Они шли, а в стороне от тропки тянулось что-то темное, похожее на плотный забор. Тропа постепенно подводила их туда, все ближе.
Вот сюда, сказала Елена Владимировна и потащила Федора Ивановича к этой протянутой над землей, дышащей теплом темноте. Сюда идемте, здесь проход. Разрыв
Что это?
Труба. Железная труба.
Труба, говорите?.. Федор Иванович протянул руку, коснулся теплой, покатой поверхности. Труба повторил он.
Они тут проводят что-то. Для воды, наверно, тихо сказала Елена Владимировна. Недавно привезли.
Они вошли в широкий разрыв между концами труб. Федор Иванович нащупал край. Труба была широкая доставала почти до плеч.
Вот и железная труба Знаете, Елена Владимировна, Цвях мне как-то говорил, что многих из нас ждет своя железная труба. Попадешь в нее выхода только два: вперед или назад. Компромиссных решений нет
Он поставил ногу в темную пустоту, в теплый поющий туннель. Наклонившись, сунул туда голову. Хотел крикнуть что-то дерзкое, но почему-то голос подвел его, сорвался.
Эй, судьба! негромко сказал он и ударил кулаком по округлой стенке.
Бу-бу-бу! ответил, вибрируя, растревоженный железный хор, и хотя Федор Иванович был начитанным и ученым человеком, способным глядеть в глаза вещам, что-то вроде страха задержало его дыхание.
Вы очень страшно это сказали, шепнула около него Елена Владимировна. Ну-ка, пустите, я тоже хочу крикнуть. Она оказалась около него в трубе. Подвиньтесь же, нам здесь обоим места хватит. Она почти не пригибалась, даже прошла вглубь и там хихикнула. Чувствуете, как странно я сказала? Нам обоим места хватит! Какая аллегория! Не думаете вы, что нас обоих ждет такая труба? Общая на двоих
Елена Владимировна, мне это иногда так и кажется. Я чувствую, что обстоятельства тащат меня именно сюда. Сам Касьян толкает. Я ведь сегодня должен был уже четвертый день быть в Москве. Уже и командировку отметил.
А как же наши мушки?
Обсуждался вопрос. Выпустить их или взять с собой?
И вы
Я предлагал выпустить. Цвях хотел увезти в Москву. Теперь вопрос снят.
Вот видите, как вы легко Не закончив эксперимента. Родителей-то пора удалить из пробирки. Не забыли?
Уже удалил
Смотрите. У вас должно получиться менделевское один к трем.
Они опять медленно шли в ногу по белеющей тропе. Елена Владимировна неуверенно держала его под руку.
Вот здесь, вдруг негромко сказала она, здесь мы с вами расстанемся. И засмеялась. Идите дальше сам.
Близко, прямо перед ними, желто и мирно светилось небольшое окно деревенского дома.
Тропа приведет вас к калитке. Справа будет кнопка. Нажмите и он вас впустит.
А вы не боитесь идти так домой? Или еще куда
Нет мне близко. И не говорите, что это я проводила вас.
Я больше не задаю вам вопросов. Я уже привык к таким вашим поворотам.
Может быть, когда-нибудь и объясню Может быть, и скоро. Может быть, и совсем никогда Она говорила с задумчивыми паузами. Не пришло еще время. Как вы говорите, нет достоверных и достаточных
И Федор Иванович сквозь мрак почувствовал она, говоря это, поворачивалась на одной ноге, писала в пространстве какие-то свои знаки. Был бы день можно было бы прочитать.
Объясню когда-нибудь, сказала она, ударяя кулачком по его руке.
Идите, больше ничего не буду спрашивать. Если что орите погромче
Она, смеясь, провела рукой по всей его руке от плеча до пальцев. И исчезла.
А он, постояв, послушав ночь, сделал пять твердых шагов к желтому окну и нажал кнопку. Почти сразу над ним загорелась электрическая лампочка. Что-то деревянно стукнуло в глубине двора, послышались шаги.
Вот кто пожаловал! раздался за калиткой приветливый, почти радостный гудящий голос. Калитка, скрипнув, отошла.
Я тут принес вам заговорил Федор Иванович, проходя во двор. Принес вот. Отбили с Еленой Владимировной у Вонлярлярских Микротом ваш.
