Не буду я признаваться. Я его не трогал, ваш инвалид сам на меня кинулся.
На ноже твои отпечатки. Чирков вытащил из папки лист бумаги, показал его Олегу, тот успел разобрать «экспертное заключение» в заголовке, когда Чирков бумагу быстренько убрал.
Правильно, я нож у Капустина вырвал и под машину кинул, сказал Олег, вот вам и отпечатки. Я же не отрицаю.
Осипов и Титов говорят, что нож был у тебя в руках, ты вылез с ним из машины
Врут, оборвал его Олег. Ситуация нравилась ему все меньше, он достал мобильник, и принялся крутить его в руках, прикидывая, как быть дальше. Уходить, конечно, и уже дома попытаться разобраться, что происходит. Отцу лучше пока ничего не говорить, может, потом, если дело далеко зайдет. Чирков глянул на мобильник, на Олега, куда-то вбок, и сказал:
Я вижу, ты меня не понял. Последний раз говорю: пиши чистосердечное, и на первый раз получишь немного. И не выделывайся, тебе же хуже будет.
Все, дальше можно не продолжать, диспозиция ясна, как божий день. Чирков требует у него деньги, это и кошке ясно, выворачивает дело наизнанку, подчистую перекраивая его на свой лад. Это ж надо инвалида какого-то приплел, свидетелей, мирно смотревших на звезды. А платье Наташке кто порвал, а порез на ребрах откуда?
Я напишу, Олег поднялся со стула, напишу, не переживай. Сегодня же, в прокуратуру.
И шагнул к двери. Но его опередил второй, спокойный приятный юноша, оказался на пути, посмотрел Олегу в глаза, и сделал короткое резкое движение. То ли инстинкт сработал, то ли вшитые в подкорку навыки помогли, и Олег успел поставить блок, пусть с опозданием, но все же. Отшатнулся, и тут свет померк от боли. Первый удар пришелся по почкам, второй по ребрам, по тому самому шраму, третий в пах. Дальше все слилось в белесую душную муть, от боли Олег задохнулся, ему не хватало воздуха, он не успел ничего сделать, когда все было кончено. В лицо ему сунули нашатырь, хлестнули по щекам, он понять, что сидит на том самом стуле, что руки скованны за спиной, а перед ним стоят Чирков и тот, второй, с черной дубинкой в руках.
Впрочем, Чирков почти сразу исчез из виду, второй скинул куртку, замахнулся, и в комнате снова вырубили свет. Удары сыпались один за другим, перед глазами все плыло, звуки доносились точно с потолка, Олегу казалось, что он слышит чей-то смех. Потом в лицо плеснули чем-то горячим, мрак рассеялся, и Олег понял, что из носа у него идет кровь. Откуда ни возьмись, появился Чирков, посмотрел на Олега, поморщился, повернулся к второму:
Блин, Макс, давай почище, что ли, нам же тут потом убирать. Авдеев не простит, что мы на его территории свинарник развели.
Ну, извини, пробурчал спокойный юноша, так получилось. Тряпку какую-нибудь найди, а мы пока потолкуем.
И ударил Олега носком ботинка по голени. У того перехватило дыхание, на лице выступила испарина, от следующего удара стало жарко, а кровь пошла сильнее уже из прикушенной губы.
Подписывать будешь? спросил Макс, постукивая дубинкой себя по бедру, или до утра тут париться хочешь? Я ж тебе еще и сопротивление сотруднику полиции могу устроить.
Вернулся Чирков с мокрой тряпкой, кинул ее Олегу на лицо и зажал ладонью нос и рот. Держал, пока не надоело, и когда Олег уже почти перестал дышать, отпустил, сорвал тряпку, спросил деловито:
Не надумал?
Пошли нахер, кое-как проговорил Олег, ничего я подписывать не буду.
Макс и Чирков переглянулись, Олег криво усмехнулся, и тут капитан врезал ногой ему по ребрам, стул перевернулся, и Олег оказался на полу. Подняться он не мог, даже голову прикрыть руками не было возможности, он успел напрячь пресс, но и только. Били его двое, били остервенело и деловито, совали под нос нашатырь, когда терял сознание, давали отдышаться и продолжали. Час, два, три Олег давно потерял счет времени, не понимал, день сейчас или уже ночь, в комнате было темно, правда, под потолком горела слабосильная лампочка, но это ничего не значило. Перед глазами плавали алые и багровые кольца, переливались причудливо, свивались в спирали, боль не давала дышать, не давала собраться и дать отпор. Да и как со связанными руками отбиваться от двух здоровых откормленных мужиков, да еще когда лежишь на полу еле живой от боли и унижения.
