На этот раз не выдержала Аглаида Афанасьевна. Волнения прошедшего дня вдруг нахлынули на неё с неожиданной силой.
Павел Андреевич, ну что же Вы молчите! Это просто невыносимо. Бедный Константин Александрович! Сколько ему пришлось вынести! Можно ли ещё оправдать его? она почувствовала, что голос не слушается её и почти срывается на крик.
Борис Бенедиктович быстро подошёл к ней и обняв за плечи, успокаивающе прижался губами к её затылку. Это импульсивное нежное движение супруга, которое всегда вызывало в ней ответную нежность и мгновенную кротость, вдруг разозлило её и вызвало желание сбросить его руки и крикнуть ещё громче. Испугавшись самой себя, она шумно вздохнула и затем медленно, благодарно положила свою слегка вздрагивающую ладонь на руку мужа.
Павел Андреевич при звуках её голоса словно избавился от оцепенения, отнял руки от головы, и обведя всех собравшихся печальным взглядом, сказал серьёзно и горько:
Я совсем не предполагал этого обстоятельства. И главное, что это могло быть возможной версией, но я даже не подумал об этом, даже не заподозрил. Сегодня я подал прошение о пересмотре дела Франтова. Его долго не хотели принимать, но я поручился за положительный результат. Следствие начато повторно и до окончания следствия я не имею права открывать все детали. Всю предысторию я рассказал вам всем лишь потому, что должен был объяснить Аглаиде Афанасьевне эту ужасную сцену, случившуюся сегодня в саду.
Елена Андреевна покачала головой.
Поль, ты прекрасный адвокат. Я уверена, что ты сможешь оправдать Константина, и у него будет ещё один шанс начать правильную жизнь.
Если бы я только знал
Елена Андреевна коснулась его плеча.
Не казни себя. Ты сделал всё, что мог. Сейчас и у тебя тоже есть шанс, чтобы всё исправить.
Аглаида Афанасьевна поймала себя на мысли, что это она хочет положить руку Павлу Андреевичу на плечо и говорить ему различные ободряющие слова. Сжав кулак под покровом шелкового шарфа так, что ногти вонзились в ладонь до боли, она демонстративно отвернулась и меланхолично стала смотреть на пламенеющий, почти кровавый закат.
Он был похож на большого разноцветного тигра в огненную, оранжевую, дымчатую и бледно-розовую полоску. Тигр неторопливо и степенно махал хвостом, а откуда-то из тайного убежища следил за ним охотник-Ночь, раскидывая по темно-голубому небу яркие острые стрелы. В местах, где стрелы вспороли тонкий батистовый покров небесной высоты, вспухали и разливались пурпурные и алые потоки закатной крови. Тихо умирающие краски прошедшего дня бледнели и медленно стекали по растрескавшемуся небу к самому горизонту. Пульс живых дневных артерий слабел и тонул в звуках сверчковых колыбельных.
Борис Бенедиктович проводил гостей до калитки. Аглаида Афанасьевна даже не повернула головы в их сторону. У неё не оставалось никаких душевных сил ни на что.
Супруг вернулся и опять обнял её. Аглаида Афанасьевна почувствовала, что сейчас разрыдается, но вновь привычно сдержалась.
Ты сегодня очень расстроено выглядишь. Это из-за этой печальной истории с Франтовым? Брось, Павел Андреевич всё устроит наилучшим образом.
Аглаида Афанасьевна посмотрела на мужа снизу вверх. Он стоял совсем близко, и она отражалась в его глазах. Она долго смотрела ему в его такие родные глаза, прежде чем начала говорить.
Да, ты прав, Борис, я расстраиваюсь именно из-за этого.
И это была ложь. Первая ложь с момента их знакомства, сказанная так легко и непринужденно прямо в лицо бесконечно дорогому человеку.
