Че, крысить? презрительно буркнул Миша из Чебоксар. Сами разберемся.
Что же это значит? испуганно переспросила Соня.
Зона это женщина легкого
Шлюха, перебил Милену Натан Давидович. Проститутка. Шалава. Бл
Прекрати! вдруг воскликнула учительница с таким видом, будто Натан Давидович обзывал ее саму.
Зачем прекращать? Пусть знают правду. Милена Владимировна, слово есть, а шлюхи нет? Вы же учительница словесности. Русские девчонки, девушки и женщины шалавы в глазах израильтян. Это тайна, что ли? Пусть знают, что о них думают и чего ожидают, когда приглашают прогуляться по Деревне.
Офигеть! совсем распоясался Миша. Да я этих гребаных обезьян изувечу
Я с тобой, братан, поддержал его атлетический Никита, сосед Арта по комнате.
Натан! Миловидное лицо Милены покрылось густыми красными пятнами, будто она переела клубники. Как тебе не стыдно!
С чего это мне должно быть стыдно? спросил Натан. Я всего лишь описываю факты.
Я в шоке, сказала Вита. В полном шоке. Типа, если мы красивее всех этих черных уродок, так мы теперь шалавы?
Юля опустила глаза и застегнула верхнюю пуговицу на блузке.
Не надо было надевать юбки, из-под которых видно декольте, повернулась Алена к Соне и Берте.
Ты идиот, Натан, вдруг вмешалась Аннабелла и резко выпрямилась. Женская сила заключается в соблазне. Эти местные просто никогда не встречали настоящих женщин. Вы видели, как одеваются эти израильские дуры? Видели, что творится у них на головах? Они вообще когда-нибудь причесываются? А эти жиры, выпирающие из боков? Эти ляжки? Это ужас какой-то! Неудивительно, что их мужчины готовы платить за то, чтобы быть с русской женщиной. И пусть платят подороже.
Натан расхохотался.
Сколько же ты стоишь, Влада? спросил черноглазый Марк, главный подпевала Арта и его второй сосед по комнате.
Тебе никогда столько не накопить, бросил Фукс.
Давайте устроим аукцион, предложил Леонидас.
Обращайтесь, когда соберете на ламборгини, с королевским достоинством заявила Аннабелла.
Поднялся шум, хохот, крики и визги.
Тихо! вскричала Милена. Что вы за люди, десятый класс Деревни? Где вы воспитывались? Соня и Берта, я хочу знать, кто эти мальчишки, которые посмели оскорбить вас. Они должны быть наказаны. Они будут наказаны. Совершенно не важно, во что вы были одеты. Да даже если бы вы сами бросились им на шею
Милена задохнулась, попыталась совладать с собой, но ей не удалось.
Милена Владимировна, снова подал голос Натан Давидович, принести вам воды?
Влада, проигнорировала его слова учительница. Ты тоже останься после звонка. Я сперва поговорю с Зоей, а потом с тобой.
Без проблем, спокойно улыбнулась Аннабелла.
Милена повернулась к доске, плечи ее дрожали.
Казалось, ожидание звонка стало для нее не менее мучительным, чем для меня.
Что хуже прослыть шлюхой или андрогином? невольно задалась я вопросом.
Звонок наконец прозвенел.
Все, кроме Натана и Алены, пулей вылетели из класса. Должно быть, потому, что каждый хотел оказаться первым, кто сообщит Арту о том, что он пропустил.
Все будет окей, сказала Алена, похлопала меня по плечу и тоже вышла.
Натан озадаченно смотрел на учительницу, резкими движениями вытиравшую губкой доску. Потом обратился к ней на иврите, но та по-русски попросила его покинуть класс.
Все еще клубничного цвета Милена села за учительский стол и сцепила руки на моей тетрадке. Я придвинула стул и уселась напротив.
Не обращайте на них внимания, на всякий случай сказала я. Это обычные подростковые конфликты.
Вернемся к нашим делам, Зоя, отрезала Милена, заново обретая ровный тон. Я не впервые замечаю, будто твоя голова постоянно чем-то занята. Такое впечатление, что ты не находишься здесь, в реальном мире.
А где я нахожусь?
Это только тебе одной известно.
Здесь я нахожусь, заверила я Милену. В Иерусалиме, в Деревне Пионерских Сионистов.
