Я заменил свою многострадальную винтовку на две запасных, собрал все патроны, которые нашел и еще залез под машину, чтобы достать священное оружие Али. Нашел только половину от треснувшего почти посередине крутого дерева бонгосси. И тут халтура.
Я, итак-то особо не верил в магическую силу камаджоров, хоть и надеялся, а теперь совсем расстроился. А еще больше расстроился за Али, понимая, как много она для него значит. Изолентой тут дело не решить, но, может, хоть самого Али еще найду.
Я еще раз обыскал машину в поисках оставшихся припасов. Закинулся парой местных аналогов «сникерса», убедил себя не мечтать о нормальной еде, сигаретке и чашечке крепкого кофе. А лучше вообще не мечтать, а разобраться с контролем своего тела и эмоций. И почесал в лес по следам беглеца.
* * *
Несмотря на фору, своего условного проводника я нагнал довольно быстро, но трогать не стал. Держался на расстоянии, продолжая идти по следу. Рассчитывал, что он приведет меня к камаджорам. И несколько раз находил подтверждения в виде дополнительных следов на маршруте. Помимо примятой травы, порванной паутины, сломанных веток и фантиков от батончиков встречались и специально оставленные хлебные крошки от Дедушки Лу. Обрывки ткани, а иногда и просто цветные нитки, которые наш африканский хипстер отрывал от своего не по району модного прикида.
Эти папуасы тебе за шмот-то пояснят, я пробурчал, когда нашел очки Дедушки Лу с одним разбитым глазом.
Через пару километров заросли расступились и открылся вид на небольшую долину с первыми признаками цивилизации. Где-то километр заросшего травой поля, потом накатанная дорога, а за ней стройные ряды банановой плантации. Я насчитал почти девяносто рядов вдоль, пока не сбился, и примерно столько же поперек. И сбился я даже не на середине.
К центру плантации вела грунтовка и там был просвет, в котором едва проглядывалось несколько крыш невысоких построек. Крупный резервуар для воды, склад с металлической крышей без стен, особняк, где жили владельцы и несколько мелких построек для работников и длинное здание, похожее на теплицу.
Мой беглец как раз подбегал к дороге, оставляя после себя широкий фарватер смятой травы. Забор у плантации отсутствовал, только что-то типа бордюра и то не для охраны, а формально границы очертить. Часовых я тоже не заметил, хотя несколько полуголых чернокожих женщин с белыми лицами собирали спелые бананы в большие плетеные корзины. А ближе к центру и постройкам в просвете между деревьями мелькало много черных пятен и шел легкий дымок от костра. Периодически с ветром доносились звуки очередной демонической молитвы.
Знал бы, что все будет так просто, прибил бы беглеца раньше, чтобы не настучал. Сейчас есть еще шанс достать его из «мосинки», но смысла нет. Так что будем исходить из того, что обо мне знают.
Я вернулся в лес и пошел вдоль поля, чтобы найти место, где бананы будут вплотную к лесу расти. Поглядывал на плантацию, ждал какой-то реакции и дождался. Застучали барабаны, звук песнопений усилился, а к светлому дыму примешался черный оттенок. Женщины перестали собирать урожай, побросали корзинки и скрылись где-то в районе построек. И все. В атаку толпой не ломанулись.
Либо ленивые, либо умные. Или беглец доходчиво объяснил, что у белого дяди есть огненная палка, которая издалека умеет убивать, и бежать через открытое поле не самая выигрышная позиция.
Я читал как-то про темные обычаи и древние обряды некоторых племен. Которые даже сейчас живут, как их предки сотни лет назад. Отвергают медицину, технику, отрезают детям половые органы, режут себя, как тот придурок с веткой в глазу. Делают губы бублики, жирафьи шеи, кошмарят животных, едят людей только вот не во все верил. А теперь на фоне оживших мертвецов, как-то это и не странно. И единственное, что меня сейчас заботит, так это чтобы огнестрела у этих припудренных не было. А так, пусть хоть яйца себе на лбу отращивают и бананы в ушах носят.
