Рейх. Воспоминания о немецком плене (1942–1945) - Сатиров Георгий Николаевич 7 стр.


 Я был. Сам оттуда.

 Лес-то, что твоя тайга! Верно говорю?.. Вот едет, значит, Илья. Вдруг как засвищет Соловей по-соловьиному. Испугался конь да как шарах. Мало не свалился Илья. Обозлился тут он, скидывает свой ППШ243 да как пальнет! Вышиб правый глаз Соловью, вот как мне фрицы. Привязал Соловья к седлу да поехал дальше. Вот въезжает он в стольный Киев, к самому дворцу князя Владимира направляет свово коня. У паратного встречают его лакеи и ведут в зало. А там столы уже накрыты для гулянки. И какой только ижи там нет! И борщ, и сало, и галушки, и котлеты, и халва, и «микадо», и «наполеон». Ну, словом, вся французская рецептура,  вот про которую сейчас кох говорил

 Стало быть, и лягушки?

 Какие лягушки!.. Опомнись, князь-то Владимир, чать, православный, а не какой-нибудь мусью-жабоед.

 А вареники с сыром были?

 Были, были. И вареники были, и галушки, и пельмени. Одним словом, все было, окромя жаб, кольраби, сушеной капусты да как его

 Скаркон, что-ли?

 Эскарго244.

 Вот-вот. Оно самое.

 А про щи не сказал. Иль, по-твоему, князь Владимир брезговал русской пищей?

 Бач, бач, шо вин каже! Хиба шти ижа? Це все одно шо кольраби. Эгаль245. Володимир наш, кыивський князь, а в нас на Кыивщини шти нэ розумиють. Борщ ось це смачна ижа.

 Да ладно тебе там, хитрожопый борщовник. А показали бы постные щи небось облизывался бы Откуда у нас, братцы, гетьвидмосковит246 сыскался?.. Продолжай, Соловей-разбойник.

 И впрямь Соловей-разбойник. Ну, рассказывай.

 Нет мочи, хлопцы. Дали бы пожевать чего, до утра рассказывал бы.

 Ух, как хочется кусать. Ну хоть бы лушпаек.

 Держи карман шире. Тут и траве бы рад, да всю уже выщипали.

 Да, братки, скоро подохнем мы в этой распроклятой Дойчлянд.

 Видно, и вправду сыграем в ящик.

 Здесь нам будет и конец.

 Как есть все подохнем тут.

 Ой, лыхо нам, хлопци! Уси загинем у цей нимецькой неволи!


Неожиданно объявили о поголовном медицинском осмотре. Загнали нас в эсраум247, заставили раздеться догола и построили в затылок. Врач стал на дистанцию вытянутой ноги от правофлангового. Спрятав руки за спину, он брезгливо разглядывал наши тощие телеса.

 Хенде хох!248

Слова команды он дополнял пинками и бранью. Так, чтобы повернуть пленягу кругом, сей эскулап бил его ногой в живот или в бок и при этом рычал:

 Рум!249

Потом отпихивал обследованного, толкая всей ступней в ягодицы.

 Вег! Нексте!250

Медицинское обследование, скорее напоминавшее сеанс французского бокса251, продолжалось не более 10 минут.

 Москау бальд капут. Нох айне, хёхстенс цво вохе унд данн кришь аус252.

Так, брызжа слюной, Фалдин извергает свои сокровенные мечты.

Врешь, майне фрау. Позором для вас кончится Drang nach Osten253, как кончился когда-то.

Четвертому Риму не быть!254

Так и кажется, что это написано сегодня.


Изо рта Фалдина летят брызги.

 Никс гуте камраден руссен. Кайне эрлишкайт. Иммер клауен, иммер штелен. Мусс аллес ферштекен. Хойте еманд фон майнем таше брот гекляут256.

 Молодец, так вам и надо.

 Погоди, еще не так разбомбим: без штанов домой пойдете.

 Правильно, ребята. У русского не тронь, а у немца сам бог велел пикировать.

 Вас, вас?257

 Хрен тебе в глаз.

 Я-а-а. Хаб аух венишь брот258.

 Хрен тебе в рот.

 Нед ферштее259.

 Хреном по шее. Вот тогда, может быть, поймешь.

 Я-а. Ишь бин аух арме тойфель260.

Подходит Педа Либишь.

 Вас ист денн лёс, Фалдин?261.

 Руссен брот гекляут262.

 Я, я. Гут, гут Аба золль никс дем шеф заген. Ди арме лёйте иммер хабен хунгер263.

Фалдин никому не сказал.


Cogito ergo sum264.

Sum ergo cogito265.