Он прошел вслед за вихрастым высоким хозяином в сени, а потом и в ярко освещенную горницу. Здесь под самодельным абажуром из ватмана висела мощная лампочка почти белого каления. Под нею на столе поблескивал латунными деталями микроскоп, произведенный в прошлом веке где-нибудь в Германии. Около микроскопа в длинном ящичке зеленели края предметных стекол с препаратами, рядом лежала раскрытая тетрадка. Стригалев молча достал из портфеля свой микротом и с жадной поспешностью унес его за печь. Когда вернулся, на столе возле микроскопа его ждали шесть пакетиков с семенами, разложенные в ряд Федором Ивановичем.
Это что еще? Тоже вы принесли?
Один мой соратник у вас украл. Говорит, если бы были вам нужны, вы бы не разбрасывали их по ящикам своего стола
Стригалев поднял толстые брови, наставил ухо. Ждал объяснений.
Говорит, у вас, вейсманистов-морганистов, все равно пропадет. А мы, может, что-нибудь и отберем.
Для академика вашего? сказал Стригалев и замолчал, переводя ставший диковатым взгляд с одного предмета на другой. Знаете что? Вы возьмите-ка эти семена Отнесите к себе и пустите в дело. Как будто мне и не показывали.
Не понимаю Вы, наверно, не так поняли, что я говорил.
Да нет, все понял. Унесите их. Чтоб этот ваш соратник не догадался, что вы их мне. Пусть лежат в шкафу. Я знаю все про эти семена. В марте высеете. А человека мы тихонько перетащим к себе. Человек загорелся. Пусть получает свой краденый результат. Он-то будет знать, как гибрид получен.
Это же ваш
У меня их Иван Ильич махнул рукой на картотечный шкафик под стеной, хватит на три института. Человек дороже.
И они замолчали. Как бы вспомнив что-то, Стригалев вдруг опять уставил на гостя диковатый, отчаянно-веселый взгляд.
Вы в микроскоп когда-нибудь смотрели?
Во взгляде Федора Ивановича появилась холодная благосклонность.
В такой, как этот, нет.
Давайте посмотрим в этот. У меня как раз есть хорошие препараты. Для вас специально подобрал.
Вы знали, что я иду к вам?
Знал, конечно. Даже ждал. Взгляните, взгляните
Федор Иванович подсел к столу, склонился над микроскопом. Сначала в окуляре перед ним все было мутно, плавала какая-то мыльная вода, пронзенная ярким светом. Он повернул винт и из яркого тумана выплыл к нему неровный кружок с черными чаинками, сгруппированными в центре.
Я вижу По-моему, хромосомы Хорошо окрашено.
Узнал-таки, прогудел Стригалев.
Тут так хорошо видно, что их можно сосчитать. Которая подковкой, которая с перехватом. Шесть, семь
Не трудитесь. Всех сорок восемь
Стригалев куда-то гнул. Что-то затеял. Федор Иванович оглянулся на него, задержался на миг и опять припал к окуляру.
Чайку-то хотите?
Чайку отчего не выпить. А что это за объект?
Какой еще у меня может быть объект. Картошка. «Солянум туберозум». Теперь посмотрите это
Стригалев цепкими длинными пальцами выхватил из-под объектива стеклышко и поставил другое. Федор Иванович опять увидел в окуляре пронзенную ярким светом клетку. Только в хромосомах произошла чуть заметная перемена. Они были здесь чуть меньше.
Вроде хромосомы слегка похудели. Что это?
Ага, заметили разницу Это та же картошка, только препарат сделан при температуре плюс один градус. Это граница. Если понизить еще на градус, начнут распадаться.
Понимаю
Нет, еще ничего не понимаете. Вот сюда теперь смотрите.
Иван Ильич опять мгновенно сменил стеклышко. И Федор Иванович увидел такую же клетку, только хромосомы здесь были похожи на мелкую охотничью дробь.
Ого! Такого еще не видел. Что с ними случилось? спросил он, загораясь новым интересом.
Это другой объект. «Солянум веррукозум», дикарь. При той же температуре в один градус. Видите, хромосомы здесь сжались до шариков Когда я их в холодильник. А были ведь как и те, первые. Теперь главный номер.
Стригалев щелкнул новым стеклышком. Опять ярко засияла клетка. И в центре Федор Иванович увидел хромосомы. Такие же, как у обычной картошки, подковки и палочки с перехватом. Но среди них теперь были разбросаны и круглые дробинки.
А это какой объект?
