все-таки цепляется пальцами за ее запястье, как будто не позволяет убрать руку от своей шеи. А Ребекка уже не смотрит зло, у нее в глазах непонимание и испуг. Волк ударяет хвостом по полу и рыкает на хозяина. Не пугай свою пару. Мэтт приподнимает уголок губ и говорит:
Мам, она такая красивая.
Что? спрашивает Ребекка. Его Ребекка. Ребекка, которую нужно забрать себе. Навсегда.
Да, милый, она красивая. Я знаю. А теперь отпусти ее.
С ним разговаривают, как со слабоумным. Пока до него это доходит, рядом уже появляются (нет, не санитары с носилками, хотя были бы кстати) Филип и отец. Филип протискивается между ним и Ребеккой, примерно через минуту ему это удается, и, когда ладонь Ребекки покидает его горло, ему кажется, что по коридору прошелся дементор и выкачал все счастье.
Он боится не то что повернуться даже моргнуть, потому что его мир в эту самую секунду весь собирается вокруг этой курносой девчонки с холодным взглядом. С холодным, растерянным, слегка любопытным, но таким ярким, живым и теплым взглядом. Нужным, как чертов воздух.
Оглушающая, интригующая. Идеально подходящая волку.
Волк в восторге. Волк нашел пару. Он истекает слюной, скулит, порыкивает, падает на спину и дрыгает лапами, вертится волчком Мэтт не выпускает ее, но и не сдерживает, пропитываясь ее эмоциями насквозь.
Мама еще один раз зовет его по имени, потом трогает за руку, а потом начинает быстро говорить:
Филип, вызови доктора Хэнка, скажи ему, что это срочно, он должен приехать, как только сможет. Ребекка, тебе придется остаться у Эммы на пару дней, ты не против?
Ребекка, может, и не против, зато против Мэтт. И он хочет рыкнуть, выказывая протест, но почему-то не может То ли волк мохнатый предатель, то ли просто у него язык распух и занял собой весь рот.
Ребекка еще несколько секунд смотрит ему в глаза, при этом ее рот немного приоткрыт, и он понимает, что если у него сейчас попросят почку или легкое в обмен на возможность ее поцеловать он даже думать не станет. Потому что Боже, о чем тут думать вообще?
Ребекка отворачивается от него. Мэтт сдерживает порыв заскулить, привлекая внимание человека.
Не против, если мне объяснят, что здесь творится.
Не думаю, что ты захочешь знать, дорогая.
Ну, ваш сын смотрит на меня так, будто сейчас сожрет, и, если я не ошибаюсь, он еще не отвел взгляд, верно? Верно. Так что, да, я подумала и Я хочу знать. Совершенно точно.
Она кивает, потом сглатывает, и Мэтт облизывает губы от восхищения. Мама косится на него, но уже не держит за ручку, словно мальчишку. А вот отец Ребекку держит. Даже, кажется, немного прикрывает собой, хотя это лишнее. Отец самый спокойный, самый мягкий член семьи, никто никогда не осмелился бы его трогать.
Это касается оборотней, мама произносит это слово так осторожно, будто боясь спугнуть девчонку. И она, в самом деле, слегка вздрагивает, но быстро берет себя в руки и вздергивает подбородок вверх.
Мне плевать. Расскажите мне.
При этом она начинает двигаться по коридору, и Мэтт неосознанно тоже поворачивается, продолжая следить за ней взглядом.
Это очень долгая история, милая.
Она пожимает плечами:
Как здорово, что я никуда не спешу, боже, парень, прекрати она поднимает одну ладонь и прикрывает ею свое лицо, пряча от Мэтта. Это очень пугающе, я серьезно, отвернись от меня.
Мэтт делает глубокий вдох. Нужно взять себя в руки. Нужно как-то угомонить бешено стучащее сердце.
Закрывает глаза.
Моя.
Моя-моя-моя-моя.
Хорошо, сдается мама и становится между Ребеккой и Мэттом. Мы можем встретиться где-нибудь в городе завтра днем? И я все расскажу тебе, ладно?
Ребекка косится на него, нахмурившись.
Если до того момента он меня не прикончит.
Поверь. Теперь он скорее прикончит меня.
Она, очевидно, понятия не имеет, о чем идет речь, но выглядит жутко напуганной.
