Рут едва не спалила Главный двор, Мику чудом удалось ее остановить. Конечно же, это не прошло незамеченным, продолжил Рысь. Если у тебя остались незаконченные дела, я бы очень посоветовал поторопиться. Сегодня праздник, Аврум не будет устраивать шума на нем. Но с завтрашнего дня надо быть готовыми в любую минуту.
Он говорил своим обычным, бесстрастным, будничным тоном, так, будто они обсуждали его очередной отъезд или дела, касающиеся поместья. Элеонора часто отмечала, насколько Мик становится похож на отца в этой холодной отчужденности, привычке все чувства и эмоции оставлять при себе. Но сейчас, вглядываясь в лицо далла, Элеонора видела, как сильно он все-таки измотан. Под глазами залегли глубокие тени, морщины у рта стали будто еще резче, новая складка пролегла между бровей.
Я думала, это будет Мик. Рут меня удивила.
Теперь это уже не имеет никакого значения, пожал плечами Рысь. Я приказал вызвать их ко мне по возвращении домой. Нужно успеть передать поручение в архиве, это позволит немного выиграть время. Им придется непросто. Как я понял, Рут сильно обожгла руки и какое-то время не сможет творить.
Сердце Элеоноры в очередной раз болезненно кольнуло от жалости и страха. Она глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки. Сейчас не время для уныния.
Я позову тебя, когда подойдут Рут с Миком. Пока можешь быть свободна. Рысь устало потер переносицу и на минуту прикрыл глаза. Он не часто позволял себе такое, даже при своей далле.
Элеонора молча вышла и, не выдержав напряжения, прислонилась спиной к закрытой двери. Она знала, что все так и будет, и все же оказалась не готова.
Мик, ее мальчик. С детства несносный в своем молчаливом упрямстве, но при этом такой же сильный и отважный, как его отец. Вчерашний ребенок, в чьих возмужавших чертах еще нет-нет да и проскакивала подростковая неуклюжесть. Ее единственный сын.
Тем вечером, почти три года назад, Элеонора сперва решила, что Рысь бредит: шутить он совсем не умел и не любил. Однако далл казался разве что чуть более усталым после долгой поездки в Себерию.
Рысь часто уезжал один. Бунты, учения, присоединения новых территорий там требовались его тактические навыки, опыт, умение воодушевлять. Элеоноре в этих поездках было не место, раз уж на поле боя они все равно не выходили. Она привыкла ждать его дома. В тот год Себерия в очередной раз бунтовала против присоединения.
Элеонора вспомнила, как вернувшийся Рысь стоял на фоне окна-пристани в своей спальне. Он долго говорил, глядя на тускнеющее небо. Стихийный камин погас, никто не спешил разжечь его снова, и широкоплечий силуэт далла размывался в осенних сумерках.
Когда самый первый шок прошел и Элеонора поняла, что Рысь говорит всерьез, она изменила самой себе. Начала кричать, плакать, пыталась манипулировать и угрожать. Обещала ему немыслимые вещи. Не сдержалась и подожгла ворох бумаг на ночном столике. Она была готова на все, лишь бы не дать ему так поступить с Миком и Ликой. С ней самой. Со всеми ними.
Впервые в жизни она вела себя так со своим даллом. Мать Рыся растила Элеонору в ласке, заботе и любви, она ни в чем не знала отказа. Ее с пеленок учили принимать судьбу такой, какой ее дала Стихия, и никогда не думать о других возможных вариантах. Не жалеть о том, чего не будет, и быть верной своему пути. Бунтовать против чего-то было совершенно не в правилах Элеоноры. Наверно, именно это умение и делало ее хорошей даллой для Рыся, этому же она учила и Лику. Но сейчас все внутри нее противилось происходящему, Элеонора просто не могла вот так смириться.
Рысь молча все выслушал, по-прежнему вглядываясь в совсем уже черное небо. Дал ей отдышаться и прийти в себя. И лишь тогда заговорил вновь.
Элеонора, я позвал тебя не для того, чтобы обсуждать мое решение. Просто ты имеешь право знать. Он наконец повернулся и посмотрел на нее.
