Ты старая, а с тобою весело и интересно, Дик протянул чашку, вот так?
Нет, надо до состояния пыли, ты просто толки быстрее, ведьма смотрела на звёзды.
А ты всё-таки кто? Сова или человек?
Волк на этот разговор даже голову не повернул, только уши, зато до предела. Элга взглянула мельком и усмехнулась.
Что, тоже так хотите? Да человек я, человек. Не из яйца вылупилась. И детей не в гнезде выкармливала.
Так у тебя и дети есть?! Дик даже про задание своё забыл, между прочим, очень важное. Он готовил мазь, и была она нужна завтра.
Я не старая, детёныш, я очень старая, старуха улыбалась широко, счастливо и белозубо, а дети разлетелись давно.
«Всё-таки разлетелись подумал Дик. Разлетелись, ага Люди-то».
Вон к тем холмам, за заливом.
Но это же море! Его не видно даже, так далеко!
Но оно же там есть, говорит и раскачивается в такт словам, это только мы один лес вокруг и видим.
Снова посмотрела в ту сторону:
Вот за морем они и угнездились.
«Угнездились Ага. Люди Элгины. Ну-ну»
А что, такому научиться можно?
Превращению? Конечно. Меня вот Река научила. Похоже, и вам пора. Даю тебе срок и тебе, Большие-Лохматые-Любопытные-Уши, тоже!
Так Волка могла назвать и не обидеть только она.
До хрустящего льда на траве, когда молодой серпик станет виден, вам надо услышать то, чем вы хотите стать. Да, милая? протянула руку и стала гладить Застенчивую за ушами. Пусть побегают наши мальчики?
Любимица заурчала.
А ну-ка? старуха поглядела в чашку. Молодец. Теперь добавь столько же кедровых орехов, пока не станет, как тогда, когда Медведя лечили.
То ли смеётся Элга, то ли правду говорит. Волк встал и убежал куда-то. Наступала ночь.
Глава 12
Волк очень любил Луну.
Любовался ею тёмными глубокими ночами после охоты, пел ей песни в ночи сытые и в ночи голодные, удивлялся ранней, над горизонтом, когда она показывалась, как лицо просыпающегося Человека, над холмами. У Совы учился следить, как она рождается и умирает. А потом опять рождается.
Это последнее ему особенно нравилось. Вот она совсем изъедена ночью, вот уже и не является на небо. Всё. Но Волк улыбался, потому что знал секрет где-то далеко-далеко она живёт, круглая и сияющая, и никто её не ест, и Луне не больно, когда её нет у него.
И точно, надо немного подождать, прожить всего несколько чёрных ночей, как она выглянет хитрой, лукавой дужкой из другого, волшебного мира, такая же, даже немного лучше.
Тогда Волк наполнялся надеждой: если Луна, большая и круглая, выделывает такое, то уж его-то семье много места не надо, чтобы просочиться в какую-нибудь небесную щель!
Волк представлял, как из льющегося лунного потока выбираются, словно на берег, и стряхивают со шкур светящиеся капли отец, мать, сестрёнка и ещё двое, маленькие, круглые, подобно Луне, пушистые братишки. А он выступает к ним прямо по лунным камням, обнюхивает, и они несутся Лунной Стаей над землёю, над спящими Лесом и Рекою, даже над людскими поселениями, без страха и опаски. Вот тогда он расскажет тем, по кому так тосковал, все-все свои новости, а значит, и всю свою жизнь
Как же ему этого хотелось.
Поэтому, когда Сова произнесла своё «кем вы хотели бы стать», у Волка уже был готов ответ. Да и о чём ещё мечтать такому большому и ловкому зверю? Кто здесь более успешный охотник? Медведь? Нет, конечно. Он просыпает самое интересное Белую Зиму, а ведь именно тогда и можно выбрать себе лучшую, быструю и ловкую Волчицу.
Нет, другой, неволчьей доли ему не желалось.
И ещё бы это Волк хотел становиться Лунным Светом над Лесом. Сам точно не знал, что это такое, но был уверен надо.
Он станет Лунным маревом, заглянет за тот краешек, он найдёт их и выпустит к себе! Если для этого нужно услышать Лунный Свет, Волк-Лунная-Песня услышит его!
Глава 13
А у Дика не получалось. Вернее, не получалось захотеть. Ему хватало того, что приобрёл совсем недавно. Воробей уже был счастлив, с радостью начинал каждый свой новый день, засыпал, нетерпеливо ожидая дня следующего. Душа его раскрывалась и расцветала, сердце ликовало, а неутолимая жажда жизни толкала вперёд, от одного вопроса к другому. Но быть кем-то ещё Дику просто не желалось, всё-всё вокруг было ему одинаково любимо и дорого.
