Гилл наконец успокоился. И попробовал оценить обстановку с позиции молодого принца Юпанки. Пожалуй, рыба, схватившая крючок с наживкой, и сменившая водную среду на сухопутную, испытывает меньший стресс. Жаль юношу.
Праздничный, цветущий, многолюдный Коско, центр благоустроенной четырёхсторонней империи. Жизнь, здоровье, счастье наследник короля будет править долго и мудро; он готовит себя к высокому предназначению, совершенствуя разум и тело. И вдруг воля неведомого ватука-волшебника переносит его в место, лишь отдалённо напоминающее родную столицу. Развалины, запустение, кругом не то люди, не то демоны. Не в подобной ли ситуации сейчас Илларион? Но как держится принц Юпанки! ни тени страха в глазах, а возмущение да требование повернуть время вспять. Он ещё не постиг глубины свершённой драмы, потрясение впереди. Волна сочувствия и сопереживания всколыхнула Гилла. Нет возможности помочь Иллариону. Но этому, почти столь же юному страдальцу нужно создать соответствующие условия. Не ожидая, пока проснётся Консулат. Он обратился к Кадму:
Да тут негде и поговорить. Полевые условия, палатки. Принц всё-таки! В Лиму бы
Вице-консул согласно кивнул и сказал, не отрывая взгляда от возмущённого лица гостя из прошлого:
Я вызвал соответствующий транспорт. Моя «Стрекоза» ранена. Гилл, берите принца. Вы и ваши ближайшие коллеги, все перебазируемся в Лиму. Акклиматизируем гостя из прошлого. Возможно, через него откроется путь к Иллариону.
4. Маяк «Фрэзи»
«Нам не хватает Гесиода! Своего собственного, современного Гесиода. Ведь мы так любим, когда нас хвалят. Почему-то считается, что герои Эллады альтруисты, что они тратили жизнь на борьбу за счастье всех других, не за своё личное. И почему-то считается, что и мы такие же, какими были они. Мы, живущие в довольстве и комфорте, не помнящие даже, что такое настоящий риск. Мы, боящиеся потерять минуту своей драгоценной жизни, желающие продлить её за Барьер и далее, насколько глаз видит. Герои»
Гилл стоит на носу яхты, не замечая, что встречные брызги промочили одежду, а солёная вода стекает в ботинки. Чёрно-голубая равнина впереди волнуется, меняя рельеф, выращивая в себе холмы и горы, ущелья и каньоны.
«Совсем недавно Элисса показала, как она бесстрашна перед голодным тигром. Но то бесстрашие от незнания, от непонимания близости смерти. Если б она это поняла, хоть на мгновение допустила в себя эту мысль, что бы тогда было? Он бы не успел ей помочь, всё решали именно мгновения, вырванные ею самой и Дымком. Героизм слепого Слепых»
«Аретуза» идёт ровно и мягко. Поколения истинных героев строили корабли из дерева, те ничего не гарантировали. «Аретуза» не простая яхта, она живая и разумная. Она дельфин, увеличенный в размерах, обученный мореходному делу, вооружённый приборами. Такие корабли не строятся, а выращиваются из генетически преобразованных зародышей. Механическое копирование природы ушло в забытое прошлое, оно от нас дальше, чем приблизившиеся времена Инков. Легко не бояться в безопасности. Гилл обернулся. Элисса на корме, спиной к нему. Она все эти дни спиной к нему, даже когда смотрит в лицо. Она ускользает от взгляда, она закрыла душу. Она считает его виновным в исчезновении Иллариона.
Аретуза, будь добра, покажи акваторию!
Он прошёл в рубку и остановился перед экраном, не имеющим прямой связи с Хромотроном. Приятная отделённость от всевидящих глаз мирового голографического монстра. Как, почему, обладая непревосходимой интеллектуальной мощью, Хромотрон не успел остановить процесс Реконструкции вовремя? Потому что Гилл не захотел того? Слишком мало дней прошло для правильного ответа.