Силы разом покинули Элеонору. Она поняла Рысь не передумает. Внезапно захотелось вновь стать маленькой девочкой. Старый Грант, давно умерший отец Рыся, усаживал ее на колени и пел смешную песенку про мальчика-огонька, который гас от собственных слез. Не к месту подумалось, что Рысь никогда не вел себя так с Ликой.
Ну хоть на что-то я в твоем представлении имею право. Элеонора нервным движением смахнула с лица выбившуюся прядь, чувствуя, как полыхают щеки. Это наш сын, Рысь.
И его с детства растили воином, а не управителем стихийных каминов. Он справится.
Ты уверен? А как же Лика?
Сперва она, вероятно, окажется в относительной безопасности. Он пожал плечами. А потом, если все пойдет по плану, это уже будет не важно.
В его устах все звучало так просто. При мысли о разлуке с даллой сына к глазам подступили слезы. Элеонора была очень привязана к чуткой, открытой, жизнелюбивой Лике.
Так нужно, Элеонора. Рысь встал напротив и положил руки ей на плечи. И от нашего желания ничего не зависит.
Потом были долгие месяцы, складывающиеся в годы. Ее робкая надежда, тянущиеся часы разговоров, когда далл вновь и вновь пытался объяснить ей, почему они так поступают. В душе Элеонора благодарила его за эти объяснения, она знала, что это дается ему непросто. Но простить Рыся так и не смогла. Холодные зимы, бесконечные отлучки далла. Отъезд Лики, казнь чтящего, потерянность Рут, боль Мика, огромная, почти осязаемая. И вот теперь этот день.
Пора было брать себя в руки и продолжать подготовку к празднику.
1009 год от сотворения Свода, Дубы, тридцать первый день третьего летнего отрезка
Мик
Мику казалось, что этот странный день тянется просто бесконечно. Впереди ждал еще долгий праздничный вечер, а он уже чувствовал себя совершенно вымотанным.
Выйдя несколько часов назад из кабинета Рыся, Мик мечтал только о том, чтобы рухнуть на кровать в своей комнате и забыться хоть на сколько-нибудь. Но этому плану не суждено было осуществиться. Сперва наконец прибыл целитель, и Мик оставался с Рут, пока тот, охая и причитая, залечивал ей руки. Когда же он ушел, взяв с Рут слово не творить несколько дней, Мика затребовала к себе в пристань Ласка. Ей срочно надо было знать, почему все-таки состоялся полет на Стреле. Потом маме понадобилась помощь с корреспонденцией. Они вместе долго и нудно разбирали десятки записок и приглашений, которые слуга-берущий замучился относить к ящику летящей почты. Как будто вдруг его мать решила написать или ответить всей Элементе. А теперь уже пришло время одеваться к празднику.
Пора было идти за Рут, но Мик снова, совсем как сегодня утром, тянул время. Рысь с Элеонорой уже улетели на Стриже, лучшем воздушном корабле в поместье, и дом казался странно притихшим после дневной суматохи. Вслушиваясь в тишину, Мик вновь и вновь прогонял в голове события сегодняшнего дня.
В кабинете у отца его охватила странная паника. Мик готов был к взбучке за полет с Лаской Рысь никогда не медлил с наказаниями и не терпел непослушания. Это можно было пережить, Мик уже придумал им с Рут оправдание. Втайне он даже надеялся, что их накажут и поручат какое-нибудь скучнейшее занятие вроде чистки стихийных каминов или уборки библиотеки, и тогда не придется идти на праздник. Но, войдя в комнату, Мик вдруг каким-то шестым чувством понял: что-то не так. Мать при виде них с Рут быстро отвернулась к полке с книгами, и он не успел разглядеть выражение ее лица. Отец, по своему обыкновению, стоял у окна-пристани спиной к вошедшим.
Как твои руки, Рут? начал Рысь без приветствия. Голос звучал, как обычно, твердо, но в нем слышались усталость и какая-то безучастность.
Уже чуть лучше, спасибо. Правда, несколько дней я, скорее всего, не смогу творить.