Сионистских Пионеров, поправила меня Милена. Скажи мне, Зоя, тебе здесь плохо? Ты скучаешь по дому? По маме? Как ты вообще справляешься с адаптацией?
Адаптация была термином, к которому все взрослые в Деревне испытывали чувства даже более нежные, чем к слову савланут, что означало терпение, и леат-леат, что означало потихоньку, и использовали его при каждом удобном случае, несмотря на то, что оно звучало так мерзко, будто кто-то водил ногтем по наждачной бумаге. В уродстве с адаптацией могла потягаться только абсорбция.
Оба этих слова превращали нас из людей в химические элементы.
Хорошо справляюсь, ответила я. Не скучаю. Все у меня окей и беседер.
Милена посмотрела на меня внимательными глазами:
А почему же ты все время отключаешься? Как ты думаешь, что тебе мешает?
Ничего мне не мешает. Я всегда такой была. И никому это тоже никогда не мешало. Верните мне, пожалуйста, мою тетрадь.
Может быть, в этом и заключается проблема.
В моей тетрадке?!
В том, что никому это никогда не мешало.
Не вижу никакой проблемы. Если вам это мешает, я буду внимательнее слушать вас на уроке. Но, честно говоря, лучше отключаться, чем выслушивать эту чушь про куртизанок и смотреть на провокации Арта, который срывает все уроки, чего никак не скажешь обо мне.
Милена нервно кашлянула:
Хочешь рассказать мне о том, что ты пишешь?
Нет, не хочу.
Мне очень интересно, правда.
Ничего интересного там нет.
Можно посмотреть?
Нет!
Ты этим занимаешься на уроках, Зоя, вместо того чтобы ментально, а не физически присутствовать в классе. Тебя как будто ничего больше не интересует. Но если ты не участвуешь в обсуждении общих проблем, ты не сможешь стать интегральной частью коллектива?
Интеграция была третьим отвратительным словом, от которого начинало чесаться все тело и наступала фрустрация.
Не все обязаны становиться интегральной частью чего бы то ни было, возразила я. На свете существуют свободные частицы. Мне хватает моей собственной кинетической энергии.
Тебя интересует физика? смягчилась Милена.
Меня не интересует физика. Ею интересовались мой брат и папа, который учитель математики. Но и брата она тоже больше не интересует. Он учится на журфаке.
Как интересно, улыбнулась Милена. А что же интересует тебя?
Я пожала плечами.
Можно получить тетрадь обратно?
Давай договоримся: я отдам тебе тетрадь, а ты взамен задашь мне один вопрос. Хоть о чем-то, что тебя в самом деле интересует.
Странные педагогические методы практиковались в Деревне Сионистских Пионеров. Мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть.
Милена протянула мне тетрадь:
Спрашивай.
Тенгиз здесь давно работает? Почему он не познакомил нас со своей семьей, как Фридочка? У него есть образование? Сколько ему лет? И сколько лет вам?
Тут Милена снова покраснела. Но на этот раз как-то иначе, с розоватым оттенком и вдобавок на ушах.
Ученикам не следует интересоваться личной жизнью воспитателей, смутилась училка. Это не
Комильфо, подсказала я.
Вот именно.
А что тогда комильфо? Делать вид, что меня интересует то, что не интересует, и что не интересует то, что интересует, как все?
Признаться, я не подозревала в тебе такой
Наглости?
Искренности.
Я встала и специально поволокла стул по полу к парте, чтобы его железные ножки мерзко заскрежетали по плитам.
Оставь стул, сказала Милена. Я жду Владу. Вы же с ней соседки?
Ну?
Зоя, ты не замечала ничего странного в ее поведении? Чего-то, что могло бы обеспокоить старших?
Тут я чуть не потеряла дар речи.
Вы что, предлагаете мне стучать на мою соседку, тогда как не ответили на элементарные вопросы, которые я задала о вашем коллеге?! Вы решили вести со мной открытый диалог, чтобы выпытать информацию о Владе?
Милена внимательно посмотрела на меня.
