Черт, боль такая, что идти не могу, скривился Тони, держась рукой за бок.
Недолго думая, Михаил обхватил его за спину, приподнял и дотащил до места.
Американец, ты вроде худой, но до чего же тяжелый, усмехнулся он, помогая тому сесть. Говорил тебе, ешь поменьше гамбургеров, а ты лопаешь их ведрами.
Русский, ты иногда как скажешь что-нибудь, хохотнул товарищ и поморщился от боли. Интересно, я когда-нибудь привыкну к твоим выражениям. Да и разве три гамбургера это много? По-прежнему держась за бок, он оперся спиной на ограждение и вытянул ноги. Мои друзья в Америке по пять, а то и по шесть съедают за один присест, он грустно вздохнул. Эх, а мы ведь так и не поели. А теперь уже и не хочется.
Ничего, скоро захочется, бросил Михаил и направился к машине. Он забрал аптечку и вернулся. Сними куртку и майку, их надо выжать. Заодно обработаем твою болячку.
Освободившись от мокрой одежды, Тони покрылся мурашками и стал похож на корку апельсина.
Как же холодно! воскликнул он. С утра такая замечательная погода была, а сейчас такое чувство, будто зима вернулась.
А что ты хотел? Март на дворе, ухмыльнулся Михаил, забирая у него вещи. В Москве в это время еще снег идет. Хотя у нас он может и в мае пойти, а бывает, что и в июне.
Как вы живете в таком холоде? удивился Тони. У нас в Орегоне даже зимой температура ниже плюс десяти не опускается.
Михаил выжал куртку и футболку друга и развесил их на ограждении.
Да так и живем. Он пожал плечами и, посмотрев на Тони, спросил: А как люди живут на Чукотке или на Аляске?
Не представляю, стуча зубами от холода, сказал товарищ. Я бы не согласился там жить ни за какие Он замолчал, вспоминая нужное слово. Ну, как ты их там называешь?
Коврижки, напомнил Михаил.
Он присел рядом с Тони и еще раз прошерстил аптечку. На одном из флаконов, помимо иероглифов, обнаружил надпись на английском: «Hydrogen peroxide».
То что нужно, пробормотал Михаил. Он поставил медицинский ящичек на крышу, предварительно забрав из него нужный пузырек, и скомандовал: Не шевелись, я обработаю рану.
А ты уверен, что этой фигней, Тони кивнул на склянку в его руках, можно обрабатывать раны?
Не-а, состроив серьезную гримасу, пошутил Михаил и чуть не прыснул со смеху, увидев округлившиеся глаза товарища. Он уже собрался поливать болячку, как Тони заверещал, точно резаный.
Стоп, Майкл, стоп! Он отодвинул его руку. Если не уверен, тогда зачем ты собираешься
Тони, да успокойся ты, перебил его Михаил. Это перекись водорода. Почитай этикетку, он повернул флакон надписью к нему, она предназначена для этого.
А ты откуда знаешь? Тони с сомнением посмотрел на него.
Видел, как мать обрабатывала отцу палец, когда он порезался.
Ну ладно, Коза ностра, я тебе верю. Тони отвернулся, чтобы не видеть, как Михаил будет это делать, и приготовился к экзекуции. А-а-а-а! заверещал он, когда перекись покрыла рану и образовала белую пену на ее поверхности. Да почему же так щиплет? Майкл, подуй, попросил он.
Наблюдая, как Михаил дует на рану, Тони попытался улыбнуться. Но из-за боли улыбка вышла бледной и вымученной.
Так легче? спросил Михаил, посмотрев на приятеля. Не вздумай ее трогать грязными руками. Ты меня понял?
Да понял я, понял. Я же не дурак, ухмыльнулся Тони и неожиданно признался: Ты знаешь, русский, я когда только увидел тебя в общаге, сразу понял, что ты нормальный чувак. С тобой не страшно и на необитаемом острове оказаться. Если ты меня не съешь, значит, и в обиду не дашь Он осекся и охнул, плечи нервно передернулись, а лицо стало белее простыни.
Невооруженным глазом было заметно: состояние Тони оставляет желать лучшего. Михаил надеялся, что в ближайшее время спасатели начнут искать пострадавших и он сможет отправить его в больницу. Он до сих пор помнит, как когда-то смотрел по телевизору репортажи из Таиланда, когда там произошла похожая катастрофа. Спасательная операция началась буквально через пару часов после цунами.