Прошла холодная зима. Сова учила всему: как переживать морозы и не замёрзнуть, что есть, где это искать, как готовить.
Стены пещеры с первых же осенних заморозков завешали шкурами, до этого лежавшими свёрнутыми и проложенными сухими пряными травами в узком сквозняковом проходе.
Ещё Элга сшила ему одежду, тоже из шкур, мастерски, ловко. И обувь сделала.
Так что холодная пора была прожита хорошо и интересно.
Раньше Дик был плохим учеником, неряшливым, нерадивым. Теперь же он учился прилежно и радостно. Письмо и чтение стали даваться легко. Выводил буквы, задумываясь над смыслом каждой, одновременно прислушиваясь к ветру за пологом, звукам в чаще, к течению Реки и мыслям Совы. Так она учила: будь сразу везде, будь сразу всем. А еще Дик изучал траволечение, целительство, минераловедение, лесной закон, древний (самый первый, как говорила Элга) язык, следы, птичьи и не только голоса.
Как глубоко тянутся корни у сосны? А у рябины? Сколько лет может спать семечко липы в земле? В щели между камнями? А если в засуху? Какой след оставляет старый волк? А молодой? Как в птичьем гомоне разобрать слова?
И самое важное увидеть за всем этим Душу, живое в неживом, помочь, излечить. И знать, как с ним или с нею заговорить.
Сказки ожили, окружили его, приняли в свой мир, оказались былью, горечью и сладостью земли. И такая жизнь вселяла в него смелость и ответственность.
Как любому мальчишке, Дику нравилось испытывать, тем постигая, себя: лазить по деревьям и скалам, выбирая самый сложный, самый опасный путь; осматривать горизонт с макушек деревьев или висеть вниз головою на шатких береговых карнизах. Нестись по каменистому склону наперегонки с Волком, подражать его движениям, подмечая, как ставит лапы на подвижных и ненадёжных участках, с какой силой отталкивается от уступов и как вытягивается в прыжке
А ещё Дик подрастал.
«Касхи мой, Касхи, думалось иногда Элге. Почему ты не со мною? Как мне воспитывать этого птенца? Ведь ты бы лучше вёл его, объясняя премудрости жизни, и помогал взрослеть».
***
Какая большая у тебя пещера! ра! ра Это всё подземная вода выточила? ила? ила ла ла а
Когда Дик поселился здесь и освоился, он стал исследователем жилища.
Место было чрезвычайно удобным и для жизни, и для защиты. Над водою и над обрывом, укрытое от незваных гостей травяным пологом и ветром, дувшим то с Реки, то вдоль неё. В весеннее многоводье талые ручьи водопадами обрушивались мимо карниза, травы колыхались на входе, принимая и сдерживая сырость, и тогда вход в дом Совы совсем скрывало от глаз.
Пещера имела ответвления, переходы с малыми пещерками, систему сквозняков для вентиляции. В округе располагались запасные выходы, и об этих лазах знали все и никто одновременно это был один общий для всех в Лесу секрет. Так руки и ноги знают о сердце, знают о его важности, поэтому ведут себя во всём многообразии своих возможностей, но только чтобы сердце их сердце! оставалось невредимым и по-прежнему выстукивало свою песню-ритм. Хорошая, очень хорошая пещера.
Этот Дом нашёл и обжил Касхи.
Сова плела циновку, но на вопрос поднялась и прошла в глубину к коридорам, на голос.
Да? А кто это?
Мой по вечности муж. Очень давно нашёл. А я только порядок навела, подмигнула, но не улыбалась совсем. Будь учтив и благодарен, это Его дом, здесь по-прежнему живёт Его Дух. Это с разрешения Касхи ты здесь. Если повезёт, будешь учеником Ему, не мне.
Сказала и ушла назад к солнечному свету, и была неразговорчива целый день.
Глава 14
Зачем не забрал меня тогда? накатила грусть тёмной зелёной волною. Я так скучаю по тебе
Она бесконечно перебирала именно этот разговор, хотя помнила каждый общий день, все их годы, щедрые на радости и тревоги.
И память эта давала ей силы быть находчивой и лёгкой в своём ежедневном труде. Или, как сейчас, ложилась грузом бесконечно огромной, долгой-долгой жизни.