Доброе утро, Дмитрий Александрович, отвечаю миролюбиво.
Доброе утро, откидывается на стуле.
Покрутив шеей, спрашивает:
Как дела?
У меня дела всегда отлично. Ты же в курсе, расслабленно болтаю ногой и пристраиваю подбородок на кулак.
Вижу, изучает мое лицо.
Кокетливо выгибаю брови.
Ты не меняешься, глубоко вдохнув, сверлит меня взглядом.
Зачем мне меняться? Во мне что-то не так? улыбаюсь, пряча за этой улыбкой злость от этого дебильного замечания.
Нет бормочет, ослабляя галстук. В тебе все так.
Спасибо, стряхиваю с плеча «пушинку». Слушаю и повинуюсь намекаю на то, что готова выслушать его «хотелки».
Мне нужен репортаж, повторяет, превращаясь в «босса». Наташа отсняла какую-то дичь, нам нужно завтра что-то дать в вечерний эфир вместо ее материала.
У меня запасы не резиновые, сообщаю ему.
Я знаю. Но мне очень нужно. Пожалуйста.
Хрипловатые нотки его голоса гонят по спине мурашки.
Никогда я не дам ни Миллеру, ни другому женатому мужику до себя дотронуться, но это не значит, что я отпустила прошлое. Почему я не могу его отпустить? Потому что гребаная мысль «если бы» продолжает трахать мой мозг.
Интервью с мэром подойдет? решаю сжалиться, просто потому, что не хочу торчать в душном офисе еще хотя бы пять минут.
О чем?
Переведя глаза на породистое лицо своего босса, мягко, как маленькому, поясняю:
О погоде, Димочка. О чем же еще?
Глава 8
Марго
Мне готовить аппаратуру? слышу бодрый голос Матвея с пассажирского сиденья.
Это похвальное рвение решаю вознаградить каким-нибудь пригласительным. Может, в новый ресторан. Кажется, у меня этот пригласительный где-то был
Нажав на тормоза, откидываю солнцезащитный козырек. Подкрашиваю губы и взбиваю у корней волосы, игнорируя сигнал клаксона сзади.
Нет, говорю парню.
Развалившись на сиденье, он молча и с наигранным интересом за мной наблюдает.
Таскать с собой повсюду зарвавшегося пубертатника утомительно, но я сама его выбрала, потому что редакции нужна свежая кровь.
Вздохнув, протягиваю ему чип-ключ от своей машины.
Погуляй пока. И припаркуйся. Только не поцарапай, предупреждаю, забирая с заднего сиденья сумку. Справишься?
Легко! встрепенувшись, выходит из салона.
Оббежав капот, открывает мне дверь.
Водитель в черном «Мерседесе», которому заблокировала проезд, агрессивно жестикулирует.
Отвали.
Делаю ему ручкой и улыбаюсь, направляясь к крыльцу мэрии.
Чернышов никогда не начинает рабочие встречи раньше двенадцати, поэтому есть шанс занять у него полчаса в рамках «взаимопомощи». Если переложить нашу взаимопомощь друг другу на цифры и округлить, то счет выйдет «один один». Стоило бы позвонить, но эффект неожиданности мне нравится больше.
Благодарю, посылаю улыбку солидному седому мужику, который придержал для меня дверь.
Охранник на турникете встает со стула, собираясь включить мою нелюбимую шарманку.
Добрый день, дергает за козырек фуражки. Гм пропуск?
Если бы у меня был пропуск каждый раз, когда нужно сюда попасть, я была бы в полной заднице.
Дама со мной, объявляется за спиной «солидный» и «седой». Открывай, открывай кладет ладонь на мою талию, подталкивая вперед.
Пф-ф-ф
Мужчины очень предсказуемые животные.
Не перевелись еще джентльмены, благодарю его, толкая перекладины.
Мой случайный рыцарь довольно хмыкает, проходя следом.
Поднимаюсь по лестнице на второй этаж и вхожу в приемную мэра, готовясь к встрече с его секретаршей.
Увидев меня на пороге, старая грымза превращается в настоящего питбуля. В каком питомнике Чернышов вообще ее откопал? Я не нравлюсь ни одной секретарше в городе, но этой особенно. К счастью, мне на это наплевать.
У него занято! вскакивает она из-за стола. И посетитель ждет!
Разберемся, прохожу мимо и скрываюсь за дверью широкого коридора между кабинетом Чернышова и приемной его бешеной секретарши.
