Соблазненные одиночеством - Фохт Николай 2 стр.



ЖЕНЯ (рассказывает): Света мне очень понравилась, очень. Невысокая, ниже Васьки, коренастая, сильные ноги, крепкая попка, небольшая грудь, хорошие волосы. Не красивая, но и не отвратительная. Вниманием мальчиков не избалована, но носит не бижутерию, а золото. Мне показалось, что Вася ее интересует с исследовательской точки зрения. Про Васю можно сказать то же самое: он с нею раскован, ироничен, при каждом удобном случае прикасается к ее руке, трогает за плечо, шепчет на ухо. Она не краснеет, но демонстрирует застенчивость умело, скупыми и убедительными выразительными средствами.

Я ее тоже немного пощупала, чтобы окончательно удостовериться. По спине похлопала, приобняла один раз, погладила по голове. Нормально. Ваське намекнула, что девица прямо ничего и подмигнула, что со мной редко случается. Да, еще сказала, что мешать не буду, а пойду по делам зря что ли отгул взяла. Но задержалась и дождалась, когда заиграет музыка. Потом залезла в интернет, написала кое-что, потом действительно вышла из дома.

Поехала на Ташкентскую, к Максу домой. Позвонила ему в Спорткомитет, он поднял трубку, значит проторчит там до семи. План такой: незаметно пробраться в квартиру, насыпать десять таблеток в серебряный кувшин, из которого он пьет воду, размешать, посмотреть, как он живет без меня и вернуться домой.

7. Соединение установлено

ЖЕНЯ (e-mail): Здравствуй сынуля, это твоя мама. Решила написать тебе так проще, а то дома по-настоящему поговорить не удается. Это я, конечно, виновата, а не ты.

Ты знаешь, я по тебе очень скучаю. Я скучаю по тем дням, когда мы были рядом, но я почти не знала тебя. Я скучаю по тому времени, когда ты был совсем маленьким. Я тебя плохо помню маленьким. Я любила тебя, мой дорогой, но устроила свою жизнь так бездарно, что пропустила все важное из того времени.

Я хочу рассказать тебе об одном случае, когда мне было очень хорошо, а тебя не было рядом, я даже не подумала о тебе. Мы с Максимом лет шесть назад были на Домбае. Он катался, я пила глинтвейн внизу, там, где чайники учатся. Стемнело, Максима не было, и я должна была волноваться, искать его, нервничать, в общем. Но понимаешь, мне наоборот было хорошо. Я даже воображала, что Макс разбился, что вероятнее всего, насмерть и лежит где-нибудь на склоне, и занесло его снегом, а он не может подать голос, потому что сломал ну, скажем, позвоночник. Я вышла из кафе и посмотрела в небо. Близкое, глубокое, теплое. Ты знаешь, я закрыла глаза, растопырила руки и стояла так долго. Мне казалось, что я опускаюсь под землю вместе с небом. Чтобы там, под землей у меня был свой мир, со своим теплым небом. И так было несколько минут. Представляешь, я под землей, надо мной черное кавказское небо и счастье, которого мне хватит на всю жизнь. Несколько минут и все.

Конечно, Макс уже был в соседнем номере, когда я вернулась в гостиницу. Он забыл, где меня оставил. Решил, что я вообще спать осталась. Не пьяный был, кстати. Вот видишь, какая я. И только недавно я посмотрела на себя со стороны. И стала думать по-другому, другим умом, странным, более умным и холодным. И мне стало почти так же хорошо, как тогда на Домбае. Но только теперь рядом, в моих мыслях был ты. Вернее, только ты.

Что я еще хочу сказать. Мне нравятся девочки, которые к нам ходят. Они славные, даже Марина. Мне нравится музыка, которую вы там слушаете. И вообще, спасибо тебе. Например, за интернет.

Ответь, если хочешь. Разговаривать об этом не обязательно. Это совсем другое. Пусть другим оно и останется. Пока, Женя, jenia007@rambler.ru

8. Соединение разорвано

ЖЕНЯ: Только я вставила ключ в замок, дверь открыла Нина Георгиевна, мама Максима. Она как будто ждала меня. Здравствуй, говорит, Женя, как дела? Да, говорю, нормально, вот Максу ключи решила вернуть. Мы прошли на кухню, она чай поставила, разогрела пирожки. Вот говорит, ему готовлю, а то у него с желудком что-то, отравился на днях очень сильно. Ест в сухомятку, в холодильник не заглядывает, в ресторанах сейчас тухлятину дают. Да, говорю, правда. Он, спрашиваю, живет с кем-нибудь? Не знаю, отвечает, таскается куда-то, а так никого не видно. И, главное, не говорит, что, мол, жаль, что вы с Максиком разошлись. Ладно. На прощание я говорю:  Вот я для Макса еще витамины притащила. Хорошие, английские. Пусть пьет, укрепляется. И отдала новенькую, закупоренную баночку. Нина Георгиевна, кажется, витаминам очень обрадовалась и вдруг сказала, что скучает по мне. Почти прослезились.