Зоя, сказала она, прошу тебя, если ты когда-нибудь почувствуешь страх за свою подругу, за других ребят в этой группе, за саму себя Если вам будет угрожать какая-либо опасность, не оставайся со своим страхом наедине, расскажи о нем Тенгизу, Фридочке, мне, кому угодно, только не скрывай. Ваши родители далеко. Кроме нас, некому вас оберегать. Нет ничего благородного в скрытности. Нет ничего взрослого в недоверии. В умении доверять и просить о помощи заключается
Понятно, перебила я этот выспренний монолог, вы уже успели забыть, как это быть в нашем возрасте. И еще не успели родить своих детей.
Глава 13
Восьмая заповедь
Однажды вечером, когда уже стемнело и я вернулась в комнату после пробного урока по бальным танцам в спортзале Деревни, в итоге которого тренер сообщила, что работать со мной теоретически можно, но акробатические поддержки навсегда выбили из моего тела грацию, и я осознала наконец, что мечту стать балериной стоит забросить, и решила встать на путь реализма, я поняла, что на моей бывшей кровати лежит не одно, а два тела.
Под махровой простыней, которую Аннабелле прислали посылкой из Ленинграда вместе с коробкой конфет и свитером из ангоры, тела шевелились и издавали пыхтящие звуки.
Смутившись не на шутку, я уже собралась закрыть дверь и тактично покинуть помещение, но тут услышала:
Нет подожди не так я не уверена
Ну че ты ломаешься, солнце? Несмотря на хрипение, я узнала голос Арта. Давай
Не сейчас лучше потом неуверенно сопротивлялась Аннабелла.
Не потом ты меня сама позвала я уже Не дергайся, заяц.
Но может быть нам не стоит
Тебе будет хорошо, я быстро.
Но я не совсем готова
Блин, ты что, этот пояс запаяла?
Арт
Помоги расстегнуть!
Может, не надо?
Тут я впервые поняла, что законы вовсе не облегчают человеку жизнь, а очень даже наоборот, потому что часто происходит так, что два разных правила вступают в противоречие, и тогда сложно выбрать, какому из них следовать.
Раздираемая между шестой заповедью, которая запрещала нам приглашать в комнату чужаков и которую Аннабелла нарушила, за что должна была понести справедливое наказание, и восьмой, что требовала от нас защищать друг друга при любых обстоятельствах, я все же выбрала следовать последней, когда Арт повысил голос:
Может, хватит разыгрывать целку? Мы не в театре.
Впрочем, на самом деле я ничего не выбирала заповедь сама выбрала меня.
Я сперва захлопнула дверь, чтобы не подставлять Аннабеллу, а потом щелкнула выключателем, содрала простыню с верхнего тела и громко воскликнула:
Вон отсюда, урод моральный!
Аннабелла отползла к стене, Арт вскинулся, схватился за спущенные штаны, захлопал глазами, ослепленный внезапным светом, и тут увидел меня. Это почему-то его успокоило, и он даже забросил попытки натянуть футболку и отшвырнул ее на пол.
А, это ты, как тебя там. Исчезни и вернись через десять минут.
От такого хамства у меня перехватило дыхание.
Собирай свои манатки и вали, дегенерат!
Ты че, охренела? Правильные черты лица Арта исказились. Я не понял, ты купила эту комнату? Закройся в туалете и сиди там, если тебе что-то не нравится.
От гнева меня так сильно колотило, что думала, я упаду. Но я взяла себя в руки.
Если ты сейчас же не сгинешь, я вызову мадрихов.
Не надо мадрихов! тихо вскрикнула Влада. Пожалуйста, не надо! Я буду все отрицать!
Тут я заметила, что она все еще была полностью одета, если не считать расстегнутого пояса. Каре растрепалось, и на лице у нее образовалось очень детское выражение, как будто она забыла дорогу из садика домой или потерялась на площадке.
Крыса, процедил сквозь зубы Арт. Мадрихов она позовет. Мадрихи скажут мне ну-ну-ну, папа им позвонит и делов. А вся группа узнает, что ты стукачка. Я тебе сделаю черную жизнь, мало не покажется. Через неделю сбежишь к мамочке.
Честное слово, я не знаю, откуда у меня взялась храбрость, но я ее и не искала, она тоже сама меня нашла, и я стала лихорадочно выкрикивать все ругательства, известные мне из литературы и кино:
Ты паскуда, скотина, кретин и мудак, Артем Батькович. Ложи себе в уши мои слова, каналья: я таких поцев, как ты, в подворотнях на Молдаванке мочила кастетом. Так шо не говори мне за группу, я плевала на группу. Попробуй меня или я сделаю из тебя лужу!
