Ммм, вздохнула она, ощутив на языке тепло и сладость.
Вкусно? голос Аида раздался даже раньше, чем он сам появился позади нее. Персефона повернула к нему голову и сразу ощутила его дыхание на своей щеке.
Божественно.
Она развернулась к нему и пальцем собрала с ложки тесто.
Попробуй, прошептала она, поднеся пальцы к его губам.
Ей не пришлось его уговаривать Аид скользнул языком по ее пальцу и слизал остатки теста. Отпустив ее, бог издал грудной стон, а потом произнес низким голосом:
Восхитительно. Но я уже пробовал божественный вкус, и для меня нет ничего слаще.
От его слов у нее внутри все напряглось, и пространство между ними будто уменьшилось. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, едва сдерживаясь от разгорающегося пламени между ними, пока Персефона не отвернулась, чтобы вернуть ложку в миску.
Где ты был? спросила она, поднимая противень с пирожными и ставя его в духовку. Ее лицо обдало жаром, когда она открыла дверцу.
У меня были дела, уклончиво, как и всегда, ответил Аид.
Персефона хлопнула дверцей духовки и повернулась к нему:
Дела? В такой час?
Она не знала точно, который сейчас час, но наверняка было раннее утро.
Бог ответил ей сулящей опасность улыбкой и наклонил голову набок:
Я заключаю сделки с чудовищами, Персефона. Он взглянул на миску на столе: А ты, по всей видимости, что-то печешь.
Богиня нахмурилась.
Не можешь уснуть? спросил он.
Я даже не пыталась.
На этот раз пришел черед Аида свести брови, а потом он переместил взгляд:
Это мой виски?
Персефона проследила за его взглядом до стола, на котором она оставила хрустальный графин.
Был, ответила она.
Ладонь Аида легла ей на подбородок и заставила повернуться к нему лицом. Он прижался к ее губам своими сначала легким поцелуем, потом более глубоким и придвинулся ближе, чтобы сократить расстояние между ними.
Как же я тебя хочу, выдохнул он, скользя руками по ее телу. Одна его ладонь обхватила ее ягодицу, а другая сжала шелк ее халата, чтобы сквозь ткань коснуться ее влажного лона. Персефона застонала, вцепившись пальцами в его рубашку, в то время как внизу ее живота разгорался огонь. Каждая частичка ее тела стала чувствительной и ныла в ожидании его прикосновений.
Аид прервал поцелуй, и Персефона зашипела, когда он прижался к ее теплому телу своим набухшим членом.
Давай поиграем, предложил он.
Я уже наигралась за этот вечер, едва дыша, ответила богиня.
Всего одну игру. Бог поцеловал ее в щеку и потянулся к покрытой тестом ложке, которую она бросила в миску.
Она нахмурила брови, с любопытством наблюдая за ним.
Я никогда не Он провел задней стороной ложки по ее груди. Тесто было холодным, и она поежилась.
Аид
Тсс, он усмехнулся и провел ложкой по ее губам. Она попыталась слизнуть тесто. Замри.
Персефона застыла, глядя в его пылающие глаза.
Это для меня.
Она тяжело сглотнула.
Я никогда не хотел никого, кроме тебя.
Никогда? Даже до того, как узнал о моем существовании? недоверчиво спросила она.
Да. Он облизнул ее губы, прежде чем раскрыть их. Его поцелуй был на вкус как сливочная помадка и виски, а еще от него пахло пряностями с нотами гвоздики, герани и дерева. Его губы скользнули с ее распухших губ к подбородку. До тебя мне было знакомо лишь одиночество, даже в залах, полных людей, лишь боль, острая, холодная и постоянная, и я отчаянно желал заполнить эту пустоту.
А теперь? выдохнула она.
Аид хохотнул:
А теперь я горю желанием заполнить тебя.
Его язык спустился ниже он слизнул тесто с ее кожи, и его ладони легли на ее грудь, пальцами дразня соски сквозь ткань ночной сорочки. Персефона охнула, и ее пальцы нащупали пуговицы на его рубашке. Но у Аида были другие планы он поднял ее и усадил на край барной стойки, а сам устроился у нее между ног. Он был так близко, что она не могла продолжить его раздевать.
Расскажи мне, что произошло сегодня вечером. Он провел ладонями по внутренней стороне ее бедер, дразня прикосновениями. Богиня чувствовала себя такой неуютно пустой.