VIII
Потянулись томительные летние дни. По рассказам Елены Андреевны Исполатов часто уезжал в город, много писал бумаг, искал, был неразговорчив, но собран и деловит. К Алмазинским он не показывался вот уже целую неделю.
Аглаида Афанасьевна то была весела, счастлива и занята множеством неотложных и важных дел, то погружалась в нервическое и раздражённое состояние, была всем недовольна или просто равнодушно сидела в беседке и делала вид, что читает книгу.
Борис Бенедиктович как обычно ездил в госпиталь, приезжал оттуда воодушевленный и много рассказывал о своей работе. Аглаида Афанасьевна раньше больше всего на свете любила слушать эти истории, старалась вникнуть и понять, чтобы поддержать с мужем разговор и разделить с ним дело его жизни. Сейчас же она почти не слушала его, хотя привычно делала заинтригованное лицо. Ей вдруг стало это неинтересно и немило. А он словно и не замечал ничего.
Она бы и рада была перемениться, но чувствовала, что никто из окружавших её не понимает и не чувствует этой смущавшей её внутренней бури. Ей хотелось, чтобы муж вместо привычных объятий просто сел с ней рядом и расспросил её хорошенько о том, что с ней происходит. А она не понимала, что с ней происходит, и это было вдвойне тошно и неприятно. Она думала об Исполатове, потом не думала о нём, хотела его видеть, потом испугавшись самой себя, бросалась молиться. Но молитва её была равнодушной, она безучастно повторяла слова, которые вдруг почему-то совершенно перестали что-либо значить для неё. Сердце её как будто каменело, мысли путались и расползались.
Дети, чувствуя беспокойное состояние матери, почти не тревожили её, жались к отцу, много играли с ним и охотно слушались няню.
В конце недели, к вечеру субботы Аглаида Афанасьевна собралась в храм. Она не была там очень давно. Ей чувствовалось, что это единственное, что может сейчас исцелить и вразумить её. Она очень хотела поехать с мужем, но Борис Бенедиктович опять внепланово остался на дежурстве в госпитале. И её это уже даже не расстроило.
Храм был совсем небольшой, старый, из потемневших от времени брёвен. Людей было совсем немного, знакомых никого. Аглаида Афанасьевна в своём светлом и пышном платье, в большой шляпе с воздушными перьями и маленьким букетиком живых цветов смотрелась экзотической бабочкой среди строгой молитвенной сосредоточенности простых людей. Ей стало неловко и даже стыдно, что она так разоделась, но как только она встала пред огромной иконой Богородицы, то забыла про всё смущение и неловкость. Она стояла недвижимо и внимательно смотрела на бесконечно прекрасный лик Пречистой Девы. В сердце её не поднималось ни единого молитвенного слова, но вся душа её скорбящая и волнующаяся воочию предстояла перед Божией Матерью в трепете.
Служба уже закончилась, но Аглаида Афанасьевна, не заметив этого, продолжала стоять на том же месте. Старенький священник в залатанной рясе подошёл к ней, постоял немного рядом, потом негромко сказал:
Мне надо закрывать храм.
Отец Иоаким, Аглаида Афанасьевна повернула к нему залитое слезами, но очень вдохновенное лицо, простите, я сейчас уйду.
Аглаида Афанасьевна, завтра жду Вас вновь утром. Приходите на службу всенепременно. Вы давно у нас не были. Как супруг и дети? Все здоровы?
Да, конечно, здоровы. Приду, обязательно приду, договорила Аглаида Афанасьевна, ещё глубоко вздыхая, но всё больше и больше успокаиваясь от спокойных речей отца Иоакима.
За порогом храма она свободно вздохнула и направилась к своей изящной коляске, запряженной парой лошадей.
Вот так встреча, Аглаида Афанасьевна! И Вы тоже на службе были? раздался вдруг знакомый голос.