Вот скотина. Макс пнул Олега носком ботинка под ребра и плюхнулся на стул. Чирков перегнулся через стол, поглядел на Олега, на часы, откинулся на спинку стула. Время шло, временами накрывало беспамятство, черное и ледяное, от холода сводило скулы, но в этой тьме не было боли. Звуки стали глуше, краски померкли, мрак затягивал Олега в себя, но нашатырка выдернула на поверхность. Он снова сидел на стуле, голова клонилась к груди, пол покачивался, драный линолеум ходил волнами, точно море в шторм.
Надумал? донеслось откуда-то со стороны. В глаза ударил свет, и Олег увидел перед собой Чиркова. Тот стоял напротив, и держал Олега двумя пальцами за подбородок, не улыбался, смотрел пристально и зло.
Иди ты в задницу, проговорил Олег, вместе со своим инвалидом. Я ничего подписывать не буду.
Чирков разом побледнел, отдернул руку, отошел на шаг назад и вдруг с силой врезал Олегу кулаком в висок. Снова стул полетел на пол, Олег приложился затылком о металлический сейф и отключился. Но ненадолго, сознание вернулось само, без нашатырки, его подняли, поставили на колени, ударили в живот, по пояснице, но Олег не чувствовал боли. Гигантская воронка будто всосала в себя свет, легкие сжались, их стенки сошлись вплотную, голова стала тяжелой и гулкой, пошла вниз, и Олега вывернуло на пол.
Мать твою! его потащили в сторону, бросили к стене, вот сука, тварь паскудная!
Бесновался Макс, крыл Олега последними словами, глянул на Чиркова, а тот смотрел на Олега, мокрого от пота, прижавшегося к стене.
На сотряс похоже, сказал капитан, когда тошнит первый признак. Тем более, у него уже было. Хватит пока, надо тут прибраться. Убери его.
Макс поднял Олега на ноги, тот кое-как сделал два шага, и оказался в коридоре. Дальше его втолкнули в крохотную уборную, он привалился плечом к отбитой плитке и тяжело дышал. Макс открыл воду, заставил Олега наклониться и сунул его голову под кран.
Ублюдок чертов, чтоб ты подох. Хорош выделываться, бормотал он, не давая Олегу выпрямиться. От удара по почкам Олег рухнул на пол, врезался подбородком в раковину и едва не захлебнулся кровью из прокушенной губы.
Макс в бешенстве пнул его еще несколько раз, от злости вошел в раж, Олега снова стошнило на пол, и тут все закончилось.
Хватит, донеслось из коридора, хер с ним, надоел. Пусть тут полежит, а мы пока с девкой его потолкуем, в смысле позабавимся. Ты, Макс, как групповуху уважаешь?
Не очень, отозвался тот, но ради разнообразия готов поучаствовать. Третьим кого возьмем?
Саньку, пожалуй, он под двести весит. Твоей ляльке понравится, Покровский.
Чирков присел на корточки рядом с Олегом, и насмешкой смотрел ему в лицо. Улыбался так радостно, точно все состояние Рокфеллера урвал, вытирал руки влажной салфеткой. Скомкал ее, бросил Олегу на живот, и сказал:
Ты не переживай, жених. Мы групповушку нашу на телефон снимем, а потом тебе покажем, все подробности. Кино тебе будет, про чистую и светлую любовь.
Макс заржал, перешагнул через Олега и пошел в кабинет, оттуда раздался негромкий писк телефонных клавиш, потом голос:
Саня, здорово! Отдохнуть не желаешь? Девка есть на примете, такая, как ты любишь, мелкая, но сиськи имеются. Да хоть сейчас, мы со Стасом за тобой заедем. Она не откажется, не сомневайся.
Вот так. Чирков похлопал Олега по щеке, поднялся на ноги и пошел к двери. Из кабинета донеслись голоса, потом Олег услышал адрес: улица Мира, дом квартира Наташкин адрес. Конечно, Чирков его знает, она же свидетель Сейчас они поедут к ней, а она как раз дома, на работу собирается, или уже спит, ночь ведь. Или уже утро?