Я не хочу говорить о сегодняшнем вечере, ответила она, потянувшись к его запястью, чтобы направить его внутрь себя.
Зато я хочу. Он продолжил обводить круги, от чего у богини по спине пробежала восхитительная дрожь, подобная легкому электрическому разряду. Ты была расстроена.
Я чувствую себя дурой.
Это не так. Его палец скользнул внутрь. Рука Аида не позволила ей запрокинуть голову назад, заставив ее посмотреть ему в глаза. Расскажи мне.
Я заревновала, выдавила она сквозь стиснутые зубы, разрываемая ужасным чувством таким же сильным, каким было удовольствие, что он ей доставлял. Что у тебя было столько всего со столькими женщинами до меня. Я знаю, что ты ничего не можешь с этим поделать, что ты живешь уже так давно но я
Персефона не договорила, отдавшись ощущениям волна удовольствия накрыла ее, лишив дара речи. Ей едва удавалось дышать, и Аид усиливал эти чувства, по спирали погружая пальцы еще глубже, а большим пальцем слегка поглаживая клитор.
Я предпочел бы, чтобы ты была со мной с самого начала, голос Аида звучал низко, дразняще, чувственно. Но мойры жестоки.
Я стала твоим наказанием, ответила она.
Нет, ты удовольствие. Мое удовольствие.
Он снова поцеловал ее в губы, продолжая ласкать ее пальцами, и их дыхание перемешалось, становясь все быстрее, пока Аид не прижал ладонь к ее груди и не уложил богиню на спину.
Он посмотрел на нее сверху вниз:
Сейчас и всегда.
Наклонившись, он раздвинул ее ноги еще шире и прикоснулся языком к ее ноющей сердцевине. Персефона выгнулась дугой на гранитной стойке. Его пальцы и язык задвигались быстрее, приближая ее оргазм с каждым томным стоном, но прежде чем она успела кончить, Аид остановился, выпрямился и спустил ее с барной стойки.
Что ты делаешь? спросила она, когда ее ноги коснулись пола. В его взгляде промелькнуло что-то темное, одновременно эротичное и жестокое, и Персефоне захотелось бросить этому вызов, воплотить в жизнь.
Когда я закончу, в следующий раз, играя в эту чертову игру, ты так напьешься, что мне придется нести тебя домой на руках.
И что? Ты намереваешься отыметь меня всеми теми способами, которыми не имел до этого вечера?
Бог рассмеялся:
Вообще-то уже утро.
И мне скоро на работу.
Какая жалость. Он развернул ее к себе спиной, положил ладонь ей на шею и подтолкнул вперед, пока ее лицо не коснулось гранитной столешницы. Коленом развел ее ноги в стороны и вошел сзади, погрузившись глубоко внутрь. Ладонь, что лежала у нее на шее, скользнула к ее рту. Она обхватила губами его пальцы, ощутив на его коже вкус собственной влаги.
Персефона ухватилась за края стойки, чувствуя толчки Аида. Но, едва начав, он вдруг вновь спустил ее со стойки. Стон вырвался у нее из груди, когда его член задвигался по другому, более чувствительному месту, а сама богиня спиной прижалась к его груди.
Я не забыл про твое заявление, прохрипел он ей в ухо. Он имел в виду заявление Персефоны о том, что она имитировала оргазм.
Я солгала, простонала она, заерзав перед ним, но Аид не сдвинулся ни на миллиметр.
Я знаю. Его зубы коснулись ее плеча. И собираюсь отбить у тебя охоту лгать об этом. Я отымею тебя так, что ты будешь просить о пощаде снова и снова, так что, когда ты, наконец, кончишь, не сможешь вспомнить даже собственное имя.
Обещание в его голосе привело ее в восторг.
Ты думаешь, что сможешь остановиться? спросила она. Лишить себя удовольствия от моего оргазма?
Аид усмехнулся:
Если это значит услышать, как ты умоляешь меня, дорогая, то да.