Глава 4
В доме у Эммы всегда пахнет так вкусно, что слюни наполняют рот каждую минуту. Ее мама так часто что-то стряпает/печет/готовит, что Ребекку не может не мучить вопрос: как Эмму до сих пор не разнесло до размеров бегемота? Она ест за троих (а с тех пор, как начала встречаться с Мартином за четверых), а у нее не то что жира даже намека на него нет. Не то чтобы у Ребекки у самой бока свисали ее порой принимают за тощую пятнадцатилетку, но все-таки, если бы она ела столько, сколько ест Эмма, то у нее бы как минимум раздулись щеки. А этой хоть бы что.
Не знаю, Эм, это какая-то их оборотническая штуковина, о которой я бы и знать не хотела, если бы это не имело отношения ко мне. Подробности узнаю завтра от Натали.
Да, Эмма знает об оборотнях. Она знает об оборотнях с тех пор, как три года назад одно из полнолуний пришлось на годовщину смерти родителей Ребекки, и ту лихорадило так, что зуб на зуб не попадал. Она и раньше старалась ночевать у Эммы в полнолуния, но на этот раз все было иначе. Она вела себя слишком тихо, ничего не ела, даже сериалы смотреть отказалась, а когда под аккомпанемент волчьего воя, донесшегося из открытого окна, у нее случилась паническая атака, молчать уже не хотелось. Да и в целом. Не хотелось молчать. Она слишком устала это делать.
На следующий же день она призналась Натали, что Эмма в курсе, и та одобрительно кивнула, осторожно предупредив, что это не та информация, о которой следует рассказывать кому-то еще.
И он что он просто смотрел на тебя?
У Эммы над губой полоска из кетчупа, а на носу майонез. Кто из них двоих бОльший свинтус, надо еще подумать.
Когда их совместные ночевки совпадали со сменами Эмминой мамы в больнице это было реально кайфово. Они валялись на диване в гостиной в пижамах, босые и ленивые. Смотрели музыкальный канал, трепались, перемывали кости парням и девчонкам. Ели пиццу или сладости, иногда покупали пиво (если не нужно было идти на учебу с утра). Как сегодня свеженькая пепперони, холодная кола, от которой сводит зубы, но которая так приятно пощипывает язык. Идеальный мир. Еще бы другую тему для разговора
Ребекка чешет пальцами одной ноги косточку на другой и зевает, посмотрев на часы.
Ну да. Но не как люди смотрят, когда им любопытно или когда видят что-то странное. Он смотрел так, будто
Будто?
Будто уже знает меня. Причем, очень хорошо знает. У меня от него мороз по коже.
Она морщится и застывает с недонесенным до рта куском.
Мэтт смотрел, как на собственность. Признавать это противно и мерзко, но Ребекка уверена, что именно таким взглядом ребенок смотрит на свою куклу, щенок на свою косточку, а преподаватель на кресло у своего стола, которое дает ему право ставить «неуды» направо и налево, верша человеческие судьбы и лишая детей права на стипендию.
Мэтт смотрел так, будто приобрел Ребекку на ярмарке прошлой осенью, а вот теперь приехал забрать свою покупку. Глаза его светились, на губах играла пьяная улыбка, и если до этого момента Ребекка была уверен в том, что оборотни ее не пугают (вызывают отвращение да, но не пугают), то теперь она совершенно точно может признать это.
Она боится Мэтта Сэлмона до ужаса.
Я, конечно, ни на что не намекаю, Ребекка откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. В кафе прохладно, поэтому она в куртке, которую даже не собирается снимать, хоть люди и косятся на нее. Ладно, я намекаю. В смысле Вам не кажется, что все это сильно похоже на какой-то бездарный фанфик по «Сумеркам»?
Натали складывает руки на столе. Она в строгом светло-сером костюме, при макияже и с аккуратной прической, вся такая статная, красивая и независимая, сидит с ней в дешевой закусочной за колледжем и выглядит вполне расслабленно, что очень странно. Потому что Ребекка была уверена, что такие как она ходят только в дорогие рестораны, где стакан воды стоит дороже, чем ее старенькая, оставшаяся от родителей машина.
По «Сумеркам»?
Ребекка кивает и начинает кусать свою губу, пытаясь понять, как бы попроще донести до женщины свои мысли:
Ну, знаете, оборотень, запечатление и все в этом духе. Вы это имели в виду, когда сказали, что я его пара?
Не знаю, о чем ты говоришь, Ребекка, я плохо разбираюсь в современной культуре, но я хочу сказать.., она сцепляет руки в замок и чуть наклоняется к ней. Это очень редко случается в мире оборотней. Случаи, когда волк находит свою пару, бывают не чаще, чем раз в десять лет, поэтому для нас это не менее удивительно, чем для тебя.