Не надо.
Эти слова за него будто произнес кто-то другой. Олег набрал в грудь побольше воздуха, закашлялся, попытался подняться. Оперся на локти, оторвался от пола и сказал уже громче, крикнул бы, если мог, боялся, что эти двое его не услышат:
Не надо, я все подпишу. Не трогайте Наташку, скоты.
Чирков и его подельник показались в дверях, подняли Олега с пола, вытащили в коридор, оттуда в кабинет, усадили на стул. Макс держал Олега за плечи, пока Чирков раскладывал на столе документы. Олег пытался прочитать хоть что-то, но перед глазами все плыло, смысл написанного терялся, да он и ручку-то еле держал в пальцах, с трудом выводил свою подпись под строчками протокола.
Вот и все, умница. Чирков просмотрел бумаги, убрал их в папку, и снова покровительственно похлопал Олега по щеке.
Хороший мальчик. Ничего, на первый раз много тебе не дадут, посидишь, отдохнешь. Может, открытие какое совершишь и Нобелевку получишь за открытие тайны черных дыр. Тогда все девки твои будут Макс, звони, пусть забирают. И Сане скажи, что отбой, пусть его сегодня профессионалки обслужат, он, поди, уже отдохнуть настроился, а тут такой облом
И будто чумной вихрь поднял и поволок дальше: провонявший блевотиной полицейский «уазик», койка в ИВС с зарешеченным окошком под потолком, потом Сизо. Теснота, духота, мат, отбросы вместо еды, тошнота, головная боль, потом разговор в небольшом кабинете с полной активной черноволосой женщиной средних лет, что сидела за столом напротив бесплатным адвокатом.
Плохи ваши дела, с места в карьер начала она, лет шесть вам дадут, не меньше. Учитывая тяжесть содеянного плюс то, что потерпевший оказался инвалидом, и ему понадобилось специальное лечение после нападения В общем, я вас предупредила, готовьтесь.
Несколько лет назад Олег переболел воспалением легких. Температура зашкаливала за сорок, антибиотики не помогали, и в какой-то момент он решил, что это все, конец карьеры. Боли тогда он не чувствовал, да и не только боли вообще ничего, кроме странного чувства, что оказался на карусели, как в детстве. Только та стоит на месте, а мир крутится вокруг, показывает картинки: яркие, пестрые, живые. Слышал даже голос матери, давно и прочно, казалось, забытый, а потом отец привез новые термоядерные, по словам завотделением антибиотики, и все прошло. А сейчас все вернулось, только дышал он почти свободно, боль в сломанных ребрах чувствовал через раз, но мир снова кружился вокруг него, на это раз не задевая. Сутки сменяли друг друга, наступала ночь, шел дождь, вокруг мельтешили зэки и охрана, а он по-прежнему думал, что все пройдет. Даже свидание с отцом прошло как под гипнозом, Олег в основном молчал и смотрел вбок, не в силах взглянуть в глаза родному человеку.
Отец седой, загорелый, немного сутулился как всегда, старался выглядеть спокойно, говорил уверенно, но во взгляде читалась растерянность и толика отчаяния.
Как? только и спросил он, увидев сына за стеклянной перегородкой, как, Олег? Почему? Ты можешь мне объяснить?
Не мог, даже если бы и хотел, слова отца не задевали его, будто чужой человек сидел напротив, которому все безразлично. Отец состояние сына помнил, и заговорил снова:
Олег, я им не верю, это чушь, бред, это подстава. Тебя заставили это подписать? Тебя били? Ты как себя чувствуешь? Да не молчи ты!
Он смотрел в лицо сына, смотрел пристально, да только зря старался. Мелкие ссадины на лице давно зажили, а кровоподтеки на ребрах и позвоночнике скрывает футболка, только не надо отцу знать об этом, незачем.
Олег поднял глаза, посмотрел на отца и собрался с духом:
Нет, я сам. Все так и было.
И, не давая отцу сказать и слова, спросил:
Как Наташка? Ты ее видел, она звонила?
И только сейчас будто стряхнул с себя сонную одурь последних дней, и не сводил с отца глаз. Тот развел руками:
Не знаю, пропала. Телефон выключен, по городскому никто не отвечает. Я звонил вчера и сегодня утром тишина.
