«Никогда не сдавайся. Обещай мне».
Стиснув зубы, я убираю бирюзовые пряди под ужасный чепец, сшитый из уродливой ткани в цветочек. Он вовсе не походит на милые шляпки, бывшие в моде лет двадцать назад. К тому же просто огромен и почти полностью затеняет лицо, отчего я выгляжу совершенно нелепо.
Глубоко вздохнув, я наслаждаюсь последним чудесным мигом одиночества, а затем спускаюсь вниз, к уже начавшей ссориться неродной семье.
* * *
Спустя полчаса я шагаю по Серому кварталу следом за мачехой и двумя сводными сестрами, направляясь к центру города. Все три женщины семейства Коулман почти одного роста и внешне весьма похожи: со светлыми кудрями и бледными, надменными лицами. Клара ниже остальных на дюйм или два и младше меня на год, ей семнадцать. Имоджен скоро будет двадцать, и она почти точная копия матери. По случаю выхода в город они привычно нацепили на себя лучшие платья, пальто и шляпки, пытаясь за роскошными нарядами скрыть правду о нашей бедности.
Я иду в нескольких шагах позади, поскольку на людях должна играть роль горничной и держаться в стороне. Мы петляем по окраинам Серого квартала, чтобы не столкнуться с фабричными рабочими, и вскоре дымовые трубы и промышленные здания сменяются рядами тесно жмущихся друг к другу многоквартирных домов, лишь немного превосходящих по роскоши тот, где живем мы. Коулманы ускоряют шаг, похоже, веря, что в таком случае встречные ни за что не свяжут их с Серым кварталом.
Наконец, мы выходим на улицу Лидеров, и высокие, немногочисленные многоквартирные дома уступают место небольшим коттеджам. Даже цвета здесь кажутся ярче, а тротуары выглядят чище.
Тяжело вздохнув, миссис Коулман замедляет шаг, двигаясь теперь более размеренно.
Зачем мы вернулись в Лунарию? стонет Клара. Почему не остались в Террии? Там было хорошо.
Вот только перспектив никаких! бросает миссис Коулман. Ни тебе, ни Имоджен пока не удалось заполучить себе мужа. За три года мы не пропустили ни одного светского приема, но вы по-прежнему сидите у меня на шее.
Имоджен лишь усмехается.
Мы были не на всех приемах. Может, тебе отвезти нас в Осеннее или Огненное королевство? Кажется, у тетушки Мари был коттедж неподалеку от дворца Пылающих кленов?
Мари ведет грязную, распутную жизнь! резко отвечает миссис Коулман. Я не позволю тебе общаться с людьми такого сорта.
Но почему мы приехали именно сюда? спрашивает Клара. Почему не могли открыть сезон в другом городе Лунарии, где нам не пришлось бы селиться в Сером квартале? Может, нам стоило остаться в поместье?
Сначала я не понимаю, о чем она. Но потом осознаю, что Клара говорит о доме моего отца, где мы жили все вместе, пока папа не умер. После его смерти миссис Коулман, не колеблясь, продала поместье, чтобы вести роскошную жизнь и посещать светские приемы. Поскольку в каждом королевстве светский сезон длится один определенный месяц, весь год можно найти, куда податься. И мачеха вовсю пользовалась этим, переезжая с места на место, арендуя дома, покупая роскошные наряды и строя хитроумные планы сближения с аристократией.
Но средства стали подходить к концу, и мачеха оказалась в Сером квартале. И мы вместе с ней.
Милая Клара, поместье больше не наше, поясняет миссис Коулман. И мы не можем просто взять и заявиться к кому-либо пожить без приглашения.
Потому что мы здесь почти никого не знаем. В Террии у нас хоть были друзья
Ты ведь знаешь, зачем мы здесь, Клара, перебивает сестру Имоджен, окинув меня через плечо испепеляющим взглядом. Совсем скоро Эмбер сможет заявить права на наследство покойного отца.