Посмотрите. Там наклеечка на стекле.
Федор Иванович мгновенно нашел эту наклеечку. И прочитал: «Майский цветок, +1°».
Все загадки задаете Почему здесь такая смесь?
Вы что, никогда «Майский цветок» не изучали? Я думал, что его всесторонне и в обязательном порядке
Я вообще к микроскопу давно
Хоть помните, сколько в нем хромосом?
Ну уж Сорок восемь, как у всех картошек.
Смотри-ка, а правая рука академика что-то знает!
Ладно, ладно. Почему здесь такая странная смесь?
«Майский цветок» сверхособый гибрид. Об этом ваш Касьян, его автор, еще не слышал. Этого я ему не сказал. Увидитесь спросите. Видите шарики? Это хромосомы папы. А папа дикарь, «Солянум веррукозум», которого вы сейчас смотрели, перед этим
Но ведь этот дикарь не скрещивается!
Ничего еще не понял! зазвенел над ухом Федора Ивановича отчаянный крик Стригалева.
И одновременно ударил его и сотряс страшный разряд догадки. Федор Иванович обеими руками отодвинул микроскоп. Повернулся, взъерошенный.
Погодите отодвигать. Сейчас я еще стеклышко
Хватит стеклышек. Разговаривать пора. Вы что, хотите сказать?..
Ничего не хочу, вы сами скажете.
Выходит, «Цветок» гибрид с этим дикарем?
Правильно. А дикарь не скрещивается. Только если сделать из него немыслимый для вашей кухни полиплоид. Вот я его и сделал. Колхицином, колхицином! А этот узнал
Кто?
Вот этот. Стригалев зажал нос двумя пальцами и продудел: Кассиан Дамианович!
Так он у вас этот полиплоид
Если бы только! Стригалев засмеялся, поморщился и выбежал за печь. Если бы только! не то кричал он, не то плакал за печью, что-то глотая, наверно свои сливки из бутылочки. Если бы только, Федор Ива-анович! Он появился, вытирая рукой губы. У вашего бога руки не такие, чтобы картошку даже с готовым полиплоидом скрестить. Народный академик получил от меня готовый сорт!
Федор Иванович положил на предметный столик микроскопа препарат «Майского цветка» и приник к окуляру, крутя винт.
Почему я сейчас не капитулирую? настойчиво гудел над ним Стригалев. Почему, как Посошков, не отрекаюсь от святыни? Вы же видите, я устал, болею, я бы так охотно сложил ручки. Черт с вами, пусть будет, как вы хотите: все, что у меня получено, сделано по Лысенке да по Касьяну Рядно. Но, во-первых, это же касается не только меня. Это их усилит, и тогда они примутся за моих товарищей. Помните, как они нашего Академика нашего в саратовскую тюрьму? Они пощады не знают. А во-вторых, если бы я и перевернулся вверх пуговками Ведь вы же видите, я уже один раз это сделал! Я же отдал им лучшую свою работу! Я страшно усилил их!
Да, «Майский цветок», сорт, который прославил академика Рядно, попал в учебники и газеты, это была огромная сила. Федор Иванович, меняя препараты, рассматривал клетку этого сорта и клетку дикаря.
Это была цена, которую я заплатил за три года относительно спокойной работы. Пришел с войны, кинулся на любимое дело Я пошел на это, потому что «Цветок» у меня был промежуточным достижением, если можно так сказать. Правда, я не должен был нападать на их знамя, и я долго придерживался Он сказал: «Слушай, Троллейбус Ладно, хватит тебе Давай поговорим. Дай мне, браток, вот эту картошку, я давно завидую на нее» И оскалился вот так. Как енот.
Тут на лице Стригалева проглянула и исчезла улыбка академика Рядно.
Он ее, конечно, «доводил». «Воспитывал» А сорт-то был готовый. Касьян уговорных четырех лет не выдержал через два приехал. Дай опять. Я дал. Но у него не пошло руки не те. Озлился. Вас ориентировали на Троллейбуса?
Да, шепнул Федор Иванович. Он так говорил: какого-то Троллейбуса. Я подумал, что он с вами совсем не знаком.
Вот то-то. Незнаком Раз уж Троллейбуса перестал знать, теперь и вверх брюхом перевернусь не поможет. Волей судьбы я вышел на передний край. Придется мне, Федор Иванович, идти избранной дорогой. До конца.