Какая жизнь без мысли, без думы!

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать266 (то есть чувствовать, любить).

Мыслить и любить вот содержание полноценной жизни.

А мысль пленяги взлететь не может: она скована, как сковано тело.

Запереть мыслящего человека, истязать его физически и морально и вдобавок ко всему этому лишить духовной пищи вот безмерная жестокость. Как тут не вспомнить свирепость мучителей Уголино267.

Настанет день, и рухнет башня глада.

Тогда берегись, Tedesco Rugieri268.


Непереносимы муки физического голода. Они превращают человека в бессловесное четвероногое. Шаришь воспаленными глазами, роешься в мусорке, тащишь всякое дерьмо в рот.

А разве духовный голод лучше? Нередко и он клонит долу очи пленяги, жаждущего пищи для ума. Найдешь в альтпапиркорбе269 обрывок газеты или страничку журнала и рад им, словно пайкам и лушпайкам. Заберешься куда-нибудь подальше от вахманских глаз и читаешь, пока вокруг не лягут сумеречные тени.

 Литератор!!  злобно говорит Мацукин.  Книгами да совестью питаешься.

 Видать, не все сало вытопили фрицы, в кишках еще осталось. Погоди, скоро выбросишь свои листочки в аборт.

 Без книги подохнешь и с книгой подохнешь. Как ни крутись, браток, а все равно сыграешь в ящик.

 Бог не выдаст, свинья не съест. Авось не подохну.

 Что же, ты средство какое знаешь? Говори, может, и нам поможет.

 Средства не знаю, а поддаваться психозу голода не стану. Печатное слово как раз и помогает мне бороться с ним.

 Вот антимонию развел. Сплошная черная магия.

 Не спасут, браток, и черные книги270. Все равно подохнешь с нами.

А я продолжал собирать клочки газет и журналов. Правда, это была геббельсовская печатная брехня, но я научился анатомировать ее и читать между строк. Кроме того, кое-что узнавал от Фрица и Адама, слушавших тайком советское и английское радио. Так постепенно, по кусочкам воссоздавалась правда о положении на фронтах, о внутренней политике фашистской Германии, о фактическом бесправии немцев-рабочих, об изуверском плане Гитлера уничтожить русский народ, о стремлении нацистов построить Neue Europa (Neue Ordnung in Europa)271 по спартанскому образцу, то есть превратить всех ненемцев в илотов, добывающих материальные блага для нордических спартиатов.

Товарищи стали иногда обращаться с вопросами:

 А что наши, всё отступают или уже остановились?

 А как англичане?

 А где Сталин?

Число вопросов с каждым днем возрастало, беседы делались более частыми и продолжительными. В истерзанных пленяжьих душах, где почти вся интеллектуально-эмоциональная сфера подавлена пищевой доминантой, постепенно пробуждались проблески мысли. Правда, некоторые еще говорили:

 Нет, силен распроклятый немец. Не выдюжить нашим.

Но уже звучали и другие голоса:

 А может, и прав Сталин: победа будет за нами272.

Многие не удовлетворялись и этой робко высказанной надеждой.

 Врешь, Петро, совсем не то говоришь. Скажи Сталин прав: победа будет за нами!


Саша Сщенцов273 возмущен своим напарником по станку Харисом Каримовым.

 Сволочь черножопая. Мало того, что он добровольно чистит немецкий аборт, чуть ли не языком вылизывает стульчаки. Теперь он вкалывает на станке так, что немцев оторопь берет.

 Это верно. Позавчера подошел ко мне Фриц Штайнбрешер: «Чего хочет добиться Каримов своей сверхскорой работой? Скажите ему, чтоб он замедлил темпы». Говорил Каримову. А что толку: он все равно свою линию тянет.

 Ну а что делать мне напарнику Каримова?

 Как что? Уж не думаешь ли ты равняться на него? Или и тебе мерещится экстрапайка?

 Плевать я хотел на экстрапайку. Но ведь шеф скажет: «Варум-почему? Каримов гут арбай, и ты, дескать, мус гут арбай»274.

 А ты плюнь и на дике швайн275, и на черножопого гада.

 Да, тебе хорошо говорить. А как набьют морду да посадят в карцер без баланды и пайки!

 Ну и что ж такого? Не ты первый, не ты последний.

 Хорошо еще, если в карцер, а то, пожалуй, в гештапо за саботаж.

 Погоди, оторву Каримову голову да в немецкий аборт брошу.

 Гляди, какой герой сыскался. Небось скоро сам начнешь втыкать.

 Шалишь, брат. От моей работы немцам накладно будет. Знаешь, где мое рабочее место? Вон, по ту сторону карцера.