IX
Аглаида Афанасьевна, резко поворотившись и буквально остолбенев, стояла и смотрела на приближающегося к ней улыбающегося Исполатова. Это было страшно, страшно ощущать, как только что установившийся молитвенный настрой, высокая душевная созерцательность, готовность к покаянию, начинающая освобождаться совесть и совсем зыбкое спокойствие вдруг смывается словно бурной стеной дождя от одного лишь пронзительно-долгого взгляда Исполатова. Она опомнилась, когда поняла, что он стоит совсем близко от неё.
Аглаида Афанасьевна, я безмерно рад Вас видеть. Сейчас только осознал, насколько я соскучился.
Вы как будто преследуете меня, иронично ответила Аглаида Афанасьевна, отступая от него и собрав остатки самообладания.
Павел Андреевич пристально посмотрел на неё. В глубине его тёмно-серых глаз пряталась плохо скрываемая нежность. Он слегка прищурил глаза, и всё пропало внезапно. Лицо его стало вновь серьезным, непроницаемым и даже как будто совершенно равнодушным. Лишь мелко пульсирующая на виске голубоватая жилка выдавала его волнение.
Я давно не видел отца Иоакима, мне нужен был его духовный совет.
Аглаида Афанасьевна устало коснулась рукой лба.
Да, простите. Как продвигается пересмотр дела Франтова?
С Франтовым всё с одной стороны совершенно очевидно. С другой мне нужно добыть некоторые конкретные документы. Я надеюсь в ближайшее время завершить работу.
Как он сам?
Константин опять поверил мне, я рассчитываю не обмануть его доверия. Мне удалось добиться того, чтобы не поднимали дело о драке в Вашем саду. Константин нашёл уроки и зарабатывает на жизнь честным трудом. У него была невеста. После осуждения она писала ему какое-то время, а потом перестала. Константин уверен, что она забыла его и вышла замуж, и сам не хочет напоминать о себе. Я же хочу разыскать её и удостовериться в том, что это действительно так.
А если это действительно так, зачем Вы будете её беспокоить и напоминать о том, что давно уже ей не нужно и принесло много боли?
Она должна знать, что Константин честный человек, коротко сказал Исполатов.
Они замолчали оба. В мягком, дрожащем от тепла воздухе разливался искусный и нежный пересвист птиц, напоминающий быстрые скрипичные соло. Ощущение птичьего музыкального выступления было именно инструментальное, целая партия струнных виртуозно перебрасывалась мелодиями. Какая-то маленькая птичка задумчиво отвечала им звоном серебристого треугольника. Вслед за нею вступила длинная серия задорных перещелкиваний как будто птичьих кастаньет.
Аглаида Афанасьевна, не прощаясь, подошла к своей коляске. Мальчик извозчик слез с козел и внимательно рассматривал переднюю ногу одного из коней. Тот вскидывал голову, с его искажённой страданиями морды капала пена. Второй конь также заметно нервничал.
Барыня, мы не сможем никуда уехать, ломающимся баском заявил юноша. Кони поранили ноги об изгородь. Они нервничают и могут понести.
Что же мне делать? Уже так поздно, сразу волнуясь, начала быстро говорить Аглаида Афанасьевна.
Исполатов был уже рядом.
Прошу, воспользуйтесь моей каретой, буду рад оказать Вам хоть малейшую любезность.
Аглаида Афанасьевна, оглянувшись на новую щегольскую карету, отрицательно покачала головой.
Это неправильно.
Хорошо, Ваня отвезёт Вас и вернётся за мной.
А это уже совсем странно. Мы ведь совсем рядом живём. Более часа в одну сторону, а потом ещё возвращаться обратно. Вы так к ночи домой будете.
Исполатов молча и неопределенно пожал плечами.
Аглаида Афанасьевна почувствовала вдруг пьянящий привкус безрассудства.
Давайте поедем вместе. Время позднее, нам давно пора уже быть дома.
В дороге оба молчали, напряжённо глядя в разные окошки, но Аглаида Афанасьевна поймала себя на том, что согласна ехать так ещё целую вечность.