Барабаны не унимались, становились громче, а ритм ускорялся. К одинокой скрипучей колдовской проповеди присоединился гул голосов не очень психически здоровых людей. Слышалось предвкушение и экстаз, переходящий в ровное подвывание.
Я как-то в молодости подрабатывал в одном спортивном комплексе, и там главный зал арендовали сетевики с прямыми продажами. Пара тысяч человек набилась на трибуны, их с утра шампанским буханули, а потом стали бриллиантовых директоров чествовать. В зале на экране показывали, как лимузин из аэропорта героев встречает и привозит, а в зале все скандировали название компании. Вот примерно так же скандировали. А мы с мужиками ржали, потому что, как курить вышли, увидели, что лимузин аккурат за углом очередную звезду забирает, десять метров до входа перед камерой проезжает и высаживает. И по кругу за следующим.
Сказал бы мне кто тогда, что через пятнадцать лет буду в бананах прятаться и дружественных горе-колдунов спасать от других маньяков-колдунов и все это под соусом зомби, я бы больше поверил, что сам бриллиантовой звездой стану в прямых продажах.
Но нет. Я действительно крался среди бананов. Прятался за широкими листьями и ароматными гроздьями спелых, сочных, свежайших бананов. Как те мыши, что кололись, плакали, но продолжали есть кактус, я шухерился, перебегал от дерева к дереву, озирался по сторонам, но продолжал есть бананы.
Ну, да. Бананы вкусные девять из десяти людей так думают, я среди них. Теперь только кроме сушеных. Но эти были бесподобными. Живое местное с грядки в сравнении с тем, что приезжает к нам в магазины, это даже не резиновая женщина против настоящей, или финская сауна против русской бани
Пока там, пока здесь а солнце уже на другую сторону перевалило и расход энергии от побочки шел с перерасходом. Нервирует мысль, что побочка в обратную сторону качнет в самый неподходящий момент.
Или я просто голодный был. Если придется в этой стране задержаться, то буду здесь жить. Пофиг, что ЖД музей в боевую крепость оформили, не шпалы же там грызть.
Остановиться смог, только когда услышал крик Дедушки Лу:
Кооосмоооос! Если ты где-то рядом и ждешь лучшего момента, то он уже настал! Скооореее!
Глава 6
Я аж бананом подавился. Вжал голову в плечи и воровато оглянулся, будто меня спалили на чем-то плохом. Выплюнул недоеденный кусок, похлопал себя по животу, встряхнулся и, уйдя в тень широких листьев, двинулся на шум.
Раскидистые деревья с толстыми гроздьями бананов отлично обеспечивали маскировку, а вот бесшумно идти не получалось все из-за этих же листьев. Отмершие коричневые и очень сухие, оттого и скрипучие они выдавали каждый шаг. А еще паутина, то с одной стороны, то с другой ветви и гроздья были затянуты белой плотной пленкой, навевая мысли о коконах с созревающим мерзким молодняком.
В принципе, я к паукам нормально отношусь, даже не убил ни одного за всю жизнь. В детстве в спичечный коробок всегда ловил залетных, бегающих по подоконнику, и в форточку вытряхивал, мол убивать примета плохая. Но те милые были, а здесь фиг поймешь, что может за шиворот свалиться.
Я забил на скрипучие листья и ускорился, с тем размахом, которым гуляли туземцы барабаны, вой, топот и хлопки, я мог и на тракторе ехать, не услышали бы. Метров через тридцать, стало понятно, что и не увидели бы.
Первый часовой, на которого я натолкнулся, представлял из себя нечто среднее с пугалом и охранным идолом. Глиняный чурбан в человеческий рост, у которого некоторые части тела заменили полуистлевшими завяленными запчастями от людей. На широкой ровной стойке, в которую превращались плечи, установили три человеческих черепа один старый, пожелтевший от времени с выбитыми передними зубами, только клыки оставили, и два почти свеженьких, причем неафриканских. Черепа развернули в разные стороны и вокруг глазных провалов нарисовали большие белые круги. На глиняной груди добавили неровные геометрические фигуры, напоминающие доспехи. А образ воина-часового дополняли две костяные руки, плотно вогнанные в глиняное основание на уровне живота с коротким ржавым копьем.