Бог запрокинул ей голову и прижался к ее губам жадным поцелуем. Он переплел свой язык с ее языком, раскрыв ее рот так широко, что у нее заныла челюсть. Персефона не могла даже поцеловать его в ответ. Он отпустил ее лишь для того, чтобы повернуть, приподнять ей ногу и снова войти. Этот угол позволил ему остаться достаточно близко, и он снова накрыл ее губы своими в таком властном поцелуе, что она не могла сделать вдох. Потом Аид оторвался от ее губ только для того, чтобы покрыть ее шею поцелуями и легкими покусываниями, он намеренно оставлял синяки на ее чувствительной коже. Когда богиня устала сдерживаться, он прижал ее к стене, погружаясь в нее все мощнее и быстрее.
Она смотрела ему в лицо диким расфокусированным взглядом, кожа Аида покрылась капельками пота, потом единственным, на чем она могла сосредоточиться, было ощущение его тела и удовольствия, которое он ей доставлял.
Я люблю тебя, произнес он. И всегда любил только тебя.
Я знаю, прошептала она.
Правда? спросил он сквозь зубы, но не от гнева его напряжение достигло пика, вены на шее вздулись, лицо покраснело.
Я знаю, ответила она. Я люблю тебя. Я просто хочу все хочу больше, хочу всего тебя.
И у тебя это есть, пообещал он и снова поцеловал ее. Их тела стали скользкими и липкими. Одна его ладонь уперлась в стену позади нее, а вторая так сильно сжала ее ягодицу, что непременно должна была оставить синяки. Грудь Персефоны словно стянуло от воздуха, что она не могла выдохнуть.
Аид вдруг, выругавшись, оторвался от богини, прикусив зубами ее губы. Из ее груди вырвался стон отчаяния. Он и правда собирался подвергнуть ее пыткам. Но потом он полностью отстранился, поставил ее на ноги и поправил их одежду. В следующее мгновение на кухне появился Гермес.
И Персефона вдруг осознала, к чему была эта спешка со стороны Аида.
Бог хитрости помешал им уже во второй раз. Выражение лица Аида было убийственным, но один взгляд на Гермеса заставил их досаду умолкнуть. Золотой бог был бледен и охвачен ужасом.
Аид, Персефона, Афродита просит вашего присутствия. Прямо сейчас.
Первой мыслью Персефоны было то, что это как-то связано с Адонисом. Но почему Гермес выглядит таким обеспокоенным? Что-то не сходилось.
В такой час? Рука Аида обхватила Персефону еще крепче.
Аид, ответил Гермес с лицом цвета пепла. Все плохо.
Где?
У нее дома.
Вопросов больше не было только запах морозного зимнего воздуха и пепла, когда они перенеслись.
Глава VII
Прикосновение ужаса
Они оказались в огромной комнате, Персефона решила, что это кабинет. Свет был приглушен, придавая стенам темно-синий оттенок. Рядом с книжными стеллажами каштанового оттенка, заставленными томами в кожаных обложках, стоял стол того же цвета. На стене, в широких рамах из античного золота висели картины с обнаженными нимфами, крылатыми херувимами и любовниками под деревьями. Вся противоположная стена представляла собой панорамное окно, открывая их морозной ночи.
Интерьер был совсем не Афродитовским никаких плюшевых ковриков, хрусталя и жемчуга, и на мгновение Персефоне показалось, что они оказались не там, где нужно. Но вскоре ее взгляд упал на богиню любви, сидевшую на краю кушетки в центре комнаты. На ней была ночная сорочка из светло-голубого шелка и широкий халат. Она склонилась над женщиной, что лежала, укрытая, рядом с ней.
Персефоне она была незнакома, но чертами лица походила на Афродиту изгибом губ, надбровными дугами, линией носа. Она была бледна и вся покрыта синяками. Руки, скрещенные на животе, были все в крови со сломанными ногтями и рваными ранами.
Но зрелищем, от которого у Персефоны кровь застыла в венах, стали рога богини. Из-под спутанных и покрытых грязью волос цвета меда торчали две изуродованные оголенные кости. Рядом с богиней свернулась клубочком дрожащая маленькая собачка с перепачканной белой шерсткой.
Это было совсем не то, чего ожидала Персефона. Эта богиня боролась за свою жизнь, и если бы Персефона не имела способности чувствовать жизнь, то подумала бы, что богиня мертва, настолько слабым было ее дыхание.
О боги, Персефона поднесла ладони ко рту, ощутив, как к горлу подкатила тошнота. Она подбежала к ним и опустилась на колени, взяв Афродиту за руку.