Треть мягкого стекла рубки заняло объёмное изображение подводного пространства. Редкое удовольствие для человека сухопутной профессии. Мир чарующих цветов и бесконечных оттенков-полутонов, неэвклидовый многомерный мир завораживает. Встречным курсом, на глубине около трети километра, идёт вереница грузопассажирских «китов», обычный транспортный караван. «Аретуза» говорит с «вожаком» каравана, пятисотметровой длины «китом». Беседа дублируется по громкой связи, но Гилл не прислушивается. Нет желания говорить с кем-либо, ни с «китами», ни с людьми внутри них. Повинуясь его желанию, «Аретуза» уводит сектор обзора в сторону, меняет масштаб и контрастность изображения. Он сейчас видит то же, что дельфин, он как бы сам дельфин Аретуза. И чувствует, понимает всю мощь мозга живой яхты, её невероятные для человека возможности. Можно поговорить и с настоящими дельфинами, как это делает яхта, когда люди не возражают. Но Гилл знает: не поймёт и половины из того, что они ощущают и осознают. Не тот диапазон, не та глубина.
Аретуза! Как Элисса?
В это «Как?» Гилл вложил чувством весь спектр вопросов, относящихся и к её психофизическому состоянию, и к её сегодняшнему отношению к жизни, к миру людей. «Аретуза» ответила тоже кратко, но ёмко:
Нормально. Отклонения в допустимых пределах.
«Вот так! В пределах допустимого. Сколько раз мы ошибались с этими самыми пределами»
В зоне моей видимости остров, которого в данной точке не должно быть, доложила «Аретуза».
Яхта показала карту моря, себя на ней, маршрут движения и впереди небольшое зеленоватое пятнышко. Остров, не отмеченный на морских картах? Да такое в принципе невозможно, системы космического и наземно-водного слежения фиксируют на планете всё. И фиксируемое тотчас отражается на всех картах мира! Определённо, что-то происходит с миром людей! Тигры, желающие гибели человека; исчезновение людей в неизвестных временах-пространствах; неоткрытые острова Он пока не добрался до устройства в лабиринте Пакаритампу, а ведь там он уверен сокрыты выходы на многие тайны. Гилл выглянул из рубки и крикнул:
Элисса, море волнуется. По прогнозу впереди шторм. Аретуза обнаружила неизвестный остров. Укроемся там?
Элисса кивнула, не отрывая взгляда от окантовавшей тело Аретузы бурунной зыби. Гилл тоже посмотрел вниз: так называемая бегущая волна. Дельфину плыть во сто крат легче, чем человеку, он не прилагает мышечных усилий. Минимум трения, никаких завихрений, всё стабилизировано максимум совершенства и красоты в движении! Пока он любовался игрой воды, Элисса прошла в рубку расширенный спинной плавник яхты. Неучтённый мировым реестром остров её не заинтересовал. Смотря поверх экрана на начинающее штормить море, она произнесла равнодушным голосом:
Прости, за эти дни ни разу с тобой не поговорила. И ты думаешь, что я во всём виню тебя. Это не так. Илларион с детства тянулся к древности, к истории. Возможно, влияние генов, окружения. Если б я не разрушила нашу связь, всё могло сложиться по-другому.
«Ничего не меняется Зачем искать вину и стремиться к суду? Над другими, над собой, всё равно. Она не меняется и никогда не изменится. Если я не прав, кто лучше меня поймёт это?»
Подавив наплыв тоски, Гилл сказал:
Площадь Куси-пата Я применил новый метод воздействия на информационное поле. Через шлём, непосредственно. Сила мозгового излучения трудно контролируется. Превысил энергетический предел. Пространство перенасытилось и возникла флуктуация.
Предел?! Мы все перешли пределы допустимого, не только ты, Гилл. Мы уже начали шутить со временем. Надо же!
«День оценки пределов! Она мыслит, используя логику эмоций?»
Море заштормило как следует: тело супердельфина подрагивает, колебания передаются и в сердце. На мгновение Гиллу показалось, что дрожат клетки перенапряжённого мозга. Воздух заметно посвежел, небо опустилось и потемнело. Но Элисса ничего не замечает.