Я смотрю прямо перед собой, делая вид, что не слышу ее слов. Ничуть не сомневаюсь, что они попытаются отобрать у меня отцовские деньги на самом деле довольно скромные. Но Коулманы сильно поиздержались за последние пару лет и с каждым днем впадают во все большее отчаяние. Как бы то ни было, когда наследство станет моим по закону, мачеха с сестрами не увидят от меня ни лунного камешка так в Лунарии называются монетки. Впрочем, мне эти деньги тоже не достанутся. Как только получу наследство, я пожертвую его на благотворительность. И миссис Коулман некого будет обкрадывать, третировать и изводить.
Мачеха не заслуживает состояния моего отца. Впрочем, как и я.
Ведь именно я убила папу.
Твоя сестра права, поддерживает миссис Коулман. Когда наступит срок заявить права на отцовское наследство, Эмбер нужно будет ехать во дворец Селены. Поэтому пришлось искать жилье неподалеку, но там, где можно рассчитывать хоть на какое-то подобие приличного общества.
В ее словах есть некий смысл. Эванстон единственный людской город в радиусе двадцати миль от дворца неблагих правителей, где до тех пор, пока мне не исполнится девятнадцать лет, хранится мое наследство. Обычно неблагие правители не занимаются финансами людей, но после того, как в начале года умер отцовский душеприказчик, имущество передали короне. Его деньги и завещание отправили в ближайшее королевское хранилище, расположенное, само собой, во дворце Селены.
Мачеха вдруг понижает голос:
Только подумайте. Если бы душеприказчик покойного Терренса Монтгомери не сошел следом за ним в могилу, нам ни за что не выпало бы шанса попасть во дворец Селены.
Имоджен лишь ухмыляется, явно уже что-то просчитывая.
А может, дело в принце Франко? Он ведь до сих пор не женат.
При мысли об очередной затее сосватать Имоджен за фейри королевских кровей я с трудом подавляю стон. Принц Франко брат и наследник Никсии, неблагой королевы Лунарии. Вряд ли он поддастся несуществующему обаянию Имоджен, которая уже не раз безуспешно пыталась захомутать членов правящих семей.
Подняв брови, миссис Коулман одаривает дочь лукавым взглядом, и в голосе ее появляются певучие нотки:
Возможно. Надеюсь, ты сможешь его очаровать?
Имоджен, внезапно помрачнев, поджимает губы.
Конечно, мама. Если нам вообще удастся хоть на миг завладеть его вниманием.
Даже не сомневайся, милая. Даю слово.
Прежде чем Эмбер заявит права на наследство? Не хочу, чтобы между мной и принцем-вороном стояли какие-то обязательства. Иначе Эмбер может все испортить.
Последние слова Имоджен бормочет себе под нос, но мне вполне удается их расслышать. Я ловлю на себе ее хмурый взгляд.
Я все устрою, самодовольно обещает миссис Коулман.
Клара ахает от изумления.
Так мы за этим идем к мадам Флоре?
Я даже не подозревала, куда лежит наш путь, и теперь лишь хмурюсь, пытаясь скрыть удивление.
Мадам Флора фейри, которая занимается плетением чар для людей. К ней приходят, чтобы с помощью иллюзий подправить внешность или просто создать наряд для предстоящего праздника. Прежде мне не доводилось бывать в ее лавке, но я знаю, что берет она довольно дорого. Зачем миссис Коулман тратит иссякающие средства на визит к мадам Флоре?
У Имоджен, должно быть, возникает тот же вопрос.
Что ты задумала, мама?
Мачеха надменно пожимает плечами.
Что, если мы получим приглашения на некий зачарованный бал, который устраивает сам принц-ворон? На всякий случай нужно подготовиться.
Сестры обмениваются радостными взглядами, но волнение Имоджен быстро проходит.
Мама, маскарад Новолуния уже завтра вечером, с сомнением произносит она. Где мы, по-твоему, возьмем приглашения, ведь осталось-то всего ничего?
Я же сказала, милая, что все устрою.
Я лишь качаю головой. Конечно, мачеха вполне может тратить деньги на бал, на который даже не приглашена, экономить на продуктах и угле для очага в угоду последним веяниям моды, продавать мое пианино
Словно ощутив растущее во мне жгучее негодование, миссис Коулман резко оборачивается и, прежде чем я успеваю спрятаться за маской безразличия, ловит мой хмурый взгляд.
Что за лицо, Эмбер? тут же издевательски спрашивает Имоджен, судя по всему, тоже заметившая мое недовольство. Завидуешь, что не пойдешь на бал?