Ох, как же хорошо! Лечу обратно домой, песенки напеваю, давно такого не было. Давно не было так спокойно и радостно. Прямо хочется кому-нибудь спасибо сказать. Поблагодарить от души, расцеловать. За то, что с нами ничего не будет: ни плохого, ни хорошего. За то, что все образуется обычным порядком, скучным и мудрым. За то, что тебя всегда простят те, кому не прощать нельзя. И ты ты тоже простишь всем, кому положено. За то, что у меня есть свое место на земле, под землей. И над моим местом есть небо, прихваченное, казалось на время, а вышло навсегда, навечно.

Как просто.

Песни и огонь Виолетты

Страсти по пластинке

Сцена это театральная сцена. Перед спектаклем, после когда угодно. Нет декораций или остатки закончившегося спектакля. Характерные приметы пустой, неживой сцены. Как будто слышны звуки радио из буфета; переговариваются рабочие; начинается монтировка другого спектакля или снимают декорации прошедшего.

Решительно, истерично сцену пересекает Виолетта. Так не к месту среди ночи в дверь звонят брошенные любовницы. Под мышкой у нее клавишные, в руках какие-то бумажки. Виолетта решительно, нагло начинает приготовления. Притаскивает тумбочку или стул, ставит инструмент, достает микрофон и т.п. Она видит, что в зале публика, ей, собственно, этого и надо. Закончив приготовления вдруг, она садится и поет.


(поет Что-то случилось)


ВИОЛЕТТА (зрителям): Нравится? По-моему, гениально. Моя песня. Я Виолетта Я в музыке разбираюсь: музыкальную школу закончила. В Алма-Ате. И институт культуры там же. Может не устраивает что-то? Может начало не нравится начало хорошее: до-минор. У меня песен целый альбом. Или есть вопросы? (встает из-за инструмента)

Я вот просто хочу узнать, чем эта моя песня хуже? Вот именно, что не хуже. И весь альбом, который вам придется выслушать, тоже не хуже. Лучше многих. Ну а почему в таком случае я здесь должна еще оправдываться. Почему вместо того, чтобы лежать в теплой ванне вместе с моим лучшим мальчиком Василием, например, и смотреть скачки на кубок Фишера по портативному телевизору Панасоник и делать маленькие, милые ставки, я до вечера болтаюсь в театре. Жду, блин, встречи со зрителем. А зритель ля от фа не Зато когда безголосые придурки и девки каких-то бандитов вылезают и рот начинают открывать в такт Никаких вопросов. И пластиночку купим, и билетик приобретем. Да ведь, лапули? А искусство хер с ним. Насрать на искусство. И эта песенка тоже будет смешной. Умора прям. Я сама когда ее пою заливаюсь, остановиться не могу. Хоть к врачу обращайся.


(поет Давай поедем в город)

Просто

ВИОЛЕТТА. Мне негде больше петь. Нет у меня фортепиано. Эту расческу (кивает на клавиши) взяла у Савелова Взяла Выменяла! Он их выбрасывать собирался, я точно знаю. А когда я попросила на вечер, в голосе переменился: старуха, говорит, клавиши новые, ты их спалить можешь, я на них работаю Пришлось ехать, зарабатывать право на аренду. Главное, он мне утром: ты там, если сбор хороший, пару долларов кинь за амортизацию. Говнюк.

А кто не говнюк? Я когда в Москву ехала, взрослой уже вроде была. Нет, я не за славой надоело среди казахов жить, если честно. Они вообще ни хрена в музыке не соображали. Ну еще там была личная история оставаться никак нельзя было. Мама и рада была, что я свалила не надо утешать. Отцу вообще наплевать было: я ведь каждый день со второго курса института отчисляюсь. И еду неизвестно куда. А что ему. Он и не догадывался, чем мне этот институт достался. А мама знала Ладно. Я знала, что прославлюсь какие разговоры. Еще в третьем классе написала песенку. Стихи сама придумала: "Добрые люди в окошках живут, добрые люди сапожки нам шьют. Днем не смолкает их стук молотков, много наделали нам башмаков, разных ботинок и сапогов" . С тех пор меня композитором и звали. Хотя больше я ни хрена не написала пела только как заведенная. Ух, пела! Москвы не боялась. Ленка, подружка моя талантливая. В консерву поступила, в Москву. Писала, что таланты очень нужны. Она по Подмосковью ездила: Шопена на арфе играла. На свадьбах. В Мытищах арфа тоже экзотика, как мерседес. Зачем в Москве казахские арфы? Но это я потом уже себя спросила, когда явилась в столицу. Подругу из консервы отчислили: некогда было ей учиться все время отнимал Шопен подмосковный. Короче, я в театр устроилась полы мыть. И в общежитии разрешили пожить со студентами. За семь лет стала неплохой уборщицей, а театр мой дом родной.