Снова духота.
Закрыв за собой дверь, утопаю шпильками в старомодном ковре, рассчитывая осушить чертов кулер. Он у окна. Замерев, смотрю на выстроенные вдоль стены стулья. Приоткрываю рот, и мое потрясение ни черта не наигранное, потому что на крайнем стуле, вытянув перед собой ноги и сложив на груди руки, спит мой недавний знакомец.
Капитан Стрельцов собственной персоной.
Что за сказочное дерьмо?!
Не шевелясь, осматриваю крепкое, растянувшееся на стуле тело.
Он крупнее, чем я запомнила.
Все в тех же потертых джинсах, видавших виды «Адидасах» и белой футболке вместо клетчатой рубашки, в которой он проводил со мной свои идиотские розыскные мероприятия.
Ну и босяк.
Футболка заправлена в джинсы, демонстрируя совершенно плоский живот.
Смотрю на его скрещенные в коленях ноги и на то, что у него между ними.
В животе чувствую забытое, но знакомое шевеление, потому что мое чертово спящее либидо вдруг собралось приподнять свою больную черепушку.
Откинув на стену голову с коротким ежиком волос и выгнув жилистую загорелую шею, Стрельцов спокойно дышит. Обтянутая футболкой грудь поднимается и опускается.
От того, что ситуация повторяется во всех своих идиотских мелочах, я готова истерично расхохотаться.
На правой щеке у него ссадина. Правая бровь рассечена и заклеена пластырем.
Приоткрыв глаза, он поворачивает голову. Склонив набок свою, восстанавливаю события.
Доброе утро, говорю сухо.
Замерев, смотрит на меня, а потом моргает и трясет головой, будто не верит глазам.
Сложное задержание? усмехаюсь, рассматривая побитую, заросшую темной щетиной физиономию.
В ней нет ничего смазливого. Юношеского тоже. Прямые брови, прямой нос, квадратный подбородок, пара горизонтальных морщин на лбу. Красивый? Может быть, если присмотреться, а я этого делать не собираюсь.
Ползет взглядом вверх по моим ногам, животу, плечам и останавливается на лице.
Задержание прошло в штатном режиме, хрипит, выпрямляясь.
Сонные нотки его голоса звучат неожиданно интимно.
То есть я тоже могла вас ударить? бросаю ему.
Вы могли попробовать, упирает локти в колени.
Трет ладонями лицо, явно не собираясь ничего добавлять.
Костяшка левой руки сбита, и у него нет обручального кольца. Или еще каких-то.
Длинными загорелыми пальцами давит на глаза и снова трясет головой.
Эта усталость выглядит очень натуральной. Страшно представить, что он из себя представляет, когда выспится по-человечески.
Резко отвернувшись, иду к кулеру и выхватываю из держателя одноразовый стакан.
А здесь у вас что, опять задержание? мотаю головой в сторону двери с орущей табличкой. С виду все сходится, намекаю на его благородную привычку спать на заданиях.
Личное дело, слышу за спиной.
Какое совпадение, оборачиваюсь, поднеся стакан к губам.
Глядя на меня исподлобья, тихо произносит:
Если собираетесь вылить это на меня, я буду сопротивляться.
Боже, что это? выгибаю брови. Чувство юмора? Откуда?
Я предельно серьезен.
Как страшно, бормочу, допивая воду и пряча улыбку.
Бросаю стакан в ведро и набираю еще один.
Подойдя к Стрельцову, останавливаюсь напротив.
Смотрит на меня с предупреждением.
В ярком утреннем свете вижу, что у него зеленовато-голубые глаза. Вокруг носа веснушки, а щетина отливает еле заметным рыжеватым оттенком. Вижу, что он красивый, хоть и с натяжкой.
Это для принятия внутрь, протягиваю ему стакан, миролюбиво улыбаясь.
Скользнув взглядом по моему лицу, переводит его на стакан.
Терпеливо жду, пока мозги у него проснутся.
Протянув руку, выпрямляется и встает рядом со мной в полный рост.
Смотрю вверх и делаю шаг назад. Он достаточно здоровый, чтобы давить габаритами, хотя на шпильках мне не нужно ломать шею, желая посмотреть ему в глаза. Но, когда ладонь со сбитыми костяшками вдруг накрывает мою вместе со стаканом, ощетиниваюсь:
Полегче, капитан.