Я даже не отвечаю. Правда в том, что я перестала завидовать сводным сестрам. Поначалу, когда со мной обращались как со служанкой, запрещали посещать балы и появляться в обществе, мне было очень больно. Но я три года помогала сестрам готовиться к одному грандиозному приему за другим и за это время поняла, что светские балы отнюдь не ограничивались столь притягательными для меня музыкой и танцами. На подобных приемах строились матримониальные планы, а малейшее отступление от принятых в обществе норм и правил тут же расценивалось как легкомыслие. Постепенно я убедилась, что во время танца лучше сидеть в оркестре, чем находиться посреди зала под руку с мужчиной.
Сотри эту кислую усмешку! бросает мне миссис Коулман скорее из желания досадить хотя я даже и не думала усмехаться и отворачивается.
Имоджен, однако, продолжает буравить меня презрительным взглядом.
У тебя сажа на щеке? фыркает она.
Я пытаюсь скрыть тревогу, но внутри поднимается паника. Неужели утром я забыла умыться? Рукавом пальто вытираю щеки.
Но Имоджен лишь сильнее веселится.
Имя Эмбер тебе в самый раз, ты и впрямь, как настоящий уголек!1 Но к чему рыться среди золы и пепла и искать румяна в дымоходе?
Уголек хотя бы способен гореть, бормочу я себе под нос.
Клара ухмыляется вместе с Имоджен.
Сиротка Эмбер теперь стала поэтессой? Одни лишь умные слова и никакого толку.
Не обращайте на нее внимания, советует дочерям миссис Коулман, словно бы дразниться начала именно я. Неважно, как ярко ты горишь. На тебя ведь все равно никто не смотрит.
* * *
Мы приходим в лавку мадам Флоры за пятнадцать минут до открытия.
Мы слишком рано, поникнув, произносит Клара.
На губах миссис Коулман расцветает довольная улыбка.
Мы как раз вовремя.
Имоджен бросает взгляд на мать.
Что ты имеешь в виду?
Увидишь. Придется подождать.
Может, скажешь, в чем дело? Клара заглядывает в темное окно лавки.
Миссис Коулман оттаскивает младшую дочь в сторону и жестом подзывает Имоджен поближе.
Я узнала из надежных источников Она вдруг напрягается и резко поворачивается ко мне: Почему ты еще здесь?
Я стискиваю челюсти.
А разве не должна? Вы сами привели меня сюда, мачеха.
Не дерзи, девчонка, цедит она сквозь зубы. Ты меня прекрасно поняла. Почему ты до сих пор не ушла? Или правда думала, что мы потащим тебя с собой к мадам Флоре?
Вы еще не дали мне другое поручение. Как ни странно, я не читаю ваши мысли, последние слова вырываются сами собой. Знаю, что не стоило их говорить, поэтому поспешно нацепляю на лицо милую улыбку.
Раздувая ноздри, миссис Коулман пронзает меня взглядом, словно кинжалом. Чуть помедлив, она неохотно лезет в сумочку и достает листок бумаги со списком продуктов. Конечно, ничего лишнего, только самое необходимое, поскольку каждый второй лунный камушек пойдет на наряды и развлечения.
Миссис Коулман машет мне рукой, торопя поскорее уйти.
И не смей возвращаться, пока мы не закончим, напутствует она. Если управишься раньше просто подожди в переулке.
В переулке. Кто бы сомневался.
«Еще две недели и все закончится. Просто слушайся и повинуйся».
Хорошо, говорю я ровным голосом.
И спешу прочь от мачехи и сестер, но еще успеваю уловить обрывок фразы.
принц Лунарии! шепчет миссис Коулман.
В ответ раздается радостный визг Имоджен и Клары.
А больше я ничего не слышу и, завернув за угол, шагаю в сторону рынка.
Глава 3
Франко
Ты и правда превзошла себя, говорю я фейри, стоящей рядом с зеркалом.
Мадам Флора хлопает в ладоши; руки у нее темные, изящные.
Я решила, что тебе понравится, произносит висящая в воздухе фарфоровая маска, заменяющая ей лицо, но глубокий голос явно принадлежит женщине.