Можешь быть спокоен, сказал Михаил. Он поднялся с колен и привычным жестом отряхнул мокрые джинсы. Я суповыми наборами не питаюсь. Так что тебя я есть не стану, найду кого-нибудь поупитанней.
Он продолжал шутить, чтобы хоть как-то разрядить обстановку и не давать товарищу повода унывать.
Это ты меня суповым набором назвал? превозмогая боль, Тони улыбнулся, тыча пальцем себе в грудь, и резко сменил тему: Чует мое сердце, если мы не выберемся с этой крыши, я загнусь здесь к чертовой бабушке.
Не загнешься, успокоил Михаил. Я не дам тебе этого сделать.
Русский, ты же умный, придумай, как нам выбраться отсюда. Тони с надеждой посмотрел на него.
Если раньше Михаил размышлял об этом, то когда увидел, что друг не может самостоятельно передвигаться, отбросил эту мысль.
Увы, Тони, он развел руками, в нашей ситуации ничего не придумаешь. Как ты собираешься спускаться с крыши, если даже ходить не можешь? спросил он.
Согласен. Тони кивнул. Я не смогу спуститься, значит, тебе надо выбираться отсюда, а я буду ждать, когда меня найдут спасатели. Когда-то же они начнут искать пострадавших?
Американец, я понимаю, что ты ударился головой, ухмыльнулся Михаил, но, надеюсь, умом ты не тронулся? Он бросил на друга хмурый взгляд. Мы вместе приехали в Мацусиму, вместе и уедем отсюда.
Спасибо, Майкл. Поджав губы, Тони закивал. Ты настоящий друг.
Михаил хоть и понимал, что покинуть крышу с раненым товарищем не получится, но все же пошел обследовать ее: вдруг где-то есть безопасный выход. Он заглянул в багажник машины проверить, нет ли там веревки, но, увы, кроме запасного колеса, огнетушителя, аварийного знака и омывателя для стекол, ничего не нашел. Обойдя со всех сторон крышу, он еще раз убедился, что спуститься без помощи спасателей не получится. Михаил вернулся туда, где сидел Тони. Держа руку на боку, товарищ откинул голову на ограждение и закрыл глаза. Со стороны казалось, что он спит. Но стоило Михаилу подойти, как он, не открывая глаз, спросил:
Ну что там?
Даже если бы ты мог самостоятельно ходить, у нас бы все равно не получилось отсюда спуститься, сообщил Михаил.
Почему? Тони поднял голову и посмотрел на него затуманенным взглядом.
Я не знаю, что это за здание. Михаил пожал плечами и развел руками. Здесь нет ни балконов, ни уличных подоконников, за которые можно было бы зацепиться. Стены без единого выступа, как будто по ним прошлись бритвой. А под нами как минимум пять этажей. Если бы у нас была веревка, ее не к чему было бы привязать. Но Он сделал паузу и продолжил: Даже если бы мы спустились, что дальше? Он посмотрел на товарища.
В смысле? Тони нахмурился.
Мы поплывем? вопросом на вопрос ответил Михаил. Тони, кругом вода, город затоплен. Тут без лодки не обойтись. Так что нам по-любому придется ждать спасателей. Он замолчал и огляделся. Надеюсь, ждать придется недолго.
Я точно здесь окочурюсь, сказал Тони. Майкл, дай мою одежду, попросил он. Может, на мне она быстрей высохнет.
Когда солнце незаметно исчезло за горизонтом и на затопленный город опустились сумерки, спасатели так и не явились. Парни окончательно убедились, что эту ночь им придется провести на крыше. Природа продолжала испытывать их на прочность и преподнесла очередное испытание в виде снега. От мокрой одежды и наступившего холода зуб на зуб не попадал и все кости сводило судорогой. К тому же состояние Тони ухудшалось с каждым часом. Он думал, что его трясет от холода, но Михаил понимал: основная причина его лихорадки кроется в ранении. Он еще раз обследовал машину, надеясь найти в ней то, с помощью чего они могли бы согреться. Но, увы, кроме подушки, валявшейся на полу между задними и передними сиденьями, там ничего не было. Толку с нее как с козла молока, тем более она насквозь промокла. Под передними креслами Михаил нашел початую бутылку воды и фонарик, который им пригодился. На удивление, он пережил морское путешествие и исправно работал. С его помощью художник еще раз обследовал аптечку и на одном из флаконов прочитал знакомые иероглифы, а под ними надпись на английском языке «Aspirin». Он дал Тони сразу две таблетки в надежде, что это принесет ему облегчение, и на всякий случай одну выпил сам. Ближе к ночи снег разошелся не на шутку, повалил густыми хлопьями, вынуждая парней перебраться в машину. Кресла хоть и не высохли до конца, но теперь сидеть на них было гораздо приятней, по крайней мере вода больше не хлюпала.