Я уточнила данные острова, Аретуза говорит с виноватой интонацией? Никакие приборы его не фиксируют. Только живые образования, подобные мне. Остров требует осторожности при ознакомлении.
«Я уточнила». Неужели и пол у них сохраняется? Спросить бы, да как-то И «живые образования». Действительно, мы переходим некие пределы в своём прогрессе, Гилл задумался, Аретуза предлагает миновать этот островок? Он небольшой, но укрыться от непогоды можно. В чём же дело?»
А ты можешь установить связь с морским народом? спросила Элисса Аретузу.
Колонии Георгия Первого далеко отсюда. Дальневосточное побережье Тихого океана ими слабо освоено. Но я могу связаться через спутниковые системы. Или включить Хромотрон?
Нет, так не надо. Спасибо, отреагировала Элисса, Я просто хотела узнать, как часто появляются такие вот острова. Любопытно побывать там, где до тебя никого не бывало.
Её настроение меняется. Без причины? Во всяком случае, Гилл не видит и повода.
Я покажу вам океан, отреагировала «Аретуза», Вы можете ослабить воздействие циклона на этот район.
Не надо, отозвалась Элисса, Мы пойдём к острову. Зачем беспокоить службу погоды? А вид океана это хорошо.
Ей хочется шторма, понял Гилл, она желает влезть в хорошую передрягу. Чтобы отвлечься от себя самой? Но Аретуза не всё объясняет понятно.
«Почему? Моё мышление ущербно, или дельфин не желает?»
Голографический экран расширился, точка обзора поднялась над водой. Где-то слева внизу, идя попутным курсом, сверкает множеством огней пассажирский лайнер. Справа-вверху, уходя за угол экрана, разворачивает вихри мощный водоворот, видимый на сотни метров в глубину. Он-то и творит бурю на поверхности, преобразуя кинетическую энергию воды в атмосферный ураган. Полоса кругом водоворота сияет штилем. Сверху хорошо просматривается спиральная воронка, обращённая вниз. Да, пожалуй, встряска обеспечена, уяснил Гилл. Но «Аретуза» не деревянный или железный корабль, она легко выдержит любые баллы, закрыв пассажиров в непроницаемой для воды рубке. Яхта направляется на юго-запад, оставляя справа Курильскую гряду. «Аретуза» подчинилась желанию Элиссы, уходит мористее. Если б не дикий островок, они направились бы к Симуширу, к людям. Ураган предвидится серьёзный. Но люди Элиссе не нужны. Зачем она вышла из рубки?
Пришлось вернуть её силой. Пространство рубки затворилось, лишив полноты восприятия. Тело яхты качает в растущих волнах, но шум моря почти неслышен. Воздух снаружи проходит свободно, очищенный от излишней влаги. Обоняние фиксирует изменения в атмосфере: прибавилось йодисто-горького, терпкого. Молекулы озона пощипывают кончик языка. Гилл усмехнулся: утерянная морская традиция требовала в подобных условиях пару солидных глотков подогретого рома. Неплохо бы, но в их всеобщей, почти повальной трезвости, ром такой же раритет, как шпага на поясе.
«Скучно живём. Нам бы учредить Консула по части питья всякого зелья. Мозги периодически надо размачивать, орошать. Народы успешно боролись с сухим законом, а мы добровольно вериги навесили». Гилл улыбнулся самому себе.
«Аретузу» тряхнуло, и мысли о пользе алкоголизма выскочили из головы как пробка из бутылки шампанского. Гилл едва удержал Элиссу от падения. На минуту прижал её к себе и поразился: вместо упругого тонуса дряблость, груди как у преклонной старушонки
Смотровые стёкла заливает водой и пеной, яхта то проваливается на дно океана, то взлетает к небу. Усилием воли он подавил приступ тошноты. Желающая бури Элисса совсем обессилела и забыла о борьбе. Он устроил её в уголке, она сжалась в комочек и закрыла глаза. Сломалось что-то внутри. Вот она, привычка постоянно меняться и всё менять, в том числе привычки!
Сквозь водонепроницаемую защиту рубки проникают свист и вой ветра, грохот взбешённого океана: всё это сливается в единый гул, раскалывающий монолит личности на независимые кусочки. Но без ранее прозмеившихся трещин такое разве возможно? Когда он приступил к саморазрушению собственного единства? Гилл собрал остатки воли и отвлёкся от внутреннего допроса.
Впереди, совсем близко, небо разветвило перевёрнутое дерево молнии. Гилл заметил прямо по курсу яхты тот самый неизвестный остров и прикипел к нему взглядом. Там надежда на передышку и запоздавший на много сроков разговор по душам. Если получится. По душам Очень непривычно звучит. Как бы не ко времени и не к месту жизни. Но почему «как бы»?
Небо над островом просветлело, он стал виден яснее. Коралло-рифовых образований быть не должно, но как похоже: тёмно-зелёное полукольцо с тихой бухточкой внутри, небольшой беленький домик на возвышенности. Прямо оазис в океане!
Гилл присмотрелся и удивился. И поразился тому, что не потерял способность удивляться. Было чему: с неуловимой периодичностью остров преображался. Примерно так делают некоторые постановщики голографических зрелищ, заставляя отдельные элементы проходящей сцены менять свето-цветовую насыщенность от нуля до максимума. Тут нуля-исчезновения нет, но некий минимум присутствует: полупрозрачность, лишающая островной пейзаж цвета и чёткости контура. То вот он есть; то его почти нет
«Неужели пришла расплата за давнюю попытку приблизиться к касте звездолётчиков? И усовершенствованное зрение даёт сбои, рождает внутренние миражи? Не исключено: предки утверждали за всё приходится платить. Присвоишь чего не положено исчезнет то, что было дано само собой, даром. Не хватает в такой момент потерять зрение!»
Домыслить он не успел: между приблизившимся островом и «Аретузой» поднялся вал любимого отцом Айвазовского, и яхта поменяла местами небо и землю. Супердельфин мог уйти в глубину, но не рискнул жизнью людей.
Гилл очнулся и вспомнил, что приходит в сознание второй раз. Зрение и ассоциативная память знают эту комнату: на полу шкуры медведей, трескучий камин, в свете свечей-бра кирпичная кладка справа и слева. Его положили ногами к огню, и фасадной стены с дверью не видно. За красным кирпичом древней кладки тишина. Шторм видимо, затих, или никакие звуки сюда не доходят. Швы, серым каркасом соединившие красные прямоугольники кирпичей, выглядят сетью, сплетённой пауком. Большим пауком. Где сам-то прячется?
В каминной трубе гудит ветер, пламя пляшет над полусгоревшими, ало-багровыми поленьями, лёгкие розовые искры роями стремятся к свободе, к небу. Где-то слева угадывается замерший в режиме ожидания небольшой экран Хромотрона с красным сенсором в левом нижнем углу. Редкая привилегия, односторонняя связь. Можно и вовсе отключить.
Гилл вздохнул и сюда, в дикий угол, проник навязчивый сервис объединённого мира. Земля очеловечена до предела. Или сверх предела? Попробовал покрутить головой, получилось. Рядом, завёрнутая в медвежьи шкуры, спит Элисса, прикрыв мёртвую голову зверя золотыми локонами. Дыхание ровное и спокойное, она добилась, чего хотела, шторм вернул ей психофизическое равновесие. Пусть пока только во сне уже немало. В кресле, выступающем из полутьмы угла, дремлет похожий на паука нет, на медведя человек. Одетый в тёплую куртку и кожаные меховые штаны, в вязаных носках, с ниспадающей на грудь роскошной бородой, он выглядит дико и архаично.
«Я же на маяке, вспомнил Гилл, А это смотритель. Смотритель последнего на Земле маяка. Ненужного маяка, через который к нам пришло спасение».
Мысли ворочаются неуклюже, будто одичали рядом с медведеобразным смотрителем. Когда он в последний раз видел открытый огонь? И не вспомнить. Ах, да, в Тигрином урочище! Цивилизация гарантирует гражданину полную безопасность! Здоровье, сила и красота обеспечены по праву рождения! Хочешь бери, хочешь нет. Но попробуй откажись!