Я так и не верил в местную магию, но круги вокруг глазниц сделали с каким-то эффектом. Куда бы я ни повернулся, создавалось ощущение, что черепа пялятся именно на меня. Да, ну бред. Просто страшилка для местных, а зомби тут мало просто потому, что глушь.
Тьфу, ты, талантливые черти, намалевали объемную картинку, я сплюнул, задумался, а потом еще два раза плюнул через плечо и сложил пальцы крестиком, Плюнь три раза, не моя зараза. Ни мамы, ни папы, ни сестры
Бормоча детскую считалку, я продвинулся вперед. Откуда уже можно было разглядеть поляну, на которой происходили туземные пляски. С одной стороны хозяйский дом и сараи, с другой полукругом построили четыре клетки из толстых брусьев, в которых сидели пленники. В первой я разглядел оборванного и помятого Дедушку Лу взлохмаченная седая борода потеряла весь свой хипстерский лоск, и хоть на черной коже сложно было разглядеть побои, но его точно били. Левый глаз заплыл и не открывался, а верхняя, итак, не маленькая губа, распухла, как от осиного укуса.
В следующей клетке вяло шарахались зомби. Тянули худые руки сквозь решетку, но настолько вяло, с таким отчаянием и без надежды на успех, что мне их даже жалко стало. Даже спасать их нет смысла, чтобы они помогли с колдунами разобраться, нужно будет им сначала мясо чуть ли не за ручку привести в эту клетку.
А вот в двух следующих клетках вот оттуда гневом и жаждой крови несло так, что непонятно, почему вообще хоть кто-то живой еще на поляне есть. В первой клетке сидели мужчины и дети, а во второй женщины но уровень злобы и нетерпения ощущался примерно одинаково. От женской даже сильнее.
Тоже туземцы, но какое-то другое племя. Умыть, причесать, вернуть одежду в состояние до плена и прям готовая обложка для номера National Geographic про экзотический туризм. В обрывках одежды некогда преобладали голубые оттенки, у всех волосы средней длины, аккуратно подстриженные под горшок и заплетенные в десятки маленьких косичек. Спиральки-макароны напомнило, только черного цвета. На груди у некоторых видны остатки некогда массивных украшений из разноцветных камушков, бусинок или ракушек. Клетки не то чтобы большие, но человек по семь восемь в каждую набилось, и у живых, и у мертвых, кроме одиночки Дедушки Лу.
В центре поляны горел большой костер, жарящий вверх почти на метр и чадящий черным дымом, рядом с ним установили широкое, где-то метровое ложе, похожее на алтарь для жертвоприношений. И на нем кто-то лежал.
Свободное пространство вокруг костра занимали зрители с разукрашенными белыми лицами и в соломенных юбках. Стояли полукругом с противоположной стороны от клеток. Первые ряды корчились на коленях и, размахивая руками, то бились лбами о землю, то вскидывали руки под бой барабанов. Второй и третий ряд покачивался в трансе, мелькнуло несколько барабанов, но многие держали в руках оружие: копья, духовые трубки, луки.
И всем этим странным действом управляло три странных существа. Вокруг костра в эпилептическом припадке тряслось три бабайки. Снились бы мне такие в детстве, неделю потом спать бы не смог.
Бесформенное одеяние из черной соломы шло от шеи и полностью закрывало тело и опутывало плечи. На руках от локтей до аналога наших варежек рукава из черной ткани. На голове черный шлем с резной маской вместо лица. Довольно ровно вырезана гармошка, имитирующая шею, потом маленькое толстое лицо, будто сумоист тужится, щурясь глазками-бусинками. А на лбу приделали гребешок и два ряда маленьких рожек по бокам.
Самый крупный выступал в роли заводилы и выдавал основную партию заунывного злобного воя, а два помельче задавали ритм. В руках главарь держал длинный кривой нож, а его подельники тлеющие сухие ветки.
Кооосмооос! Ты гдеее? Спаси Али! Дедушка Лу вскарабкался по прутьям и, просунув голову между прутьями, заголосил как резаный.