Стресс, пережитые эмоции и усталость сделали свое дело, и, несмотря на холод, парни незаметно для себя уснули. Неизвестно, сколько длился сон, только через время Михаил расслышал голоса. Он резко открыл глаза и обернулся посмотреть на друга. Тот спал на заднем сиденье, лежа на здоровом боку и держась рукой за рану. На его лице застыла болезненная гримаса. Михаил схватил фонарик, который ожидал своего часа на приборной панели, и выскочил из машины. Ему не пришлось освещать дорогу, за него это сделала луна. Ночная хозяйка сияла так, что было видно как днем.
Михаил чуть не запрыгал от радости, когда увидел моторную лодку, рассекающую волны на улицах города. Яркий прожектор на носу освещал ей путь. Михаил отчетливо видел двух мужчин, сидящих в ней: один смотрел в бинокль ночного видения, а другой что-то говорил в рупор на японском языке. Михаил ни черта не разобрал, но нетрудно было догадаться: они искали пострадавших. Он невольно усмехнулся, вспомнив фильм «Титаник». Сколько раз он смотрел его и даже предположить не мог, что и его будут искать, как искали живых среди утонувших пассажиров лайнера. Только, в отличие от этих мужчин, спасатели в фильме были на весельных шлюпках.
Эй, мы здесь! закричал он что есть силы на английском языке, размахивая включенным фонариком.
Мотор тотчас заглох, лодка по инерции проплыла еще какое-то расстояние и остановилась. Спасатели задрали головы вверх, ища глазами источник звука.
Мы здесь, повторил Михаил и направил на них луч света.
Сэр, сколько вас там? спросил спасатель, перейдя на английский.
Нас двое, ответил парень. Мой друг серьезно ранен, ему срочно нужна медицинская помощь, но мы не можем отсюда спуститься.
Я очень сожалею, сейчас мы не сможем вам помочь, сообщил спасатель. Вам придется ждать до утра. Вас надо снимать оттуда с помощью вертолета. Как только рассветет, мы пришлем его за вами, пообещал он.
Пожалуйста, только не забудьте о нас, умоляющим голосом попросил Михаил.
В тот момент он переживал не за себя, а за друга. В отличие от него, Михаил отделался легкими ушибами.
Сэр, не беспокойтесь, мы вас обязательно спасем и доставим вашего друга в госпиталь, успокоил мужчина.
Он махнул рукой, отдавая команду помощнику. Мотор снова заурчал, и лодка двинулась дальше искать выживших в этой страшной трагедии.
Михаил, глядя ей вслед, думал, что это самое жестокое разочарование, которое он когда-либо испытывал. Но тогда он еще не до конца осознавал любимое выражение его отца: «Сынок, все относительно в нашей жизни». И то, что сейчас казалось ему ужасным, со временем покажется не таким уж и страшным.
Он постоял еще какое-то время и только тогда ощутил холод, от которого по всему телу побежала дрожь. Михаил вернулся в машину и снова устроился на сиденье.
«Эх, сейчас бы печку включить, да и от гамбургера я бы не отказался», подумал он и посмотрел на товарища. Тони перевернулся и теперь лежал на спине, положив левую руку на голову, а правой с еле слышным стоном поглаживал раненый бок.
Майкл, ты как чувствовал, когда говорил, что нам придется ночевать на крыше, глядя в потолок, вспомнил он.
К сожалению, они сейчас не могут нас спасти. Нас надо снимать
Можешь не повторять, я все слышал, перебил Тони. Ты нарочно им сказал, что я тяжело ранен, или правда так считаешь?
Вопрос застал Михаила врасплох. Он не любил врать, но и правду сказать не мог. Когда человек не знает о своей болезни, он живет спокойно, но стоит только узнать так накрутит себя, что, помимо одной болячки, появится еще куча других.