(поет Старая актриса)

Сердце

ВИОЛЕТТА. Любовь, как разместить тебя в этой маленькой комнате, в этой камере, где день и ночь шумит машина жизни, предательски вечная. Почему не помещается здесь такая маленькая любовь?

Чем завесить окна, как заколотить двери, чтобы никто не знал об этом домашнем аде? Весело шумит чайник, радостно горит телевизор, даже все чаще звонит телефон почему же так мертво? Где голос живого, теплого человека?

Я опять попробую встать пораньше, я стану петь музыку, которую еще не забыла. В эту музыку я вставлю слова, которые помню, которые люблю И это запретное слово, сладкое, тягучее, с запахом, вернет на несколько минут детское счастье жить: просто, без вопросов. Я вспомню отца, которого нет, маму, которая есть, но ее нет. Я перебегу улицу и уйду играть к восьмиэтажке, куда мама не разрешает. Я еще всех люблю, я еще все знаю и хочу увидеть. Еще люди вокруг настоящие, с сердцем и кровью, еще они дышат чисто, говорят ясные слова и гладят меня по голове. Меня никто никогда здесь не гладил по голове.

Несколько минут и все. И дальше опять эта комната без воздуха В дверь опять стучат, дверь надо открыть, а нет сил подняться и ответить: нет никого. В этой комнате, где не прекращается стук в дверь.


(поет Колыбельную)

Искусство

После работы я себе говорила: "О, как я хочу петь!" В черном длинном платье, с чернобуркой на плечах. Мне очень хотелось, чтобы наш лучший артист Андрей Геннадьевич увидел меня по телевизору и сказал: "Надо же! Она оказывается певица, а не уборщица" Вот если честно, ничего мне больше и не надо было.

Я сначала думала, что сложного стать знаменитой? В Москву приехала полдела сделано. Поэтому особенно не спешила. Было еще чем заняться. Меня мама попросила там замуж выйти. Еще надо город посмотреть. По театрам походить, нормальный кофе с пирожным выпить. Самое страшное, я не знала, зачем приехала. Так бывает. Вроде, надо ехать: останешься пропадешь, уедешь еще неизвестно. Может, хорошее чего получится.

Хорошее сразу и началось. У нас в театре звукорежиссер Саша. Я ему однажды про музыкальное оформление нашего спектакля. Кое что. Сначала он озверел уборщица в искусство вмешивается. Потом узнал, что в прошлом я композитор. Кофе меня даже угостил. В нашем буфете. С молоком.

Однажды он мне: я тут одного поэта встретил. То се, я ему про тебя рассказал. Он говорит, нет проблем, сделаем. Что, Саша, сделаем, спрашиваю. Ну, певицу, ты же хочешь. Я ему сказал, что ты музыку пишешь, а стихи не умеешь. Саша, я в своей жизни сочинила одну песенку про сапоги и все. Понимаешь, я петь люблю. Ну не знал. Только я договорился на завтра. Ну и что делать? Честно, мне так обрыдло торчать целый день в театре, потом еще в общаге Я купила в киоске стихи брошюрка такая, бежевая. Села к нашему театральному пианино и часа за два придумала четыре песни. В общем быстро получилось, мне понравилось. Я к встрече была готова.


(поет Ворону)


ВИОЛЕТТА. Я никогда не знала, что быть поэтом такое несчастье. Вообще, он оказался не поэтом, а журналистом. Аркадий. Я ему позвонила, он почему-то на "ты":

 Ну ты когда сможешь подъехать?

 Куда?  спрашиваю.

 В редакцию, куда еще.

 После работы, в шесть.

 В шесть буфет закроется, приезжай в пять.

Приехала. Он правда меня в буфет повел. Тоже кофе с молоком купил. И кекс. А смотрю на него тошнит. Голова грязная, глаза бегают.

 Рассказывай.

 Что?

 В каком жанре работаешь, что поешь? Ты ведь звездой хочешь? Я с пол-оборота заорала. Буфетчица пригнулась. Поэт пятнами пошел.

 Охуела?

 А ты всегда такой вежливый? Я, например, тебя первый раз вижу, пить с тобой не пила, телят не пасла. Мне Саша сказал, что ты поэт, а не хам.

