Припарковал свой автомобиль у колодца, напротив снятой с петель калитки. Забираю пакет из машины. Пробираюсь к дому. Старую, ржавую калитку открываю, роняя ее на землю. Дверь в дом была на распашку. Из коридора дико несло испражнениями и рвотными массами. На полу пустые бутылки, остатки еды (видимо с давних посиделок местных обитателей), использованная контрацепция. Прохожу дальше в комнату. Зажигаю свет. Стоит столик, над ним лампа Ильича. На том деревянном столе прирос тухлый, заплесневелый огрызок огурца, на фоне двух консервных банок из-под кильки в томате, полностью набитых окурками. Стряхнув рукой объедки, я расположился сам. Выпиваю рюмку. Вторую. Третью. Время идет. Первая бутылка закончилась. Я полностью опьянел, так как после каждой третьей стопки, выкуривал сигарету. В голову полезли мысли о том, что нужно написать письмо, своё последнее письмо, которое подведет итоговую черту моей жизни. К великому сожалению, ручки и бумаги в доме не оказалось и прекратив поиски, я принялся дальше опустошать очередную бутылку. За окном было уже совсем темно. Все двери нараспашку. Прямо напротив меня стояла панцирная кровать, на душке которой одиноко висела двухметровая веревка, которую я гипнотизировал взглядом. Последняя выпитая стопка, выжатая из очередной бутылки, дала мне старт на свершение своей окончательной цели. Вдруг, откуда не возьмись в доме появился трупный запах, который охватил всю комнату. Только я закуриваю последнюю сигарету и беру веревку, как нечто, жутко холодное схватило меня за руку. Передо мной стоял человек, тень которого не отображалась от лампы.
Эх ты, внучок! Что же ты удумал?
Вытаращив глаза, меня так парализовало, что я не мог даже крикнуть от страха. А он продолжая смотреть мне в глаза, только гладил меня своей холодной, жилистой рукой, и говорил:
Присаживайся! Есть разговор!
Падающие лучи света проявили его образ. Напротив, меня сидел молодой мужчина, в рваной и запачканной кровью военной форме. Его грудь украшал орден Боевого Красного Знамени. Лицо было так же в крови и иссечено мелкими осколками. От такой картины у меня пропал дар речи.
Ты чего застыл? Садись, в ногах правды нет! одним жестом указал мне на стул.
Я присел и не отрывая от него пьяного взгляда, сквозь текущие изо рта слюни спросил:
А ты вообще кто такой? Что ты здесь делаешь?
С ухмылкой последовал ответ:
А я пришел за тобой, Матвей! Помнишь, как у Есенина или у Пушкина? Я твой чёрный человек
Откуда ты меня знаешь? Нееет ты очередной кошмар в моем сознании? пробормотал я, хлопая себя по щекам.
Напрасно, напрасно! Я никуда не исчезну!
Этот некто смотрел на меня довольно пристально, после чего полез в свой правый нагрудный карман и достал оттуда маленькую книжечку. На лицевой стороне её, еле-еле виднелись буквы, из которых можно было понять слово партбилет.
Развернув его партийный билет, я с горем пополам прочитал содержание. И чёрт побери, там было написано, что данный билет принадлежит Лёвкину Евгению Федоровичу. Остальное было не читаемо, из-за кровяных пятен и дыр от осколков.
Это после ранения, не обращай внимания! вдруг пояснил он.
С трясущимися руками, я положил билет на стол, и с дрожью в голосе спросил:
Ты ведь умер? Нет у меня галлюцинации я, наверное, перепил! дернувшись с места, я подскочил к выходу. Но он каким-то образом появился прямо передо мной, загородив собой дверной проём. Вытаращив глаза, и посмотрев на него вплотную, я воскликнул:
Как ты это сделал?
Мужчина взял меня за плечи, подвел к столу и усадил на стул.
Не надо! Сейчас ты должен меня выслушать! Так вот внучок, я по какому поводу пришел к тебе! Я смотрю ты свою жизнь совсем на дно спустил, да?
Да на какое попытался я перебить его, как тут же его кулак упал на стол.
Не перебивай меня! За своё поведение, и отношение к жизни ты будешь сурово наказан. Придется тебе понять, что такое жизнь, какова ее ценность, и как надо чтить память погибших, которые ради тебя дурака, головы сложили! Я покажу тебе жизнь иначе! медленно выговаривал он каждое слово.
Ты ради чего приехал в наш дом? Что бы покончить с собой?
А ты догадливый тихо пробормотал я дрожащим голосом.
Потому что мне всё известно, и очень неприятно иметь такого правнука как ты!
Какого еще правнука? Что ты мать твою такое несешь? возмутился я.
Хм! Сейчас узнаешь! тихо сказал он, и правая рука его медленно опускалась к свисающей кобуре, где находился пистолет.
От испуга я резко вскочил, и перевернув на него стол, выбежал к выходу. С веревкой в руке я вылетел на улицу и спотыкаясь о разбросанные доски и кирпичи устремился к дальнему перекошенному сараю. В сарае том, были гнилые полы, обшарпанные стены, а вверху от одного угла до другого располагалась балка. Впопыхах, оглядываясь по сторонам я перекинул через эту балку веревку, смастерил удавку и дабы не видеть этого всего сумасшествия, решил свести счеты с жизнью. Полы в погребе были прогнившие и это было мне на руку. Я встал на груду досок, которые были под ногами и устремив свой взгляд на выход со слезами сорвался вниз. Тонкая веревка быстро пережимала мне дыхательное горло. Меня охватила судорога по всему телу.
Балка, на которую я приспособил наскоро веревку, не выдержала такого натиска и рухнула вместе со мной в глубокий двухметровый погреб.
Я упал на самое дно и сверху на меня обрушилась вся конструкция. Последнее что было это страшный гул в голове и неимоверная боль, от которых я на мгновение потерял сознание.
«Лишившись памяти лишишься всего!»
Очнулся я оттого, что в чувства меня привел некий мальчик, который обрабатывал йодом мою голову. Лежал я на чистой постели, почему-то голым. На голове моей уже оказалась бинтовая повязка, которую ловко замотал этот мальчик. Слегка прищуриваясь и постанывая от боли, я пытался понять окружающую обстановку.
Тихо тихо, дядь! промолвил вдруг он, глядя меня по голове, вам нельзя вставать!
Где я? Кто ты? сквозь зубы произнес я.
Этот довольно юный паренек, с русыми волосами, одетый в какую-то старую одежду, двоился в моих глазах.
Я, Вовка! А вы дядь, кто такой будете?
Гм я я не помню! ответил я, продолжая морщить лицо от боли, как я тут оказался?
Вовка улыбнулся:
Не знаю! Вы лежали в нашем сарае, с разбитой головой!
В каком это вашем сарае? в недоумении ответил я.
Хех, вы чего с дуба рухнули? засмеялся он, мы с отцом вытащили вас из нашего погреба. Там крови было море!
Я ничего не помню Где я? настойчиво повторял я.
Село Тепловка это вам о чем-то говорит?
Нет
Вдруг надо мной склонились еще два незнакомых человека, которые изучающе рассматривали меня. Один из них в советской военной форме, без погон. Это был статный, красивый, молодой мужчина, с черными артиллерийскими петлицами в ранге старшего лейтенанта. Другой мужчина по старше, который стоял рядом с офицером и шумно отхлебывал из своей кружки чай.
Ух ты! Смотрите-ка, пришел в себя! воскликнул он, продолжая хлебать чай.
Здравствуйте! поприветствовал я, кивнув головой.
И тебе не хворать! ответил мужчина и в голосе его изменилась интонация, ты как у нас в сарайке-то оказался? Да еще и без портков?
Я ничего не помню! Кто вы такие?
Я бы тоже хотел это знать, кто вы такие и что вы делаете в нашем доме? добавил офицер.
Мне нечего вам рассказать тяжко протянул я, после чего добавил, как хоть вас зовут всех?
Мужчина, протягивая мне руку, сказал:
Лёвкин Федор Матвеевич! Это мой старший сын Евгений! А вас-то как величать?
Я не знаю своего имени!
Вот те раз! Вот так история! Свалился голый парень к нам в погребицу, без документов, имени, фамилии и прошлого! удивился офицер, почесывая свой затылок, дело табак отец!
Отец смотрел на меня с некой жалостью, и спустя некоторое время сказал:
Без документов он здесь никто. Председатель придет если, вопросы будут. Потом заберут его в известное место и пиши пропало. Ладно ты пока отдыхай, а мы покумекаем, что на счет тебя дальше делать! Пошлите ребятки.
Странные люди удалились в другую комнату, и что-то в голос там обсуждали. Я лежал на кровати и пытался понять где я нахожусь. К сожалению, попытки восстановить картину произошедшего, не увенчались успехом.
Спустя некоторое время, после семейного совета они вернулись ко мне.
Ладно, так уж и быть! Сейчас отлеживайся, а завтра пойдем к председателю! Скажу, что ты мой племянник. Мол родители твои умерли, и ты сюда ко мне приехал! Будешь жить с нами?
Усмехнувшись, я пробормотал:
Что простите? Жить с вами?
Ну да! Потому что, если ты такой красивый попадешь в НКВД, то там тебе быстро помогут вспомнить всё! Оно тебе надо? пояснил офицер.
Я не понимал ни слова, которые они произносили. Какое-то НКВД, какие-то председатели, я вообще был в неведенье. Бесспорно, я решил согласиться.
Что для этого нужно?
Да нет, ничего документы только нужны. Ну я думаю мы тебе их выправим. Будешь отныне нашим членом семьи! переведя взгляд на детей, утвердил Федор Матвеевич.
Оставляй, бать! Жалко мне его. Сразу видно жизнь потрепала! улыбнувшись, ответил офицер и подсев ко мне на кровать продолжил, Добро пожаловать в семью, браток! Я Евгений! А ты будешь у нас задумался вдруг он, и спустя несколько секунд выпулил первое попавшееся имя, Матвей! Матвей Лёвкин в честь деда!
Мне кажется меня так раньше звали. вдруг частички памяти, намекнули мне об этом.
А что ты еще можешь сказать нам? спросил Евгений.
Более ничего я согласен на ваше предложение. Мне некуда идти.
На том и порешили! воскликнул отец, завтра значиться пойдем с тобой Мотя Лёвкин в сельсовет, я договорюсь с Петровичем, это наш председатель, и будем восстанавливать тебе документы! А пока отдыхай, и будь как дома!
Теперь, когда меня наконец-таки оставили в покое, я принялся глубоко размышлять о происходящем. Вопросов, конечно же было больше чем ответов. Я все ломал голову: что я тут делаю? И каким макаром я оказался в чужом сарае?
Этот странный день и тяжелая травма головы сморили меня окончательно, и я провалился в глубокий сон.
***
Утро. Висевший над моей головой репродуктор, транслировал классическую музыку. Дома никого не было. За окном, тем временем стояла прохладная весенняя погода. На кухне топилась печь, и её тепло разносилось по всему дому. Поднявшись с постели, я обмотался одеялом и пошел на кухню. Там на столе стоял заготовленный самовар, фарфоровая чашечка с блюдцем на одну персону, миска с комковым сахаром, и банка меда. «Какие гостеприимные люди!» подумал я, и отрадно сел пить чай.
Попивая ароматный травяной чай, я параллельно любовался красотами села из окна. Природа Тепловки имеет живописные ландшафты. Вдали есть небольшое озеро, красивый лес, поля, засеянные пшеницей, и другими сельскохозяйственными культурами. У большинства местных жителей есть огороды, где что только не растет. Из привычных культур почти у каждого картофель, лук, укроп и морковь. Кому-то нравится выращивать цветы: лилии, розы, нарциссы и многие другие. Более основательные односельчане заводят сады, в которых растут яблони, груши, вишни. Из нашего окна, который прямиком выходит на огород, показывается малина, растущая красивым кустом вдоль ограды, и одновременно является и живой изгородью, и плодовым растением, приносящим вкусный урожай.
По утрам поют птицы, весеннее солнце растекается по полянам золотыми лучами. Прохладный воздух наполняет аромат цветов и душистых трав, над которыми беспокойно снуют насекомые. По голубому небу плывут пушистые белые облака.
Невольно опрокидываю взгляд на пожелтевший календарь, прибитый к стене. Сейчас на дворе май 1939-го года.
Ходики по-прежнему тикали в такт. На часах было половина одиннадцатого утра. Прогулявшись по дому в поисках одежды, я наткнулся на старый сундук. Выбрал себе более-менее подходящее тряпьё, привел себя в порядок и расположившись у окна, ждал свою новою семью.
Минут через двадцать пришел дядя Федор.
Добрейшего утречка!
И вам доброго! улыбнулся я в ответ.
Ну что, вижу в порядок себя привел! Готов идти на встречу к своему счастью?
Всегда готов!
Ну вот и ладушки! ответил отец и мы тут же удалились по делам.
Окружающая обстановка была еще прекрасней, чем отдельный вид из окна. В середине села растянулся большой пруд, в котором местные рыбаки ловили рыбку. Раскинулись дома по обе стороны улицы. Люди, жившие в них, занимались послезимней уборкой своей территории, пробуждая землю к жизни. Чуть позже я пойму, что здесь проживают очень добрые люди. Они готовы поделиться со своим соседом чем угодно. Здесь не вызывает удивления, когда к тебе во двор заходит односельчанин и просит одолжить соль или какую-то другую вещь. Здесь принято проводить вечера не дома, а на улице в интересной беседе. Ты не успеешь выйти за забор, как уже встретишь интересного собеседника. Здесь природа кормит людей. В лесу люди ищут грибы и ягоды, собирают дрова, чтобы растопить печь. Здесь можно чувствовать удовлетворения от жизни и избавиться от забот.
Пройдя несколько улиц, мы зашли в одноэтажный дом, со стальной табличкой «Сельсовет». В отдельном кабинете сидел мужчина лет пятидесяти на вид, худощавого телосложения, с орденом Ленина на груди. Он передвигался исключительно на костылях, так как отсутствовала правая нога. Как после рассказывал мне новый отец, он потерял ее еще с австрияками в Империалистическую войну. И вот стоя на приеме у Петровича, мы вели диалог:
Ух какой у тебя племяш Федор! Откуда он?
Так сестра померла, а что парень один что-ли будет, но вот я его и забрал к себе! Один-то он, пропадет совсем. улыбался Федор Матвеевич.
Петрович, осматривал меня всего.
Тебя как звать, милый человек?
Матвеем!
Ага, а я Тимофей Петрович! Председатель Сельсовета! пояснил он, и наливая себе из пузатого графина воду в стакан, добавил: Тебе сколько годков то?
Я призадумался. Моя память была сейчас чистой, в которую можно было вложить любую информацию.
Двадцать четыре нам, товарищ председатель! вдруг произнес отец Федор, непутевый он у меня. Как семью потерял, так совсем умом кончился. Жаль парня
Дела сказал Петрович, утирая губы после выпитого залпом стакана.
А что же ты делал все это время? Ремеслом каким-нибудь владеешь может?
Улыбнувшись, я вскоре слукавил:
Дык, ничем не владею, к сожалению. Хотел бы уму разуму набраться. Вот спасибо дяде Феде, приютил меня.
Ну понято. Сынок, а документики у тебя есть какие? спросил Петрович, смотря пристально мне в глаза.
Сгорели документики его, синем пламенем на пожаре вместе с родителями! Земля пухом, сестренке выкрутил ситуацию в свою пользу Федор Матвеевич.
Петрович выслушав душещипательную историю, перевел взгляд на Федора и сказал:
Да Федор, дела у тебя конечно. А ты не говорил, что у тебя сестра есть?
Была Тимофей, была. Она в городе жила, здесь не появлялась ни разу! так же выкручиваясь, говорил отец.
Так и быть! Помогу я твоему парню. Жалко конечно, малахольный, но ничего пристроим куда-нибудь!
Да после пожара, когда дом горел его дверью пришибло, прям в аккурат по голове. Вон видишь шишак какой остался!
Я вытаращил глаза, и показал пальцем на ссадины.
Хорошо, ты давай не запускай парня! За документами через неделю приходи, будут готовы! Вы свободны! отмахнувшись, сказал Тимофей Петрович, и мы тотчас же отправились обратно домой.
По дороге домой мы разговаривали о происходящем.