Он замолчал, сидел, отдыхая. Федор Иванович наконец отодвинул микроскоп, развернулся на стуле к хозяину, и они долго смотрели друг другу в глаза и время от времени кивком показывали: вот так-то
«Майский цветок», Федор Иванович, результат торговой сделки и моего мягкосердечия. Моей наивности. Касьян наобещал правительству, а выполнить не мог. Кинулся ко мне. Я сильно тогда выручил его. В чем моя ошибка и беда. А то бы он погорел. Он говорил: «Прикрою от Трофима». И верно, прикрыл. Но что это все значит? Я вас спрашиваю: что?
Федор Иванович убито кивнул. Он уже понимал, что это значит.
Значит, Рядно знал, знал! Знал цену себе и своей науке. Знал цену и нашей. Он, Федор Иванович, вредитель! По тридцатым годам чистый враг народа! А он в президиумах! В газетах!
Стригалев вышел за печь и принес алюминиевый чайник.
А теперь опять у них прорыв Да плюс к этому разведка донесла, что я, Троллейбус, готовлю новый сорт. Превосходящий «Майский цветок». Им ведь будет худо, а? Вот и решили начать с ревизии, прислали кого поумнее да потоньше. И письмо организовали. А детки подписали. Пришьют теперь что-нибудь, и хорошо пришьют. Портных сколько угодно
Он опять ушел за печь. Принес коробку кускового сахару и печенье. Остановился у стола высокий, почти касаясь головой закопченного деревянного потолка.
Теперь моя лаборатория здесь. Лаборатория и крепость. Дом продам, куплю ворота, буду запираться Слава богу, дом купить вовремя догадался. Хороший дом! При этом он легонько ударил кулаком по матице низкого потолка. Послужи, послужи, частная собственность, делу социализма как социалистическая служит отращиванию загривка товарища Варичева
Он поставил два тонких стакана в мельхиоровые витиеватые подстаканники и стал наливать в них кипяток.
Сейчас загадаем, сказал он, наклоняя чайник над своим стаканом. Загадаем так: если лопнет, значит женюсь в эту зиму. И вас на свадьбу. Не лопнет, сволочь. Нарочно ведь лью свежий кипяток.
Стакан почти неслышно треснул, и кипяток черной дымящейся змеей скользнул по столу, свинцово задолбил об пол.
И-их-ма! Треснул! Горько тряхнув нечесаными лохмами, Стригалев вынул осколки из подстаканника. Ясно улыбнулся. Гаданье, Федор Иванович! Кофейная гуща! Проворонил я свои сроки. Так и не успел жениться. Сплошные неудачи. Правда, для ученого, может быть, и удачи были. Но на личном фронте сплошной прорыв. А сейчас как присмотрю среди дочерей человеческих жену и язык тут же забываю, где у меня находится. Ничего не могу сказать. Наверно, чудаком слыву. А может, сухарем Попал в желоб и качусь. И не выйти. Вы, я слыхал, тоже холостяк?
Они пили чай и молчали. Слышно было только постукивание стальных зубов о край стакана. Федор Иванович со страхом ждал ясности, которая ему была нужна как воздух. Эта ясность приближалась.
Может быть, что и выйдет одна тут появилась. Осветила Собственно, была давно, но мы все официально с ней А тут после этой парилки, где меня Как-то сразу все прояснилось. Такой момент Сама осторожненько дала понять.
Они замолчали. Стригалев ковырял ногтем клеенку на столе и наклонял лохматую голову то к одному плечу, то к другому. У него была потребность исповедаться.
Простая такая девушка Но такую простоту, как у нее, Федор Иванович, надо уметь носить А я два года ничего не видел. Все хромосомы да колхицин.
И опять наступила тишина. Стригалев вдруг усмехнулся над самим собой.
Знаете как открыли ржавый замок. Физически почувствовал. Там, в замке, такие есть сувальды, самая секретная часть. Вот они и сдвинулись с места, и замок вроде отперся. Скрипу было! И он доверчиво улыбнулся Федору Ивановичу. Сдвинулись, и, должно быть, выглянуло что-то. Сразу у нас и контакт завязался
Федор Иванович все это время жадно пил чай, пил, как живую воду, опустив глаза к своему стакану. Ведь был напряжен, боялся взглянуть Стригалеву в лицо. «Как это я сразу так увлекся, поверил? думал он. Ведь и Туманова предупреждала, да и видно было по всему»