Он мимо ушей.

 Ладно, в баню поедем. В семь там люди будут. Голос, вижу, у тебя есть.

 А что, в бане фортепиано имеется? Или ты просто помыться хочешь?

 Ты глухая: люди там будут. Правильные. Если хочешь петь, то петь надо им.

"Пошел ты"  так надо было сказать. Но правда: такая тоска дома, я не знала, что бывает так плохо. Даже в Алма-Ате веселее. Короче, поехала.

Не обманул Аркаша. Мылись там настоящий композитор, которого даже я знала. Да еще пара придурков. И две проститутки не считая меня. Мне чего-то весело стало. Я первый раз за все это сраное время смеюсь, болтаю. Федор Иванович, композитор, так внимательно меня слушает водки подливает культурно, профессионально. В бане, говорит, разговаривать о нашем деле неудобно. Сегодня я вас домой отвезу, а встретимся завтра. После шести. У меня. Там, кстати, как ни странно и рояль имеется. И дал мне хороший шампунь. Я хоть голову по-человечески помыла.

Все так и случилось: он меня на своей машине до общаги подвез, завтра я в полседьмого к нему в Печатники подтянулась. Песенки мои Федор Иванович послушал и грустно так: ну вы же понимаете, что это говно. И водки наливает.

Я у него осталась за правду. Нет мне просто хотелось. И еще хотелось выспаться в отдельной квартире, утром пописать в отдельном туалете, позавтракать за одним столом с мужчиной.


(поет Маэстро)

Другая жизнь

ВИОЛЕТТА. Ничего, жить можно. Хотя интересно только неделю. Познакомилась со всеми, кто поет песни Федора Ивановича. С некоторыми из них обменялась телефонами Федор иногда доверял мне сказать несколько слов в разговоре со своими певичками. Разговаривали они просто: вроде про очень серьезные вещи а весело, с матком. Как и предполагала, ошивается в этом деле всякий сброд. Я со своей музшколой была на равных. Потом скучно стало. Причем, Феде еще раньше, чем мне. Зато Валя, администратор, проявил интерес. А Федор Иванович рассказывал, что Валя голубой. Ошибся.

Ладно, это все понятно. Жизнь есть жизнь. Терять, как популярно объяснили "правильные люди", мне в этой жизни нечего можно расслабиться. Я расслабилась. Только вот странно.

Еду часов в восемь утра на работу. По Калининскому. Смотрю, один киоск работает. Остановилась. Там музыка продавалась кассеты и лазерные диски. Не знаю, что случилось, но я выгребла из кармана последние деньги и купила компакт Моцарта. Целый день я слушала, разглядывала, нюхала. И даже лизнула. Как заболела грипп такой бывает: долгий, без температуры, не веришь, что однажды выздоровеешь.


(поет Я твое повторяю имя)

Дар

ВИОЛЕТТА. Когда тебя убивают, надо верить, что ты бессмертен. Тогда сразу после смерти ты уродишься новым и умным. Ты будешь слушать ветер и слышать звуки, из которых он состоит. Если не веришь в бессмертие, оно настигнет внезапно. Открывается небо, очищается воздух. Жизнь врывается и колошматит прямо в сердце. И просишь сам: дай мне умереть опять. Верни мне ночь, отдай мой пыльный, хмурый город. Потому что друзья смеются, потому что забывают близкие. И клубится новая жизнь, и не видно ее почти никому не докажешь ничего. Господи, как прекрасно, как невыносимо так жить. По колено в грязи и открытое небо другого цвета. Проклятье. Дар божий. Душа поднимается, и смотрит сверху грустно. Глухие затевают с тобой разговоры, слепые объясняют, как устроен мир. Ты все слушаешь, все веселее и легче тебе, все громче поет душа. И безнадежнее прошлое, и невозможнее будущее. Но нет пути назад тебя убили, ты воскресла.


(поет Луч)

Кража

ВИОЛЕТТА. Два года жила этой безумной идеей выпустить такую вот гладкую, красивую пластинку. Как у Моцарта. Я стала писать песни как заведенная. Ничего не видела, ничего не хотела кроме одного: чтобы была у меня своя пластинка. «Альбом»  про себя говорила это слово и плакала. Я видела, как он выглядит, знала, сколько стоит, присмотрела несколько магазинов, где надо его продавать. И уже понимала: умру, если не сделаю этого. Не хотела я никакой славы плевать. Мне надо было избавится от этих песенок, от этого проклятого города и его уродов. У Саши выяснила, сколько стоит самой сделать пластинку Эх, нечего было мне продать я бы продала. И тогда я украла.

Назад Дальше