Богиня любви взглянула на Персефону, ее глаза были красны, а лицо покрыто пятнами. Было почти невыносимо видеть ее такой эмоциональной. Афродита обычно изо всех сил старалась подавить свои чувства, по большей части выражая лишь гнев. И если через ее равнодушное выражение лица начинали пробиваться эмоции, она закрывалась. Но это это разрушило ее защиту. Кем бы ни была эта богиня, она была важна для Афродиты.
Что произошло? спросил Аид, наполнив комнату темным напряжением, которое будто стянуло ее легкие и лишило возможности дышать. В его голосе прозвучали ноты жестокости, от чего по спине у Персефоны побежали мурашки.
Мы не знаем наверняка, ответил чей-то голос, напугав Персефону. Она поняла, что Аид говорил не с Афродитой или Гермесом, а с кем-то еще с мужчиной, что маячил в углу рядом с дверью. Он словно стоял наготове, чтобы при необходимости быстро выскочить из комнаты, вот только одновременно казался спокойным, прислонившись к стене и скрестив на груди полные руки. Ростом и фигурой он походил на Аида, но одет был совсем не так, как обычно одевались остальные боги. На нем были бежевая заношенная туника и штаны, что доходили ему до лодыжек. Несмотря на простоту одежды, его борода и волосы были аккуратно пострижены и уложены, благодаря чему казались почти шелковыми.
Персефона догадалась, кто это, когда ее взгляд упал на его ноги из-под одной штанины выглядывал золотой протез. Это был Гефест, бог огня, муж Афродиты, отстранившийся от нее, по крайней мере, так говорили слухи.
Но если он отстранился, почему тогда был здесь сейчас?
Гефест продолжил говорить, его голос походил на спичку, чиркнувшую в тишине.
Мы думаем, что она выгуливала свою собаку, Опал, когда на нее напали, и ей хватило сил лишь переместиться сюда. Оказавшись здесь, она уже была без сознания, и нам не удалось ее разбудить.
Кто бы это ни сделал, он будет страдать, сказал Гермес.
Было так странно видеть этого обычно веселого бога таким серьезным.
Персефона перевела взгляд с Гермеса на Аида, потом на Гефеста, отметив их свирепые взгляды. Она повернулась к женщине на кушетке и спросила:
Кто это?
На этот раз заговорила Афродита, и голос выдал ее эмоции:
Моя сестра, Гармония.
Гармония, богиня примирения, была наименее воинственной из всех богов и не входила в число олимпийцев. Персефона никогда прежде с ней не встречалась и не подозревала о ее родственных связях с Афродитой.
Она повернулась к Аиду:
Ты можешь ее исцелить?
Он множество раз исцелял ее саму, но ее раны никогда не были такими страшными, как эти. И все же он был богом мертвых и обладал силой возвращать их к жизни. Не может же быть, чтобы это не было в его власти?
И все же он покачал головой с мрачным выражением лица:
Нет, для этого нам нужен Аполлон.
Никогда бы не подумал, что услышу от тебя такие слова, произнес Аполлон, внезапно возникнув рядом. На нем был архаичный наряд с золотым нагрудником, кожаным линотораксом и сандалиями с длинными ремешками, что оплетали его мускулистые икры. С одного плеча свисал золотой плащ, и несколько темных кудрей прилипли к потному лбу. Персефона решила, что он тренировался возможно, перед Панэллинскими играми.
Аполлон ухмылялся, демонстрируя ямочки на щеках, пока его взгляд не упал на Гармонию и выражение его лица тут же сменилось на свирепое. То, насколько серьезным он стал всего за несколько секунд, как и его брат, Гермес, было почти пугающе.
Что произошло? требовательно спросил он, подойдя к кушетке и опустившись на колени. Персефона заметила, что от бога пахло как-то по-другому. Его привычный аромат лавра сладкий и землистый перекрывало что-то пряное, похожее на гвоздику. Возможно, она бы этого и не заметила, если бы он не протиснулся между ней и Афродитой.
Мы не знаем, покачал головой Гермес.
Поэтому мы тебя и призвали, ответил Аид с оттенком презрения в голосе.
Я не понимаю, произнесла Персефона. Откуда Аполлону знать, что случилось с Гармонией?
Бог снова улыбнулся, моментально забыв об ужасе благодаря возможности похвастаться: