По мотивам преступления - Юрий Вячеславович Ситников 2 стр.


 Там намного лучше.

 Это вам так кажется,  заныла Райка.  Дайте мне слово, что ничего не скажете тёть Люсе и дядь Глебу.

Генка молчал.

 Даёте слово?  всхлипнула Райка.

 Я не могу я должен подумать, осмыслить

 Ну и ладно,  Райка спрыгнула с кровати, зевнула и уже другим, более уверенным голосом, сказала:  Идти мне надо. Сегодня приказано беседку покрасить и компостную яму выкопать.

 Стой. Как тебя зовут?  запоздало поинтересовался Генка.

 Раиса Борисовна,  высокомерно выдала Райка.

 Раечка значит.

 Не Раечка, а Раиса Борисовна,  последовал ответ.

 Хорошо-хорошо, как скажешь. А я Геннадий.

 Можно я буду называть вас дядя Геша, в память о своем бездомном друге, который отравился, выпив средство для чистки окон.

 Называй,  кивнул Генка, плюхнувшись в кресло.

Стоило Райке выйти из комнаты, Дронов поднёс к открытому рту ладони и замотал головой.

С Райкой я столкнулся на площадке второго этажа.

 Ты где была? Тебя Люська ищет.

 Познакомилась с дядей Гешей.

 Геной,  поправил я Райку.

 Гешей. Он сам попросил его так называть.

 Что у тебя с рукой?

 Ничего.

 Рай, не ври.

 Сам смотри,  она разбинтовала ладонь и вытянула руку.  Убедился?

 Зачем тогда забинтовала?

 Захотелось,  Райка сунула в карман бинт и сбежала вниз по ступенькам.

Я практически дошёл до своей комнаты, когда услышал шум распахнувшейся двери. Генка выскочил в коридор, увидел меня и заорал:

 Не могу я молчать! Не имею права! Глеб, иди сюда.

Стоило мне поравняться с Дроновым, как он схватил меня за руку и силой втащил в свою комнату.

 Ген, полегче,  я попытался сбросить с плеча Генкину руку, но он вцепился в меня мёртвой хваткой.

 Больше всего я не люблю разочаровываться в людях,  пробасил Дронов.  Мы с тобой столько времени знакомы, я считал себя достойным парнем, верным другом, хорошим человеком.

 Теперь уже не считаешь?  я улыбнулся, чем вызывал очередную вспышку гнева у Генки.

 Прекрати притворяться! Мне всё известно!

 Ты о чем, Ген?

 Я разговаривал с Раисой Борисовной,  Дронов внимательно следил за моей реакций.

 С кем ты разговаривал?

 С Раисой Борисовной.

 А она кто?

 Продолжаешь притворяться? Ещё скажи, что вы незнакомы, и эта бедная девочка оказалась в доме случайно.

 А-а, ты Райку, что ли, имеешь в виду?! А почему называешь её по имени-отчеству, Ген?

 Какая разница, как я её называю?! Как ты мог, как вы с Люсей могли превратить несчастного ребёнка в девочку на побегушках? Ты знаешь, что за жестокое обращение с детьми

 Так, стоп!  прикрикнул я, оттолкнув от себя Дронова.  Что ты несёшь, Ген? Толком можешь объяснить, какая муха тебя укусила?

 Раиса Борисовна мне всё рассказала.

 Что именно?

Генка заговорил. Заметавшись по комнате, он эмоционально жестикулировал руками, не забывая бросать на меня полные неодобрения взгляды. С каждым его словом я буквально каменел: ноги отяжелели, к лицу прилила кровь, вена на лбу запульсировала настолько быстро, что пришлось надавить на неё пальцем. Не дослушав Генку до конца, я развернулся и выскочил в коридор.

 Глеб, постой. Я ещё не договорил.

 Иди со мной,  приказал я.

Райка лежала на кровати в своей комнате, прилипнув к телефону. Наше появление ничуть ее не удивило. Выслушав мою пламенную речь, Райка лишь повела плечом.

 Садануться об асфальт! Дядь Геш, вы мне поверили? Я шутила.

 Такими вещами?  пролепетал Генка, пятясь к двери.

 Какими такими? Между прочим, детям полезно развивать фантазию.

 Глеб, извини меня я ведь поверил думал, вы обкусывая губы, Генка отправился к себе в комнату.

 Видишь, что ты с человеком сделала?  набросился я на Райку.

 Он такой уже был,  парировала Райка.

 До обеда я запрещаю тебе выходить из комнаты.

 Не имеешь права. Мама ещё не уехала, поэтому не командуй.

После всего случившегося у меня напрочь отпало желание садиться за ноутбук. И хотя я был не писателем, а всего лишь помощником писателя, и нагуливать вдохновение мне было ни к чему, я всё же решил прогуляться по посёлку. Едва подошёл к калитке, услышал голос Люськи:

 И куда ты направляешься?

 Проветриться.

 А я отчаливаю в город.

 Удачи.

 Эй, что с тобой?

 Да так, не обращай внимания. Поскорее возвращайся.

 Как получится. Я торт куплю, отметим Генкин приезд,  махнув рукой, Люська начала переходить дорогу.

Гулял я минут двадцать, а вернувшись домой, планировал сразу приступить к работе. Не тут-то было. Мама и Инга пили кофе в гостиной. Наш шофёр Павел относил в машину многочисленные чемоданы.

 Глеб, где ты ходишь?  как всегда перед поездкой мама была немного взвинчена и недовольна.

Тётка блаженно улыбалась. Конечно, мелькнула мысль, она счастлива, что на протяжении месяца не увидит и не услышит Райку. Вот уж действительно отдохнёт по полной программе.

Стоило подумать о Райке, как её хитрющая физиономия показалась из-за спинки кресла.

 У меня ощущение, я что-то забыла,  сказала мама, кивнув на большой чемодан, который пытался сдвинуть с места Павел.

 Меня! Вы забыли меня,  крикнула Райка.  Я тоже хочу полететь в Кубу.

 Правильно говорить «на Кубу»,  всё с той же блаженной улыбкой отозвалась Инга. Наверняка, мысленно она уже лежала на пляже и грелась в лучах жаркого кубинского солнца.

 Плевать, как правильно. Хочу и на Кубу и в Кубу!

 Зайка, мы, кажется, обо всём с тобой договорились,  Инга обошла кресло, села на подлокотник и посмотрела на дочь.  Когда я вернусь, мы поедем в Воронеж, к бабе Зине.

 Баба Зина чокнутая, и в Воронеж я не хочу. У бабы Зины паучий дом. В комнате в углах полно паутины, и пауки прямо по стенам ползают. Баба Зина ни черта не видит, и говорит, что это не пауки, а мебельные жучки. Гадость какая! И сама баба Зина на мебельного жучка похожа. Короед в косынке!

 Зайка, ты опять выражаешься,  Инга посмотрела на часы, затем бросила нетерпеливый взгляд на маму.

 Определённо, я что-то забыла,  простонала мама и подошла к Павлу.  Сколько чемоданов ты отнёс в машину?

 Шесть. Это седьмой. Последний.

 Всё верно,  кивнула мама.  Что ж, Глеб мы поехали.

 Окей,  улыбнулся я.

 Следите за Раей. Она полностью на вашем попечении.

 Вот ещё,  топнула ногой Райка.  Незачем за мной следить.

 Зайка, веди себя хорошо,  Инга поцеловала дочь и поспешила выйти на крыльцо.

Мама выбежала вслед за сестрой. Через пять минут мне пришло сообщение: «Глеб, забыла с тобой попрощаться. Целую, мама».

Убрав телефон, я подмигнул Райке.

 Ну что, Раиса Борисовна, теперь ты в полной нашей власти. Марш в комнату. До обеда не выходить. Ты наказана!

 Дядь Глеб

 Это не обсуждается. А начнёшь возмущаться, отправишься в гараж мыть машину.

 Дурацкие правила, дурацкий дом,  ворчала Райка, поднимаясь по лестнице.  Всё здесь дурацкое, и родственники у меня

 Я все слышу.

 Уши у тебя большие, поэтому и слышишь. Дурацкие уши, дурацкая лестница и ковер в коридоре дурацкий!

Глава третья

Странные звуки в ночи

Будь я писателем, постоянно думалось мне в моменты набора текста, я бы писал просто и доступно. Не в пример Иннокентию Ивановичу. У него своеобразная манера изложения собственных мыслей, тяжеловесные предложения, которые растягиваются на полстраницы, многочисленные нестыковки. И всё это сдобрено толстым слоем авторских отступлений и никому не нужных размышлений.

Раньше старик писал книги исторические, копался, как он сам выражался, в прошлом. Для меня историческая тематика скучна и малоинтересна. Не мой жанр. Я не особо вникал в смысл написанного Иннокентием Ивановичем, машинально набирал текст, борясь с зевотой.

Ни с того ни с сего Иннокентий Иванович, на дух не переносивший современную художественную литературу, решил написать повесть. И почему-то подростковую. Помнится, ещё совсем недавно он ругал всех без исключения авторов, называя их бездарными, ленивыми и потенциально опасными для общества. Художественная литература, если речь не шла о классике, приравнивалась к низкосортному бульварному чтиву. И вдруг такой поворот. Я до конца так и не понял, Иннокентию Ивановичу захотелось пополнить ряды тех, кого он не переносит, или доказать им же, что он лучше?

Скажу честно, идея старика написать повесть, где главные герои старшеклассники, показалась мне неудачной шуткой. Возможно, я неправ, но когда тебе за восемьдесят, ты ненавидишь всех, кто моложе сорока и совершенно ничего не знаешь о современной молодёжи, писать подростковую повесть, по меньшей мере, странно. Если не сказать больше.

Но Иннокентия Ивановича не страшат трудности. Он вообще вбил себе в голову, что его книга совершит переворот в литературе. И я, разумеется, должен был ему в этом помочь. Вопрос как? Ответ старика меня сильно удивил. Оказывается, я обязан ввести Иннокентия Ивановича «в курс дела». Это значит, помимо набора текста мне предстояло рассказывать, чем и как живут мои ровесники. Как и о чём говорят, что любят, кого ненавидят, какие книги читают, какое кино смотрят, каких кумиров себе создают.

Общение со стариком превратилось в пытку. Чтобы я ни сказал, Иннокентий Иванович воспринимал сказанное в штыки.

 Что это за музыка, Глеб?!  кричал он, грозя кулаком невидимому обидчику.  Я, по твоей рекомендации вчера смотрел клипы. У меня едва не случился приступ. О чём поют эти люди? Кто они вообще такие?

 Вы же сами просили познакомить вас с кумирами подростков.

 Они кумиры?! Ну нет! Это решительно никуда не годится. У моих литературных героев таких кумиров не будет!

На следующий день Иннокентий Иванович заявил, что современное кино для молодёжи шаг в пропасть. Не о том снимают, не тех снимают, не так снимают. Но больше всего старика коробила наша речь. Стоило мне начать объяснять значение тех или иных словечек как Иннокентий Иванович хватался за сердце.

 Ничего больше не говори!  просил он.  Беру свои слова обратно, вводить меня «в курс дела» не стоит. Я напишу книгу о правильных подростках, о настоящих комсомольцах, о дружбе и верности.

 Комсомола уже нет лет сто,  засмеялся я.

 Не кощунствуй, Глеб! Я выражаюсь образно. Да, да, и не смейся. В моё время

Начинались бесконечные истории про «моё время». И трава тогда была зеленее, и вода мокрее, и вообще всё было не так как сейчас, а так как надо.

Допечатав абзац, я откатился от стола и потянулся. Половина первого ночи. Из открытого окна доносится стрекотание сверчков. Интересно, Генкин Липатий подпевает собратьям или молча сидит в своем домике?

Люська открыла дверь и тихо спросила:

 Печатаешь, Глеб?

 У меня перерыв.

 А мне скучно,  Люська подошла к столу, взяла исписанный каракулями Иннокентия Ивановича лист и сощурила глаза.  Как тебе удается разбирать эти иероглифы? Я ни слова не понимаю. Здесь вообще по-русски написано?

 По-китайски. Положи на место.

 Тебе жалко? О чём он хоть сейчас пишет?

 Можешь прочитать,  я кивнул подбородком на ноутбук.  А лист положи.

Люська поставила на стол локти и прочитала с выражением:

 Если я дал слово, то сдержу его во что бы то ни стало!  горячо заявил Миша.  Ибо настоящий друг слов на ветер не бросает. А дружба для меня святое. Дружбу я истово ценю, а свою Родину я люблю преданной любовью!

Повисла пауза.

 Ну как?  спросил я.

 Глеб, что это было?

 Диалог двух друзей.

 Они и какого века?

 Из нашего. Обычные десятиклассники.

 Обычные в понимании кого? Что за бредятину ты печатаешь?

 Не я это придумал.

 «Ибо»,  хмыкнула Люська.  Устаревшее словечко. Его даже пенсионеры почти не употребляют. А у тебя в книге так говорят старшеклассники?

 Не у меня в книге, а в рукописи Иннокентия Ивановича. Он пишет подростковую повесть.

 Н-да. Он бы ещё сказку написал для самых маленьких. Самое то в его возрасте.

 Мне кажется, сказка у Иннокентия получилась бы намного лучшего этого шедевра. Вчера было такое предложение: «Мальчик ударил себя в грудь кулаком и поклялся перед всем классом исправить двойку по арифметике». Речь идёт не о первоклашке, а о десятикласснике. Иннокентий Иванович даже двадцатилетних называет мальчиками и девочками. Слух режет.

 Так скажи ему об этом.

 Пытался. Орать начинает. Обижается.

 Тогда забей. В конце концов, твоя задача превратить его иероглифы в читаемые предложения. А о чем и как он пишет не твоя забота. Ибо нефиг заморачиваться.

 Я и не заморачиваюсь, ибо это не в моих правилах.

 Молчал бы лучше,  скривилась Люська.  Ты создаешь проблемы на ровном месте. Вот я никогда не парюсь.

 Считаешь это достоинством?

 Во всяком случае, не считаю это недостатком,  выкрутилась Люська.

Я хотел возразить, но мне помешал странный звук, похожий на хлопок. Не успел я удивиться, как раздался второй, третий десятый хлопок.

 Глеб, это стрельба,  вскрикнула Люська, схватив меня за руку.

 Оставайся в комнате.

 Ещё чего. Я с тобой.

 На стрельбу не похоже,  сказал я, услышав ещё несколько хлопков.  Может, это звуки с улицы?

 В доме!  выдохнула Люська, достав из кармана телефон.

Я выглянул в коридор. Тишина. Люська крепко держала меня за руку.

 Ослабь хватку,  попросил я, направляясь к лестнице.

 Глеб, мне не страшно, но как-то не по себе. По-твоему, мы правильно поступаем, спускаясь вниз?

 А что предлагаешь ты?

 Ну не знаю вызвать полицию. Или позвонить Димке.

 Чем тебе Димон поможет?

 Настроение поднимет.

 Стой здесь, а я пройдусь по первому этажу.

 Ты опять? Сказала же, я иду с тобой.

В гостиной мы увидели распахнутую входную дверь.

 Похоже, у нас гости,  прошептал я.  Поднимаемся наверх и вызываем полицию.

 А почему и в кого они стреляли?  дрожала Люська.

Едва мы дошли до лестницы, как на крыльце послышался шум и отчётливый голос Дронова:

 Опять мизинец ушиб. Что за невезение такое.

 Генка?!  Люська рванула к двери.

Наше появление испугало Генку настолько, что он рухнул со ступенек и громко застонал.

 Что вы здесь делаете?  спросил он, растирая бок.

 Хорошенький вопрос. Вообще-то мы здесь живем.

 Разве можно выскакивать так внезапно? А если бы у меня сердце от испуга остановилось?

 Удивляюсь, как ты ещё не на инвалидности,  Люська протянула Генке руку.  Вставай.

 Больно.

 Терпи.

 Всё равно больно.

 В конце концов, ты мужчина, Ген. Хватит ныть.

 Посмотрел бы я на тебя, свались ты с лестницы.

 С какой стати тебя на улицу вынесло? Я думала, спишь давно.

 Уснёшь здесь, как же. В комнате душно.

 А кондиционер тебе для чего?

 Я не могу его включить.

 Почему?

 Меня может просквозить.

 С улицы ветерок прохладный дует,  сказал я Генке.  У меня в комнате не душно.

 Конечно, не душно, если окно открыто. А ты попробуй, закрой окно и попытайся уснуть.

 Так не закрывай,  взвилась Люська.

 Не могу. С улицы аромат цветов проникает, у меня аллергия, я начинаю чихать. Вот хотел прогуляться по саду, подышать свежим воздухом.

 Хлопки твоих рук дело?

 Вы тоже их слышали?  Генка завертел головой и понизил голос до шёпота.  Стоило мне спуститься с крыльца, как раздались эти звуки. Будто в доме кто-то стрелял

 Вот!  Люська толкнула меня в плечо.  Я же тебе говорила.

 Я испугался и решил отсидеться в клумбе,  прогнусавил Генка.  Потом вспомнил, что в комнате остался Липатий и поспешил к нему, но оступился и повредил мизинец. Только встал на ноги, появились вы.

 Липатия он пожалел. А о нас не подумал?

 И о вас подумал, но Липатий

 Слушайте, вам не кажется, что пахнет горелым?  перебил я Генку, переступив порог дома.

 Определённо, чем-то пахнет,  согласился Дронов.  Вроде подгорелыми сырниками.

 Сам ты сырник,  отмахнулась Люська.  Прокисшим супом воняет.

 Ты случайно на плите ничего не забыла выключить?  спросил я, спеша на кухню.

 Я к плите не приближалась.

 А вдруг на кухне кто-то есть?  проговорил Генка, замерев на месте.

 Нет там никого,  уверенно ответил я, толкнув дверь.

Когда щёлкнул выключателем и осмотрелся, ткнул пальцем в микроволновку.

 Что это?

Люська подбежала к столу и скорчила гримасу.

 Фу-у! Какая гадость.

 Что там? Покажите, я ничего не вижу,  просил Генка.

 Ты для начала в кухню пройди,  Люська открыла микроволновку и замахала рукой.  Так и есть яйца.

Назад Дальше