Саша Романов показал в сторону пленяжьей уборной. Там наше основное убежище, ферштек, рефушум276, место для маскировки.

Яркое, но почему-то холодное солнце. После митагсбаланды277 греемся во дворе. Петро Ткаченко и вся его «комиссионка» заняты поисками пищи.

 Брось, Петро,  говорит Беломар,  двор чисто выметен, ничего не найдешь.

Петро не отвечает. Вдруг из кучи металлических стружек он извлекает нечто. К нему спешит бывший конник по прозвищу Кронштадт.

 Ну что там, Кронштадт?

 Капуста.

 Много ли?

 Эскадрон.

 Хорошая?

 Комсоставская.


Адам смял газету и, мигнув мне, бросил под верстак. Улучив момент, я поднял ее. «Deutsche Allgemeine Zeitung»278. После ужина переводил ее ребятам и по-своему комментировал. Неожиданно вошел Самурай. Я не успел спрятать.

 Газета. Кто тавай?

 Нашел в альтпапиркорбе.

 Пошему?

 Курить, раухен.

Оторвал клочок, вытряс пыль из кармана и стал скручивать цигарку.


Водили в энтляузунганштальт. На сей раз почти каждый взял с собой торбочку. Куча мусора оказалась на том же месте. Как обычно, набросились на нее. Осторотенко посчастливилось выудить кость. Другой бы утаил от товарищей, а этот просиял и стал размахивать ею над головой.

 Ребята, гляди: мясо нашел!

Кинулись к Остротенко279, чтобы вырвать из рук лакомый кусок, но счастливчик вовремя отбежал в сторону. Обласкав добычу нежным взглядом, он начал глодать ее на зависть всем.

 Как вкусно, хлопцы! Эх, давно я мясного духа не чуял.

Удачливее всех Вареник: он нашел большую банку, набитую каким-то густым жиром.

 Добрый жир, хлопчики. Теперь заживу.

И я запустил руку в кучу и вытащил толстенную книгу большого формата. Это комплект журнала «Die Woche»280 за 1885 год. Теперь надолго хватит чтива.

Сунул книгу в Плаксунову торбу. Там килограмма 4 лушпаек. Плаксун рад, как ребенок конфетке.

 Вместе будем варить, Георгий.

Несли торбу по очереди.


Вареник продал и обменял часть жира. Взял у него и Беломар. Поев этого жира вместе с вареными лушпайками, он чуть не кончился.

 Ей-богу, Георгий, это какая-то отрута281. Ведь так недолго отдать концы.

А Вареник ест да похваливает:

 Ешь, Беломар, поправляйся. Добрый жир. Такого бы нам побольше.

 Дайте-ка посмотреть, что за жир.

Вареник протягивает банку из белой глины. Внутри светло-коричневая жирная масса. На этикетке: «Salbe, für äusseren Gebrauch»282.

 Ну что, Георгий?

 Ничего

 Значит, добрый жир можно пользоваться?

 Вполне. Это лучшее средство от чесотки283.


 Ну ви гут?284

 Прима, Фриц, вундершен285.

 Зо?286

 Яволь287.Так нам хорошо, так расчудесно, что до Нового года все подохнем здесь.

Фриц смотрит mitleidig288 и качает головой.

 Знаете, Шош, если победит Россия, вы вернетесь домой. Но если верх возьмет Германия, родины вам не видать.

Конечно, это истина. Кто же станет ее оспаривать? Однако слова Фрица чуточку меня покоробили. Собственно, не сами слова, а тон откровения, прозвучавший в них. Дескать, ты не совсем отчетливо представляешь это, потому что русский! Вот Фриц Штайнбрешер хорошо понимает обстановку, ибо он немец.

Многие немцы заражены идеей превосходства германской нации над другими народами Земли. Зараза проникла даже в умы антифашистски настроенных рабочих. Нет-нет да и сорвется у них с языка:

 Чистоплотнее немца нет никого на свете, умнее тоже. Немецкий рабочий самый трудолюбивый и высокопроизводительный рабочий в мире.

Геббельс и Лай289 играют на этой струнке.

Скрипнула дверь, ведущая из конторы в цех.

 Руе, шеф киммт290,  шепчет встревоженный Педа по прозвищу Сакрамент (у него с языка не сходит «Sakramento noch emol»291, поэтому мы дали ему эту кличку).

Немцы истово застучали молотками, засуетились около своих рабочих мест.

В цех вваливается туша, именуемая «Хер шеф Кишлер»292. Это высокий старик с оплывшей мордой, толстыми ляжками и гомерическим брюхом. Он едва влачит свои телеса, опираясь на суковатую палку.

Немцы подобострастно склоняют выи. Кишлер лает, подняв руку:

 Хайля!

 Хай Гитлер сдохнет!  громко произносит Саша Романов.

Шеф услышал. Кося глазом на Сашу, он что-то говорит обер-мастеру. Тот подлетает к Романову и, тыча в грудь ему кулаком, орет:

 Золль никс унзере дойче хитлербекенунгсгрусс анвенден. Мусс иммер заген: «Гутен морген одер гутен таг, майн либер херр шеф». Ферштанден?293

 Ист аух фауленца,  кричит шеф,  нексте цво вохе хальбрацион унд кайн табак!294

Продолжая «физит», как говорят немцы, шеф остановился перед станком, на котором работает 15-летний лерлинг295 Хайне. Вдруг Кишлер взмахнул палкой и, громко бранясь, ударил Хайне по правой руке, потом по левой и, наконец, по спине.

Оробевший малец понурил голову и опустил руки.

Окончив «физит», шеф удалился в бюро. Боязливо-льстивая маска мгновенно слетела с немецких лиц. Ленивее застучали молотки. К наказанному лерлингу крадется Халим.

 Ну ви, Хайне, шмект эс гут?296

 Ге форт, ляусбуб!297

 А ду пригельбуб298.

 Варум ляхст ду? Ибералль унд ибераус ист зо. Ин Русслянд аух зо299.

 Никс зо. Ин Руслянд мастер клёпфт айнмаль гляйш ин гефенгнис300.

 Гляубе нет301.

 Дох, чтоб ты сдох.


Инженер подобострастно склоняет голову перед шефом, мастер в три погибели гнется перед инженером, рабочий раболепствует перед мастером .

Но стоит сильным мира сего уйти за дверь рептилия распрямляет свои позвонки. Последний по своему общественному положению немец, какой-нибудь золотарь, пресмыкающийся перед рогатым шупо302, вдруг осознает в себе иберменша303. Он свысока смотрит на русского и требует, чтобы тот называл его не иначе как «херр Вальтер» или «херр Кайдль». А у этого херра ровно ничего нет за душой кроме хера.

Вот она, «лествица» классово-расовых отношений в ариизированной Германии.


 Вы неохотно и однословно отвечали на мои вопросы,  говорит Фриц Штайнбрешер,  но я сразу понял, кто вы.

Ему вторит Адам:

 Ваша сдержанность только подтвердила мои первые впечатления и предположения. Не пытайтесь возражать. Я замечаю, что вы имеете влияние на своих товарищей. А меня не бойтесь: я тоже коммунист.

Они думают, что я Agent von Stalin304, имеющий секретное поручение вести пропаганду и завязать связи с подпольем.

Ах, если бы только существовало подполье! Но мне думается, что КПГ, как организованной политической силы, в Германии нет. Часть ее членов физически уничтожена, часть эмигрировала, часть в кацетах, часть покоричневела, а немалая часть уподобилась премудрому пескарю305. Что же касается таких людей, как Фриц и Адам, то у них ничего нет, кроме антифашистских взглядов и настроений. Во всяком случае, они не отваживаются на смелые поступки и серьезные действия.

Вспомнилась беседа с A. B. Поздняковым в 1940 г.

 Я, Георгий Николаевич, только что с пленума райкома партии. Слушали доклад члена ИККИ306.

 Интересно?

 Очень. Оказывается, наша братская КПГ замечательно работает в подполье: печатаются газеты, разбрасываются листовки, действуют тайные радиопередатчики. Солдаты ненавидят фашистов. Если Гитлер нападет на нас, то немецкие солдаты повернут свое оружие против него.

 Болтовня.

 То есть как болтовня? Ведь это слова ответственного товарища, члена ИККИ.

 А болтает он безответственные благоглупости. Нам нужно рассчитывать только на свои силы, а не на помощь КПГ. Имейте в виду, что солдаты гитлеровской армии будут упорно драться с нами.

Вот где подлинная правда. С иллюзиями же и с шапкозакидательством надо жестоко бороться, ибо они могут дорого нам обойтись.

Эта беседа была перед войной. Сейчас вижу, что иллюзии тех лет нанесли нам огромный ущерб.


Фриц Штайнбрешер хочет выведать мое отношение к Германии, мои чувства к ней. Он начинает исподволь.

 Дойчлянд ист шене лянд, ништ вар?307

 Вас майнен зи: дойче натур?308

 Я, натур аух309.

 Вайс нихт бешайд. Ихь кенне нур унзере галера унд зонст гар нихт310.

 Унд дойче культур?311

Назад Дальше