Нос заполняет запах стирального порошка и мужчины. Я завязала с мужиками. И этого хочу отправить к его собратьям. К той самой команде, которая трахает меня глазами, мечтая трахать по-настоящему, но только без гребаных обязательств.
Его шершавая горячая ладонь царапает кожу.
Глеб, представляется, тараня меня взглядом.
Иди в задницу, Глеб, вырываю руку.
За спиной скрипит дверь.
Отскочив в сторону, вижу, как из кабинета Чернышова, сверкая глазами, выходит его бывшая жена. Растрепанная и покрасневшая. Увидев меня, сжимает губы. Обычно в такой ситуации всем гребаным женам нашего городского бизнес-сообщества я отвечаю соразмерно раздражающими улыбками, но сейчас мне в самом деле на нее плевать.
Отвернувшись к окну, стряхиваю ладонь.
Глава 9
Марго
Привет, голос Руслана Чернышова за спиной звучит как скрежет наждачки.
Повернув голову, вижу, как он протягивает руку этому Стрельцову, очередь которого я собираюсь подвинуть вместе с его «личными делами».
Вид у нашего мэра слегка взбешенный, но он умеет держать себя в руках, даже когда у него хвост горит. Я знаю его с университетской скамьи, хоть он и старше на три года. В ту пору я сходила с ума по Миллеру, а Руслан сидел на очень коротком поводке у своей бывшей жены. Не знаю, на кой черт было его так ревновать, он, кроме нее, никого не видел, но я и сама вела себя не лучше. Закатывала Миллеру сцены, а потом мы бурно мирились. А потом он решил, что, когда речь заходит о женитьбе, дочь директора завода подойдет лучше, чем дочь свободного художника-неудачника. Правда, теперь он не неудачник, но по-прежнему «свободный».
Привет, Маргарита, Руслан переводит на меня взгляд непроницаемых голубых глаз.
Игнорируя то, что край его белой, идеально отглаженной рубашки выбился из-за ремня брюк, говорю беспечно:
У меня ЧП.
Положив на пояс руки, он делает глубокий вдох и переводит взгляд с меня на Стрельцова, потом обратно.
Судя по всему, выбор сложнее, чем кажется, но без предупреждения я заявляюсь к нему в офис не так уж часто.
Глеб, говорит наконец-то, пропустишь даму вперед?
Конечно.
Глеб.
У меня слишком хорошая память на имена и лица, чтобы забыть бравого капитана по щелчку. У меня также неплохо развита логика, поэтому, обернувшись, смотрю на него с подозрением.
Что он вообще делал два дня назад под забором у Калинкина? Теперь не сомневаюсь в том, что не дежурил на задании.
В ответ он кладет руки в карманы джинсов и отвечает мне прямым, но ни черта не безобидным взглядом. Безобидного в этом типе нет ничего.
Встряхнув сумку, прохожу в кабинет, не оглядываясь.
Час спустя у меня есть материал о планах по благоустройству города, приправленный харизмой Чернышова и кое-какими цифрами. Камера его любит, и это очень полезное свойство для любой карьеры, не только политической.
Спасибо, ты душка, благодарю Чернышова, пока Матвей собирает аппаратуру.
Посмотрев на часы, Чернышов говорит:
На следующей неделе праздную день рождения. Будут только свои. Присоединяйся.
Как недальновидно, пеняю в шутку, намекая на то, что в его положении устраивать вечеринки только для «своих» не положено.
Да и насрать, отмахивается он.
Я могу это записать? улыбаюсь.
Ты акула, Марго, лениво смеется.
Только иногда, бросаю, направляясь к двери.
Возьми у Надежды информацию.
Издеваешься? дую губы. Твоя секретарша отправит меня на Камчатку.
Посмеиваясь, Чернышов снимает трубку рабочего телефона и, глядя на меня, проговаривает в нее:
Надя, выдай Маргарите информацию по субботнему мероприятию.
Махнув ему рукой, открываю дверь и пропускаю вперед Матвея вместе с его сумками.
Бросив взгляд на коридор, отмечаю, что Стрельцов не спит.
Пристроив к стене плечо и сложив на груди руки, терпеливо ждет своей очереди прямо напротив двери. Молчаливый, неподвижный и невозмутимый.
