Наша задача в чем? Преодолеть пропасть между бодрствованием или гипнотическим трансом и фазой, когда появляются сновидения. У этой пропасти есть простое название сон. Простой сон, медленный сон, сон без БДГ называйте как хотите. Есть, грубо говоря, четыре интересующих нас состояния: бодрствование, транс, медленный сон и быстрый сон. С точки зрения мозговой деятельности у медленного сна, быстрого сна и гипноза есть нечто общее: простой сон, сновидения и транс высвобождают подсознание, первую сигнальную систему, тогда как в состоянии бодрствования мы в основном полагаемся на вторую сигнальную систему рациональное мышление. Но что интересно, если посмотреть на ЭЭГ: при быстром сне, трансе и бодрствовании картина во многом схожая, а при медленном сне радикально иная. И напрямую из транса перевести человека в быстрый сон невозможно. Требуется медленная фаза. Обычно фаза быстрого сна наступает за ночь четыре-пять раз, примерно каждый час или два, и продолжается не более пятнадцати минут. Все остальное время человек проводит в той или иной разновидности медленного сна. При этом вы тоже видите сны, но, как правило, неяркие; мозговая деятельность в медленной фазе напоминает работу двигателя на холостом ходу такой размеренный поток из невнятных образов и мыслей. А нам-то нужны яркие, эмоционально заряженные, запоминающиеся сны фазы БДГ. И мой гипноз при помощи «Усилителя» позволяет их получить, мы перенесемся через нейрофизиологическую и временную пропасть медленного сна прямо в быструю фазу. Так, давайте вы перейдете на кушетку. В моей области первопроходцами были Демент, Асеринский, Бергер, Освальд, Хартман и другие, но кушетка у нас еще от дедушки Фрейда Правда, мы ее используем, чтобы спать, он был бы против. Давайте для начала вы присядете вот здесь, в ногах. Хорошо. Процесс небыстрый, так что устраивайтесь поудобнее. Вы говорили, что пробовали самогипноз, верно? Ну вот, попробуйте ту же технику. Глубокое дыхание, например. На вдохе считаете до десяти, потом задерживаете дыхание и считаете до пяти, да, отлично, все так. Вы бы не могли посмотреть прямо вверх на потолок?
Когда Орр послушно запрокинул голову, стоявший рядом Хейбер одним быстрым и бесшумным движением крепко нажал большим и указательным пальцами левой руки на точки за ушами пациента, а большим и указательным пальцами правой надавил на горло чуть пониже мягкой светлой бородки, на блуждающий нерв и сонную артерию.
Он успел почувствовать вялое сопротивление желтоватой кожи под пальцами, заметил первое движение удивленного протеста, но тут же прозрачные глаза стали закрываться, и Хейбер ощутил прилив удовлетворения своим мастерством, своим умением мгновенно подчинить пациента своей воле.
Вы сейчас заснете, закройте глаза, засыпайте, не напрягайте мышцы, ни о чем не думайте, вы будете спать, ваше тело расслаблено, полный покой, вот так, ложитесь И под эту негромкую скороговорку врача Орр упал навзничь на кушетку как подстреленный, уронив правую руку на пол.
Хейбер опустился рядом на колени, не убирая правой руки с сонных точек и продолжая быстро нашептывать суггестивные распоряжения:
Вы в трансе, не спите, но в глубоком гипнотическом трансе, вы из него не выйдете и не проснетесь, пока я вам не скажу. Вы в трансе, погружаетесь в транс глубже и глубже, но вы слышите мой голос и можете выполнять мои указания. Теперь, когда я буду просто прикасаться к вашему горлу, как сейчас, вы мгновенно будете входить в гипнотический транс. Хейбер повторил инструкции и продолжил: Теперь, когда я вам скажу, вы откроете глаза и увидите, что перед вами в воздухе висит хрустальный шар. Я хочу, чтобы вы сосредоточили на нем свое внимание, при этом вы будете еще глубже погружаться в транс. Откройте глаза. Так, хорошо. Скажите, когда увидите шар.
Светлые глаза, которые теперь словно с любопытством присматривались к чему-то внутри себя, смотрели за спину Хейбера в пустоту.
Вижу, еле слышно прошелестел гипнотизируемый.