Арт с большим недоумением на меня посмотрел, а Аннабелла очень громко и очень звонко рассмеялась.
Она шизанутая? спросил скотина и козел.
Есть немного, улыбнулась Аннабелла, приглаживая каре, и снова стала взрослой и опытной. Она слишком много читает. Не обращай внимания. Давай ты сейчас уйдешь, солнышко, Алена все равно тоже скоро вернется, а мы увидимся завтра, за завтраком. Хорошо?
Окей, сказал Арт. Я пошел делать математику.
Натянул наконец футболку и ковбойские сапоги. Склонился над Аннабеллой, и они очень долго и очень взасос целовались.
Пока, шиза, бросил он мне и повертел пальцем у виска.
Глава 14
Письмо 2 (неотправленное)
Дорогие мама, папа, бабушка, дедушка и Кирилл!
Урываю свободный час между шахматным обедом и групповой встречей с Виталием, чтобы написать вам.
У меня все хорошо.
Мне стали сниться странные сны. То есть это один и тот же сон, только в разных вариациях. Мне снится, что я иду по Карла Маркса от Дерибасовской, но вместо Потемкинцев на площади вырастает Стена Плача. А в других случаях мне видится, что я иду утром вверх по Деревне в здание школы, а Деревня вдруг превращается в Бульвар, но на месте Дюка на Бульваре во весь бюст стоит академик Глушко, которого я терпеть не могу. Я потом просыпаюсь с колотящимся сердцем, и такое впечатление, что я потеряла что-то важное.
Но это всего лишь сны, а в настоящей жизни у меня все замечательно. Мне все здесь нравится. Мы праздновали еврейский Новый год, который приходится на начало октября. Никакой елки не было, но рыбу подавали. Еще мы ели яблоки с медом, гранаты и орехи. Фридочка все приготовила, а Тенгиз проводил церемонию праздника. Как тамада, только вместо тостов читал всякие молитвы и рассказывал про еврейские обычаи. Потом был Судный день, когда трубят в рог, открывается Книга Судеб, все постятся и просят друг у друга прощения, чтобы избежать кары небесной в следующем году. У нас многие решили поститься, но выдержали только Алена и Натан. А Аннабелла все равно ничего никогда не ест, так что она не в счет. Я даже не пробовала держать пост, я и так все время голодная.
То есть вы не думайте, что нас плохо кормят. Кормят нас хорошо: три раза в день в столовой, в школу дают с собой бутерброды и фрукты, а по вечерам мы либо сами что-нибудь готовим, либо Фридочка нас подкармливает. В холодильнике в Клубе всегда есть молоко, консервы с тунцом и со сладкой кукурузой, шоколадное масло и белый хлеб как минимум. Иногда мы выносим овощи и яйца из кухни. Я научилась жарить глазунью, омлет и варить макароны. Вы можете мной гордиться.
Раз в две недели в супермаркете мы закупаемся шоколадками, кока-колой и чипсами. Я могу съесть две пачки в день. И две плитки шоколада.
Еда в столовой тоже не ужасная, только она мне немного надоела. В Израиле совсем не умеют готовить жареную картошку. Они ее пересушивают и режут слишком мелко. Чеснок не кладут. Гречневую кашу днем с огнем не сыщешь, не говоря уже о манной. Суп с перловкой или с горохом пересолен. Зато овощи и фрукты всегда свежие.
Мы иногда дежурим в столовой на кухне помогаем готовить салаты, убирать столы и мыть посуду. Это часть наших деревенских общественных обязанностей. Там заправляет шеф-повар араб, а все его молодые помощники тоже арабы. Такое впечатление, что евреи не любят тяжело работать.
Аннабелла пообщалась с работниками кухни (она не стесняется использовать те слова, что выучила на иврите) и выяснила, что они дружественные мусульмане из иерусалимского района Бейт-Цафафа и желают евреям мира, добра и процветания. Они научили нас говорить Аллауакбар, что на арабском значит Аллах велик, и куль кальббиджи йомо каждой собаке собачья смерть. Они рассказали нам про свою мечту: поцеловать Черный камень в Мекке. Работают они у евреев на кухне, чтобы накопить денег на хадж, то есть паломничество в Мекку. Так что никакой войны тут нет, это все враки.