У Флоры нет шеи, которая соединила бы маску с остальной частью невысокого, полного тела, затянутого в элегантное черное платье. Складки ткани колышутся вокруг нее, словно тени, гонимые несуществующим ветром.
Я медленно поворачиваюсь кругом, оценивая свое отражение, и изо всех сил пытаюсь не рассмеяться. Конечно, мадам Флора вряд ли бы обиделась. Но мне нужно научиться сохранять невозмутимость, надевая на себя эти нелепые, хотя и превосходные чары.
Довольный предложенным, я снимаю с шеи черный шелковый шарф, и чары тут же исчезают.
Забрав у меня шарф, Флора почтительно обертывает его тканью, а потом убирает в черно-золотую коробку. Сколько бы я ни просил ее не переводить столь прекрасную упаковку на мне подобных, она просто не обращает внимания. И даже шипит. Предложить такое самый верный способ ее оскорбить.
Не хочешь примерить другие? спрашивает она; нарисованные на фарфоровой маске красные губы не двигаются.
Конечно хочу.
Я беру предложенную нитку черных турмалиновых бус и смотрю на себя в зеркало, затем надеваю ожерелье на шею и расправляю его на груди. В мгновение ока отражение меняется, и в зеркале я вижу себя. Те же разделенные пробором серебристые волосы, местами доходящие почти до плеч, заостренные уши, такие же глаза. Выдавив улыбку, я замечаю, что она вплела в иллюзию даже удлиненные клыки.
Флора парит рядом, оценивающе рассматривая меня нарисованными немигающими глазами.
Почти идеальная копия, верно?
Более чем. Как ты додумалась до подобного наряда?
Я верчусь из стороны в сторону, любуясь накидкой из черных перьев, ниспадающей почти до пола, сапогами на каблуках, низко сидящими на бедрах узкими штанами. Я отбрасываю накидку в сторону, словно бы она настоящая, и чары подчиняются, открывая заднюю часть штанов.
Задница выглядит просто потрясающе. Ты ее увеличила?
В угоду твоему тщеславию.
Усмехнувшись, я выпускаю накидку и принимаюсь разглядывать рубашку свободного покроя, из розового кружева, с оборками. К ней не прилагается ни жилета, ни галстука, и шея остается открытой. Оттянув воротник в сторону, я замечаю намек на черные чернила.
Ты даже правильно сделала татуировки.
Она пожимает плечами.
Не так уж это и трудно.
Я смотрю на нее с ухмылкой.
Потому что я редко ношу нормальные рубашки?
Отчасти, почти весело соглашается она, но лицо по-прежнему ничего не выражает.
Ну, мне достались лучшие учителя. Ты видела, как одевается Никсия?
Не отрывая взгляда от зеркала, я снимаю ожерелье. И мгновенно становлюсь самим собой. Особой разницы не видно, лишь броский наряд меняется на черные штаны и льняную рубашку цвета индиго. Как бы мне ни хотелось набросить чары и носить их целый день, для розового кружева еще слишком рано. Или уже поздно? Лучшие празднества с оборками и кружевами длятся по меньшей мере до восхода солнца
Взяв у меня ожерелье, Флора заворачивает его так же тщательно, как и шарф.
Кстати, о твоей сестре. Как она?
От этого вопроса внутри возникает железная тяжесть.
Она в порядке. Разве что бросила меня и все такое. Последние слова я пытаюсь свести к шутке, но вздрагиваю, уловив сквозящие в своем голосе горькие нотки.
Чуть помедлив, фейри одаривает меня подобием пристального взгляда, хотя выражение на маске вовсе не меняется.
Похоже, ты совсем не рад, что на этот раз сезон во дворце предстоит проводить тебе.
Это мой долг, мрачно отвечаю я, даже не пытаясь притворяться.
Отвернувшись, сую руки в карманы и медленно иду вдоль полок, что тянутся по стенам от пола до потолка. В каждом отделении лежат на первый взгляд безобидные предметы: пара перчаток, шляпка, ожерелье. Но я знаю, что каждый из них содержит свои чары. Какие-то делаются на заказ, в соответствии со вкусом покупателя, вроде тех, что она изготовила для меня. Остальные воплощают различные блестящие задумки самой мадам Флоры.