Хорошо. Смотрите на шар и дышите ровно. Скоро вы погрузитесь в очень глубокий транс
Хейбер взглянул на часы. На все про все ушла пара минут. Отлично. Ему не нравилось тратить время на средства главное было дойти до цели. Пока Орр лежал, уставившись на воображаемый шар, Хейбер начал прилаживать ему на голову усовершенствованный траншлем. Он то надевал его, то снимал и снова передвигал крошечные электроды, по-новому размещая их под густыми русыми волосами. При этом негромким голосом он то и дело повторял указания и задавал незначащие вопросы, чтобы Орр пока не ушел в сон и оставался в контакте с гипнотизером. Когда шлем наконец-то был надет, Хейбер включил энцефалограф и для начала немного понаблюдал за кривыми: хотел получить представление об этом мозге.
Восемь из электродов траншлема были подключены к энцефалографу; внутри прибора восемь перьев записывали электрическую активность мозга. На мониторе, куда смотрел Хейбер, эти импульсы воспроизводились в виде белых кривых линий на темно-сером фоне. По желанию он мог их увеличивать, убирать с экрана, накладывать одну на другую. Следить за ЭЭГ ему не надоедало никогда, для него это было интереснее, чем «Полуночное кино» по первому каналу.
Он предполагал, что увидит сигмовидные зигзаги, характерные для определенных шизоидных расстройств, но их не было. Вообще, рисунок ЭЭГ был вполне нормальный, удивляло только его разнообразие. Простой мозг гоняет перья туда-сюда, вырисовывая довольно простой набор диаграмм, и затем просто их повторяет. Но это был не простой мозг. В нем шли процессы тонкие и сложные, а повторения встречались нечасто и были не стопроцентными. Компьютер «Усилителя» потом их проанализирует, но пока что Хейбер не замечал ни одного необычного фактора, кроме самой этой сложности.
Приказав пациенту перестать видеть хрустальный шар и закрыть глаза, доктор почти моментально получил сильный и четкий альфа-ритм двенадцать герц. Он еще немного попереключал параметры мозга, чтобы собрать данные для компьютера и проверить глубину гипноза, а затем сказал:
Так, Джон (Нет, черт возьми, как его там?) Джордж. Через минуту вы заснете. Вы крепко заснете и будете видеть сны, но только после того, как я скажу слово «Антверпен». Когда я его произнесу, вы заснете и будете спать до тех пор, пока я трижды не назову ваше имя. Когда заснете, вы будете видеть сон. Хороший сон яркий, приятный. Совсем не страшный, очень приятный, но очень яркий и живой. Вы обязательно вспомните его, когда проснетесь. Во сне вы увидите он ненадолго задумался: заранее он ничего не заготовил, рассчитывал на вдохновение, коня. Большого гнедого коня, который бежит по полю. Галопом. Может, вы его поймаете или поскачете на нем, может, только будете смотреть. Но сон будет о коне. Яркий, (как он там говорил?) действенный сон о коне. Потом вам сниться ничего не будет, и, когда я три раза позову вас по имени, вы проснетесь и будете чувствовать себя спокойным и отдохнувшим. Итак, отправляю вас в сон и говорю «Антверпен».
Пляшущие кривые на экране стали послушно меняться. Они замедлились и стали четче; вскоре появились «веретена сна» второй стадии и первые признаки длинных высокоамплитудных дельта-волн четвертой стадии. Вместе с ритмами мозга изменения происходили и в грубой материальной оболочке, где обитала эта пляшущая энергия: руки мягко покоились на медленно дышащей груди, лицо стало отрешенным и умиротворенным.
«Усилитель» собрал все необходимые образцы в состоянии бодрствования и теперь записывал и анализировал параметры мозга при медленном сне. Скоро в него начнут поступать сигналы от быстрого сна, и прибор даже во время этого первого опыта сможет усилить их и направить обратно в мозг, чтобы сделать сновидения еще ярче. Возможно, процесс уже начался. Хейбер думал, что придется подождать, но под действием гипноза пациент, долгое время боровшийся со снами, стремительно переходил к фазе с БДГ. Едва наступила вторая стадия, он начал всплывать из глубокого оцепенения. Медленно покачивающиеся линии на экране вздрогнули в нескольких местах раз, другой, начали ускоряться и заплясали в бешеном асинхронном ритме. Стал активным мост, а на графике гиппокампа появились тета-волны частотой пять герц, которые раньше у пациента четко не проявлялись. Пальцы зашевелились; под прикрытыми веками задвигались глаза, как будто что-то рассматривая; рот приоткрылся и глубоко втянул воздух. Спящему снился сон.