Фак. Но резаным был не он. Главный бабайка сделал шаг в сторону, открыв обзор на алтарь, и я разглядел связанного окровавленного Али, уже с одним глубоким порезом на лбу. Но парень был жив, пытался вырваться из веревок, хрипел и матерился совсем не по-местному. Французские слова довольно мелодично переплетались с эмоциональным русским матом.
Бабайка с ножом закричал и замахнулся для очередного удара.
Я покосился на глиняное пугало, в тени которого, стоял. Поплевал через плечо, и, чуть сместившись, поднял «мосинку» в сторону алтаря. Задержал дыхание и выцепил сквозь листву, толстую деревянную маску. Прикинул, по длине шеи, где за маской может прятаться лоб.
Все еще держа нож, занесенным над Али, колдун что-то прокричал, дождался, когда толпа ответит ему и сделал глубокий вдох, собирая силы для удара. В этот момент я выстрелил.
Маску разнесло вдребезги, окрашенные кровью щепки брызнули во все стороны, колдуна отбросило к костру. Сухой, чем-то пропитанный тростник моментально вспыхнул. Один из помощников сунулся к колдуну, но сам начал тлеть и дымиться. Отпрыгнул, колотя себя варежками, но для него все стало только хуже. Тростник вспыхнул, колдун бросился в толпу, надеясь на помощь, но только добавил паники и неразберихи.
Барабаны не стихали, задний ряд либо вообще не понял, что происходит, либо обрадовался новому огненному шоу. Несколько туземцев из первого ряда, застыли в разных позах, прекратив кланяться, и замерли, пытаясь понять, что происходит. Активным и действенным остался только второй помощник колдуна сориентировался и заверещал.
Громкий голос почти перекричал барабаны, но в мои планы это не входило. Бабайка повернулся ко мне спиной, начал махать руками, что-то втолковывая толпе. И заткнулся на полуслове, рухнув на землю с простреленным затылком.
Коооосмоосс! Открой макуто! закричал Дедушка Лу, от натуги переходя на визг.
Кого? Чего? Ничего не понял, но методом исключения решил, что речь идет о племени в голубом. Сместился в сторону, пошел по диагонали, стараясь, чтобы меня не заметили с поляны. Где уже все разобрались, что что-то пошло не так. Барабаны смолкли, крики трансирующих обдолбышей сменились на резкое, четкое гарканье команд и воинствующие уханья.
Я еще трижды выстрелил, перебегая от дерева к дереву и выцеливая либо самых крикливых, либо тех, кто пытался подбежать к связанному Али.
Постепенно туземцы смогли организоваться, часть бросилась в банановую рощу в поисках обидчика, но не понимая наверняка, где я нахожусь. А вторая все еще кучковалась у костра, перестроившись к бою. Женщин и детей там фиг разберешь, но тех, кто пониже и потолще, оттеснили назад и пытались спрятать за спинами и щитами.
Я закинул пустую винтовку за спину и взял вторую. Пять выстрелов у меня еще есть, а дальше придется в штыковую. Заметили меня в момент, когда я уже крался мимо клеток. Войны Макуто, что женщины, что мужчины притихли, смотрели на меня настороженно, но, когда Дедушка Лу крикнул что-то на местном наречии, взорвались приветственным воплем. А потом стали орать на беломордых, хватать сквозь прутья тех, кто бросился в мою сторону и с большим размахом трясти прутья клетки.
На пути у меня появилось трое белые маски, короткие тростниковые юбки, в руках короткие копья, за спиной еще двое с духовыми трубками. Я пальнул в дальнего, уже надувшего щеки, и бросился по прутьям, как по лестнице, наверх клетки.
Перекатился по крыше и навис над замком, прицелился, краем глаза отметил дротики, летевшие мне в голову. Увернулся, балансируя на прутьях. Снизу аборигены поняли, что я хочу сделать и, не боясь, что попаду кому-нибудь по пальцам, развернули замок так, чтобы тот слетел уж наверняка. Остальные замерли, чтобы не расшатывать клетку, и я выстрелил. Попал ровно по платформе, в которую пряталась дужка.