От этой новости стало полегче, почему-то пришла уверенность, что Наташка в безопасности, что ей хватило ума сообразить, что дело дрянь и уехать куда подальше, и отсидеться, пока все не уляжется. А если еще здесь, то пусть уезжает немедленно, хоть она Чиркову не нужна, он свое получил, и девушку не тронет. «Или наврал?» тяжко шелохнулось нехорошее предчувствие, но Олег отогнал его из последних сил.
Передай ей, что у меня все нормально.
Замолчи! выкрикнул отец, замолчи и меня слушай! Плевать мне на твою прошмандовку, мне ты нужен, живой и здоровый! Я квартиру и дачу продам, найду тебе хорошего адвоката, он тебя вытащит.
Отец Наташку малость недолюбливал, но старался скрывать свою неприязнь, однако сейчас сдерживаться не стал, и Олег попытался перевести разговор на другое:
Не надо, не поможет, сказал он, но тщетно: отец и слушать его не стал. Махнул рукой и резко поднялся со стула, поспешно вышел из комнаты для свиданий. Олега увел конвой, и, пока шли в камеру, он снова, как в тину, погрузился в свою «пневмонию» так было легче ждать финала.
А вот суд он помнил отчетливо, все до последней минуты, почти слово в слово, сказанное каждым из тех, кто находился в зале. Их было немного: судья, секретарь, прокурорский, отец в новом костюме, белой рубашке, с государственной наградой на лацкане пиджака, сидел рядом с приятелем-соседом, пожилым полным мужиком из квартиры напротив. Наташка не пришла, зато «потерпевшие» привалили толпой. Собственно инвалид он приковылял с палочкой сидел, прижимая жирную короткопалую лапу к груди, не забывая при этом тяжело дышать. Рядом суетилась полная беловолосая тетка, шуршала упаковками лекарств, совала «инвалиду» то таблетку, то пузырек, но тот героически отказывался. И, превозмогая боль, поведал суду, как Покровский О. С. напал на него с ножом, причинив тем самым вред и без того слабому здоровью. Вред квалифицировали как средней тяжести, о чем имелось экспертное заключение, потом выступал свидетель, Титов, чернявый с квадратной рожей, третьего почему-то не было. Зато этот отдувался за двоих: складно пропел суду свои показания, после чего зачитали Наташкины. «Мы подъехали к моему подъезду, у подъезда сидели Капустин и еще два человека. Покровский увидел их, и сказал: «ненавижу, суки, сейчас вы подохнете», достал нож и набросился на Капустина». Этот удар Олег перенес спокойно: чего-то подобного он ждал, по-другому просто и быть не могло. Новые показания, чудесные справки он уже устал удивляться, и просто ждал, когда все закончится.
Отец, услышав это, выругался в голос, получил замечание от судьи, смотрел то на сына за решеткой, то в окно. Дачу он продал, а вот с адвокатом не успел: слишком быстро назначили суд, и «бесплатная» тетенька сидела неподвижно с прямой спиной, и что-то записывала в блокнот. Крыть ей было нечем, выступление получилось кратким и смазанным, его выслушали и сразу забыли.
А отец тем временем бледнел, бледнел на глазах, тянулся к галстуку, дернул его, стащил, расстегнул пуговицы. Но справился с собой, поднялся на ноги, когда судья зачитывала приговор. Олег не сводил глаз с отца, и невнимательно слушал, что там вещает серьезная молодая женщина. Она говорила долго, зачитывала с листа, брала их со стола один за другим, отец держался за спинку кресла и молчал, сжав губы, судья говорила, инвалид внимал ей, как и оплывшая блондинка, ростом сыночку едва ли до плеча.
Семь лет колонии общего режима, прозвучало в тишине, зашуршали бумаги, судья села на место. А отец посмотрел на Олега, странно улыбнулся и вдруг повалился набок, сосед подхватил его, заозирался по сторонам, не зная, что делать. Олег кинулся к решетке, но охранник закрыл ему обзор, заорал что-то, угрожая, но Олегу было плевать. Он ничего не видел, хотел крикнуть, позвать отца, но горло перехватило, внутри все сжалось в ледяной комок. Успел только заметить, как отца под руки выводят из зала, следом поспешно смывается инвалид с мамашей, потом уходят остальные. Олег вцепился обеими руками в прутья и смотрел через плечо охранника на дверь, смотрел, пока не грохнула решетка, и конвой не потащил его к выходу.