На часах было 17:06.
В 17:11 Хейбер нажал на «Усилителе» черную кнопку «Выкл.».
В 17:12, заметив, что на ЭЭГ опять появились резкие зубцы и «веретена» медленного сна, он наклонился к пациенту и трижды отчетливо произнес его имя.
Орр вздохнул, широко повел рукой, открыл глаза и проснулся. Хейбер несколькими привычными движениями отсоединил электроды.
Хорошо себя чувствуете? В дружелюбном вопросе звучала уверенность.
Нормально.
А вы видели сон. Это я знаю точно. Не расскажете, о чем?
О коне, сказал Орр хрипловато, еще до конца не проснувшись.
Он сел на кушетке.
Мне снился конь. Вот этот. и он показал на изображение, украшающее стену в кабинете доктора. Большая, размером с окно фотография знаменитого скакуна по кличке Таммани-Холл, резвящегося на травянистом выгоне.
И что он делал? спросил Хейбер, довольный. Он не был уверен, что суггестия по поводу содержания сна сработает с первой попытки.
Я шел по полю. А он сперва был вдалеке. Потом он рванулся и поскакал ко мне, и через некоторое время я понял, что сейчас он меня снесет. Но я совсем не испугался. Я подумал, может, удастся поймать его за уздечку или ухватиться и вскочить ему на спину. Я понимал, что он не может мне навредить, потому что на самом деле это лошадь с вашей картинки, а не настоящая. Это все какая-то игра Доктор Хейбер, вас в этой фотографии ничего ничего не смущает?
Ну, некоторые считают, что для кабинета психиатра слишком много драматизма, перебор. Секс-символ в натуральную величину прямо напротив кушетки, засмеялся врач.
А час назад он тут был? Разве тут не был вид на гору Худ, когда я только зашел до того, как мне приснилась лошадь?
Боже мой, там действительно раньше была гора Худ, он прав.
Да нет, какая гора, не было никакой горы лошадь, была лошадь
Нет, гора
Была лошадь была лошадь бы
Он бестолково уставился на Джорджа Орра и молчал, хотя вопрос прозвучал уже несколько секунд назад. Нет, нельзя дать сбить себя с толку, надо внушать уверенность, он-то человек, который на любой вопрос знает ответ.
Джордж, то есть вы помните, что здесь у меня была фотография горы Худ?
Да, сказал пациент довольно грустным тоном, но твердо, помню. Была. Со снегом.
Гм, многозначительно кивнул Хейбер.
Ужасный мороз прошел под ложечкой.
А вы разве не помните?
Ох уж эти глаза неопределенного цвета, но с ясным и прямым взглядом, глаза помешанного.
Увы, нет. Это Таммани-Холл, который взял все три золота в восемьдесят девятом. Скучаю по скачкам. Жаль, что из-за наших бед с продовольствием не остается места для низших видов. Конечно, лошадь это чистый анахронизм, но фотография мне нравится. Тут бодрость, сила полная самореализация в животном смысле. Это некий идеал, к которому психиатр при работе с людьми стремится в психологическом смысле, определенный символ. Да, наверное, я как раз на него смотрел, поэтому и подсказал вам такой сон
Хейбер бросил взгляд на стену. Конечно, лошадь.
Но слушайте, если хотите еще одно мнение, давайте спросим мисс Крауч. Она здесь два года работает.
Она скажет, тут всегда была лошадь, спокойно, но печально возразил Орр. Всегда тут была. После моего сна. Что раньше, что сейчас. Я просто подумал, что, раз вы сами мне предложили такой сон, может, у вас тоже будут двойные воспоминания. Но, видимо, нет.
Но глаза его, уже не опущенные книзу, вновь глядели на Хейбера с такой ясностью, такой затаенной мольбой, такой отчаянной молчаливой просьбой о помощи.
Явно больной. Его лечить надо.
Я бы попросил вас прийти еще раз, Джордж. И если можно, завтра.