Ничего страшного, во всяком случае, завтра тебе это точно не понадобится. Рысь повернулся и пристально посмотрел на них. По его взгляду невозможно было угадать, о чем он думает в эту секунду. У меня для вас поручение в архиве чтящих. Необходимо будет найти для меня дело Тима Верта. Жду вас с ним завтра у себя.
В подобном поручении не было ничего странного, Рысь и раньше часто отправлял Мика и Лику на такую работу. В архиве чтящих хранилось море информации о различных сражениях, великих творцах и их творениях, императорской династии и приближенных семьях, а также данные о Рубеже Стихий и текущей ситуации в империи. Чтящие, ответственные за архив, скрупулезно, день за днем собирали по крупицам информацию и систематизировали ее. Кроме них самих входить туда имели право исключительно творцы. На задания подобного рода необходимые, совершенно неопасные и довольно скучные почти всегда отправляли именно юных даллов.
Мне понадобится сегодня твоя помощь с письмами, Мик, внезапно подала голос Элеонора, не поворачиваясь к ним.
Хорошо, мама. Это все?
Да, можете быть свободны. Мику показалось, что отец вдруг опустил плечи.
Про Стрелу никто даже и не вспомнил.
Рут явно была рада такому раскладу, опасаясь гнева Элеоноры и Рыся. Но Мик вышел порядком озадаченный. Спускать что-то с рук не было в правилах его родителей, Рысь строго следил за жесткой дисциплиной в доме (что не мешало им с Лаской и Ликой все детство устраивать многочисленные шалости). Что-то было не так отец откуда-то знал об ожогах Рут, но ни словом не обмолвился о происшествии в тренировочном зале. Позже, вечером, Мик пытался поговорить об этом с Элеонорой. Но мама ловко уходила от ответов, заваливая его работой все больше. Обычно собранная и энергичная, сегодня она то и дело путала нужные адреса и имена, по многу раз переписывая письма. Ее рассеянность и печальный взгляд еще больше озадачили Мика. Что-то очень важное явно происходило, но невозможно было в этом разобраться или хоть как-то на это повлиять.
Погруженный в размышления, Мик устало потер лицо руками. Чувство собственного бессилия с детства было одним из самых ненавистных ему. Надо умыться ледяной водой и одеваться Рут наверняка уже готова.
1009 год от сотворения Свода, Речные Камни, тридцать первый день третьего летнего отрезка
Кай
Кай с усилием откашлялся, выплевывая остатки воды. Легкие разрывало от боли, перед глазами мелькали красные и черные пятна, волнами накатывала дурнота. Вот и все. Он выжил, и на этот раз тоже.
Вставай. Баст старательно избегал смотреть на сына, скользя ленивым взглядом по комнате. Вставай и выметайся, ко мне скоро должны прийти.
Кай оперся о стоявшее рядом кресло и попытался встать. Ноги дрожали. Он отбросил с лица прилипшую темную прядь и неуклюже двинулся к двери.
Надеюсь, ты понял свою ошибку и впредь такого не повторится. Баст по-прежнему отводил взгляд, и в голосе его слышалась скука. Урок усвоен?
Да, отец, хрипло ответил Кай. Горло нещадно саднило.
Прочь, ты задерживаешь меня.
Майя уже ждала за дверью. Как обычно, молча протянула сухой шерстяной плед и неторопливо зашагала рядом. Кай был благодарен ей за эту тишину, отсутствие суетливых расспросов о его самочувствии и сострадательных причитаний. Достаточно просто быть рядом, на большее у него все равно сейчас не хватало сил.
У него в комнате уже горел заботливо разожженный Майей стихийный камин, на столике перед которым дымились чашки с горячим травяным отваром. Не переодеваясь, Кай рухнул в кресло и закрыл глаза, откинув голову назад. Все тело ломило, его бил озноб, а назавтра наверняка поднимется температура.
Майя свернулась клубочком в кресле напротив и смотрела в пламя. Дорогой каминный кирпич, вылепленный из лучшей глины Ангории, почти не обгорал и оставался кипенно-белым. Снаружи камин украшала изящная лепнина, изображавшая запутавшихся в водорослях морских жителей. Ее вид был настолько привычным, что Кай с Майей уже давно не обращали внимания на эту изысканную красоту.