Цепкий блеск его глаз на секунду поглощает мое внимание, и я опять возвращаюсь к изучению его лица. Грубоватых, но не отталкивающих линий носа, губ, заросшего щетиной подбородка. Он рассматривает мое лицо в ответ, и у меня, кажется, тепловой удар, потому что отворачиваюсь я только тогда, когда мой оператор с возней и бормотаниями покидает коридор. Молча прикрыв за собой дверь, бесшумно ступаю по ковру и выхожу из коридора вслед за Матвеем, не потрудившись попрощаться.
Вернувшись в офис, сдаю материал монтажеру и даю ему парочку напутствий, после чего возвращаюсь на свое место в ожидании, пока он пришлет готовый материал.
Отдел пустой, потому что дышать здесь по-прежнему нечем.
Сбросив туфли, собираю волосы в пучок и втыкаю в него карандаш. Вношу в свой календарь мероприятие по случаю дня рождения Чернышова, прикидывая, что могла бы презентовать ему в качестве подарка.
Как прошло?
Развернув стул, вижу Миллера.
Отсутствие галстука и закатанные до локтя рукава рубашки делают его притягательно-сексуальным. Расслабленно-успешным. Полная противоположность двадцатилетнему мудаку, которого я когда-то знала. И этот новый облик вызывает желание сравнивать. Сравнивать себе во вред, ведь там, за фасадом этой успешности, он все тот же. Мой первый мужчина и моя единственная любовь.
В мой первый раз я орала и просила его достать из меня свой член, а он кончал и умолял меня потерпеть. А потом мы начали снова. Моя жизнь полное дерьмо, если я опять и опять возвращаюсь в те дни, как мазохистка.
Положив ладони в карманы брюк, он осматривает офис, а потом и меня.
Вместо того чтобы спросить, какого черта он сюда притащился, отвечаю:
Отлично.
Помедлив, флегматично интересуется:
Спишь с ним?
Запрокинув голову, смеюсь.
Кажется, этот смех назревал во мне давно. Еще с тех пор, как Дмитрий Миллер занял свой кабинет, заново вломившись в мою жизнь. Я знаю, что последние пять лет он жил далеко, а где именно, никогда не интересовалась. Мне не нужны подробности его жизни, пусть оставит их себе.
Достав из волос карандаш, бросаю его на стол и надеваю туфли. Забросив в сумку телефон, вешаю ее на плечо и подхожу вплотную к этому гребаному мудрецу. Глядя в его умные и циничные глаза, просвещаю:
В отличие от тебя, мне не нужно снимать трусы, чтобы добиться чего-то в жизни.
Желваки на его скулах дергаются. Красивые губы становятся тоньше.
Метко, говорит бесстрастно.
Обращайся, развернувшись, убираюсь подальше от него и от всего, что он с собой несет. И передавай привет семье.
У него три дочери, и это наверняка не предел.
Сев в машину, втягиваю в себя воздух.
Его «БМВ» припаркована прямо у входа, и, проезжая мимо, мысленно показываю ей средний палец.
Войдя в свою квартиру, чувствую знакомый запах краски и уксуса. Заглянув на кухню, качаю головой и отодвигаю балконную дверь.
Моя маргаритка дома, отзывается папа, точа канцелярским ножом карандаш.
Его седая шевелюра убрана со лба разноцветной банданой. Рабочие штаны и футболка заляпаны краской и выглядят авангардным взглядом на искусство. Осмотрев свой оккупированный балкон, вздыхаю.
Прижавшись виском к двери, бормочу:
Как дела?
Что-то будет, кивает, становясь за мольберт.
Слава богу, цокаю я.
Творческий кризис приказал ему объявиться на моем пороге две недели назад. Где он был до этого, сказать трудно. Он слишком много перемещается, чтобы я успевала следить. К счастью, тяга к поискам приключений это у нас не семейное. У него выставки по всей стране, и раз в год случается зарубежная. Я нашла для него зал, чтобы устроить выставку здесь, в городе, но пока выставлять нам нечего. Кажется, он назвал это «затмением внутреннего зрения», но мы оба понимаем, что «затмение» нам не по карману. У него контракты, и сроки поджимают. Конечно, это не сравнится с временами, когда дела в нашей семье шли совсем туго, но даже тогда он сохранял оптимизм. В отличие от матери, которая потеряла в отца веру еще до окончания мной школы. Мой отчим был фрезеровщиком. Размен так себе, но тот, по крайней мере, получал зарплату каждый месяц, а не раз в полгода.