Тони, если у тебя есть рана, значит, по-любому надо показаться врачу, уклончиво ответил он. А серьезная она или нет, я не могу сказать, я же не доктор.
Судя по тому, как меня колбасит, думаю, что серьезная, предположил Тони и признался: Я нащупал там целую дыру.
Я же сказал тебе не трогать ее грязными руками, строго напомнил Михаил. Хочешь какую-нибудь заразу занести?
А тебе было бы не интересно узнать, что с тобой? хмыкнул Тони. Он снова уставился в потолок и неожиданно запел осипшим голосом свою любимую песню из фильма «Криминальное чтиво»: Girl, youll be a woman soon, I love you so much, cant count all the ways, Ive died for you girl, and all they can say is «Hes not your kind».
Всякий раз, когда он исполнял ее, Михаил смеялся в голос и кричал: «Тони, заткнись, побереги мои уши!» Ему тоже нравилась эта вещь, но в устах товарища она звучала не просто плохо, а отвратительно. А теперь, откинув голову на подголовник и глядя в грязное лобовое стекло, он не хотел останавливать друга. Если пение приносило тому хоть мало-мальское облегчение, он готов был терпеливо слушать.
Тони допел, в машине повисла напряженная тишина. Чтобы как-то разрядить обстановку, Михаил снова обернулся и, непринужденно улыбнувшись, пошутил:
Тони, ты как не умел петь, так и не научился.
А мне кажется, у меня неплохо получается, с вымученной улыбкой ответил товарищ.
Американец, надо признать, что тебе на ухо наступил гризли, рассмеялся Михаил.
Майкл, а ты помнишь, как мы с тобой познакомились? спросил Тони.
Еще бы, усмехнулся тот, я полчаса слушал твои арии, пока ты душ принимал.
В тот день Михаил прилетел в Токио, добрался до Сендая на поезде и сразу поехал в университет. С помощью гугл-карты отыскал административный корпус под названием «Катахира» и отправился на встречу с президентом университета. Господин Хидзо Оно встретил его почти как родного сына. То ли Михаил был первым россиянином, который приехал к ним учиться по программе обмена студентами, то ли сам Хидзо Оно был добродушным человеком. После общения с ним парень направился в кампус «Каваути», где ему предстояло учиться. Там он познакомился с деканом факультета филологии. Тот встретил Михаила не менее радушно, чем президент. Бесконечно рассыпаясь в любезностях, вручил индивидуальный план обучения. Наконец, разобравшись со всеми вопросами по учебе, Михаил отправился в общежитие. Милая рыжеволосая японка, сотрудница службы размещения студентов, тоже оказала теплый прием. Она рассказала об условиях проживания, которые заметно отличались от условий проживания в российском общежитии. Хоть Михаил и не жил в нем, зато часто бывал в гостях у Вована, а иногда даже оставался на ночь, когда после бурных тусовок не хотелось ехать домой и получать от матери нагоняй. Правда, приходилось проходить в общагу под чужим пропуском. Хорошо, что Михаила ни разу не поймали, иначе лишили бы возможности приходить к друзьям в гости минимум на год.
Так вот, самое главное отличие японского общежития от русского заключалось в том, что здесь можно было приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится, приводить кого хочешь и даже устраивать вечеринки. Единственное условие, которое студенты должны беспрекословно выполнять, не причинять неудобства другим. После небольшого инструктажа сотрудница выдала две пластиковые карточки: одну от той самой калитки, которую, к своему стыду, Михаил смог открыть в первый раз только с помощью проходившей мимо японки, другую от комнаты. После чего с добродушной улыбкой пожелала хорошего проживания. Михаил до сих пор помнит, как, передвигаясь в тот день по территории университета, повсюду встречал приветливых, улыбчивых людей, а его элементарное знание языка приводило их в бесконечное восхищение, заставляя чувствовать себя чуть ли не гением. С одной стороны, их дружелюбие приводило его в легкое замешательство. Еще бы, в Москве редко увидишь, чтобы проходящий мимо незнакомец улыбался тебе просто так, а даже если и улыбнется, то у тебя невольно возникает мысль, вдруг у него не в порядке с головой. С другой стороны, ему нравилась приветливость японцев. Они радовались при встрече как дети. Уже тогда Михаил понял, что они другие, не от мира сего, люди.