У меня работа
Отпроситесь на час пораньше и приходите к четырем. Вам же назначено ДТЛ. Скажите начальнику и зря не стесняйтесь. У нас восемьдесят два процента людей рано или поздно проходят ДТЛ. Не говоря уже о тридцать одном проценте, которых отправляют на ПТЛ. Так что завтра у меня в четыре, и продолжим. Чувствую, что результат будет. Вот рецепт на мепробамат: он вам приглушит сны, но фаза быстрого сна все равно останется. Новую дозу можно получать в автоаптеке каждые три дня. Если увидите страшный сон или что-то еще испугает, звоните мне в любое время дня и ночи. Хотя с мепробаматом это вряд ли грозит. А будете как следует стараться и мне помогать скоро никакие таблетки не понадобятся. Разберемся с вашими снами, и будете у нас как огурчик. Верно?
Орр взял айбиэмовскую рецептурную карту.
Было бы хорошо, улыбнулся он робко, грустно, но не без юмора. Кстати, насчет коня
Хейбер, выше его на голову, посмотрел на пациента сверху вниз.
Он похож на вас.
Врач быстро обернулся на фотографию. И правда. Мощный, здоровый, волосатый, рыжевато-коричневый, несется во весь опор
Может, лошадь в вашем сне чем-то напоминала меня? спросил он вкрадчиво-дружелюбно.
Напоминала.
Когда пациент ушел, Хейбер сел в кресло и скептически посмотрел на Таммани-Холла на стене. Действительно, для кабинета великоват. Черт! Как жаль, что не хватает денег на кабинет с настоящим окном.
3
Те, кому помогает Небо, зовутся Сынами Неба. Они учатся, не учась. Они делают, не делая. Они рассуждают, не рассуждая. Тот, кто в знании останавливается перед тем, чего нельзя узнать, достигает совершенства. Того, кто не желает этого сделать, уничтожат жернова неба[3].
Чжуан-цзы, глава XXIII
В полчетвертого Джордж Орр ушел с работы и направился к метро; машины у него не было. В принципе, он мог бы накопить на «фольксваген-стимер» и платить налог на пробег, но зачем? Центр города был закрыт для автомобилей, а Орр жил в центре. В свое время, еще в восьмидесятых, он научился водить, но своей машины никогда не имел. Орр спустился на станцию Ванкуверской линии и поехал в сторону Портленда. В вагонах было уже битком; с того места, где он стоял, было не дотянуться ни до поручня, ни до петли, так что поддерживал его только равномерный нажим тел со всех сторон. Иногда, когда сила давки (d) превышала силу земного притяжения (g), его приподнимало и он зависал в воздухе. Стоявший рядом мужчина читал газету, но опустить руки не мог, так что лицо его все время было завешено разворотом с новостями спорта. На протяжении шести остановок прямо перед глазами Орра маячил заголовок: «НА АФГАНСКОЙ ГРАНИЦЕ РВУТСЯ БОМБЫ А-1» и подзаголовок: «Угроза афганского вмешательства». Читатель газеты пробился к выходу, и его место заняла пара помидоров на пластмассовой зеленой тарелке, под которыми обнаружилась старушка в зеленом пластмассовом пальто, которая еще три остановки простояла на ногах Орра.
Он выбрался из вагона на станции «Ист-Бродвей», поднялся на улицу и оставшиеся до Уилламеттской восточной башни четыре квартала шел, проталкиваясь через густеющую в конце рабочего дня толпу. Восточная башня представляла собой исполинское аляповатое сооружение из стекла и бетона, которое с тупым упорством овоща боролось за свет и воздух с джунглями похожих строений вокруг него. До земли света и воздуха доходило очень мало; над асфальтом парило, и прохожих поливал мелкий дождик. Дождь для Портленда дело привычное, а вот тепло семьдесят градусов по Фаренгейту[4] второго марта примета нового времени, результат загрязнения воздуха. За борьбу с промышленными и городскими выбросами взялись слишком поздно и не успели остановить процессы, набиравшие силу еще в середине двадцатого века. Теперь если воздух и очистится от углекислоты, то не раньше чем через несколько веков. Одной из главных жертв парникового эффекта предстояло стать Нью-Йорку: лед на полюсах все таял, и уровень моря поднимался и поднимался. Под угрозой на самом деле была вся агломерация на восточном побережье от Бостона до Вашингтона. Впрочем, были и плюсы. С подъемом воды залив Сан-Франциско должен был наконец закрыть сотни квадратных миль свалок и мусора, который сбрасывали в него с 1848-го. Что касается Портленда, отделенного от океана восьмьюдесятью милями и Береговым хребтом, то вода снизу ему не грозила, только вода сверху.