Это из-за того, что произошло днем. Кай наконец подал голос и поднял взгляд на Майю. Говорить по-прежнему было довольно больно. В зале. Я не смог дать настолько подробный отчет, насколько ему это требовалось.
Кай знал, что для отца любой повод был хорош и достаточен.
И никто бы не смог, Майя пожала плечами. Ты же видел лицо чтящего, когда все случилось. Он сам, по-моему, был готов уйти в Стихию от страха. Зато теперь становится понятно, почему Баст так заинтересован в этой мыши. Она презрительно сморщила нос.
Кай понимал, что далла не пытается успокоить его, а просто говорит о том, что произошло. Не в их правилах было друг друга жалеть. И все же от слов Майи становилось чуть спокойнее.
Я стоял совсем рядом, но все равно не понял почти ничего. Кай вглядывался в пляшущие языки пламени. Это был чудовищный выброс Стихии, так и оставшийся по большей части намерением. Зачем Рут это сделала? Почему не довела до конца? Как вообще умудрилась? Я бездарней ее творений не встречал ничего в жизни. Я и то лучше бы сражался творениями Огня. Что-то здесь не так.
Брось, не зря же ее истинной Стихией оказался Огонь, махнула рукой Майя. Сильный творец, сама не подозревала об этом, вот и с трудом совладала со Стихией. Я слышала, так бывает. Его Величеству такие творцы очень нужны, но на коротком поводке. Поэтому и отрядили нас. Кажется, все довольно просто, хоть и необычно.
Майя изящным движением откинула пепельные волосы на спину и взяла со стола дымящуюся чашку. Кай любил в ней эту спокойную рассудительность, умение не поддаться эмоциям. В такие минуты далла напоминала юркую серебристую змейку, холодную и ядовитую.
Пока Кай переодевался в сухое, Майя внимательно вчитывалась в письмо с новым заданием, которое выдал Баст. Сегодня, как это часто случалось, конверт был смят и подмочен с одной стороны. Отец отдал его Каю в самом начале встречи, до пытки водой. Сами задания никогда не произносились вслух, даже если исполнялись в пределах одной комнаты. Кай порой задумывался, какими странными мерами безопасности это было продиктовано, но не решался поговорить об этом с Бастом.
Ты читал? Майя недовольно швырнула письмо обратно на столик. Час от часу не легче, мы такими темпами скоро окажемся в кварталах мастеров или домах берущих.
Да, еще у отца в кабинете, кивнул Кай. Понятия не имею, чем Авруму могли не угодить эти безобидные городские сумасшедшие. Вроде за ними уже когда-то была слежка, но, кроме крайней наивности и глупости, ничего замечено не было. А если за это сажать в Водные тюрьмы, то половина творцов уже бы точно была там.
Майя хмыкнула. Не все поручения заканчивались арестами. Иногда они шли по ложному следу или, как в случае с Миком и Рут, просто собирали информацию. Но наперед никогда нельзя было сказать.
Они должны быть на сегодняшнем празднике. Вот и начнем. Майя недовольно посмотрела на измятое мокрое письмо. Внезапное узнавание озарило ее лицо. Постой, это не та самая Дарина?
Кай уже переоделся и теперь стоял напротив, облокотившись на спинку кресла. При упоминании этого имени настроение сразу резко ухнуло вниз. Надежда, что Майя не вспомнит или промолчит, не оправдалась.
Да, по всей видимости, она. Кай старался говорить равнодушно, но воспоминания о былом унижении заставляли голос предательски дрожать.
Это все случилось, когда их только-только начали обучать боевым творениям. Им тогда было лет по тринадцать-четырнадцать, новизна пугала и будоражила. Все происходящее: голубоватый отсвет творений Воды, азарт битвы, дрожь в кончиках пальцев в момент перехода намерения в действие, ощущение мощи и власти Стихии еще особенно пьянило и заставляло сердце стучать чаще. Был теплый весенний день, тренировка проходила в Воздушном зале. Сквозь огромные незастекленные арки было видно, как южный ветер стремительно гонит по небу рваные клочья облаков.