В дверь громко постучали, скорее всего, ногой. Панько очнулся.
Довольно спать, открывай!
Валерий накинул какую-то рубаху и, не обуваясь, пошел отворять дверь. Странно: пол почему-то казался мягким, словно там не было ни линолеума, ни досок. На пороге стоял здоровенный мужик. Он оскалился, играя мускулами, и Панько вдруг стало совсем неуютно в своем хилом и полноватом теле. Не зря Лида намекала ему на спортзал и говорила про знакомого фитнес-инструктора
Ну что, охламон, за тобой должок. Как отдавать будешь? Зерном ли, мехами, пенькой, может, гривны, гроши появились, мед?
«Какой, блин, мед в три часа ночи, что за бред? Гривны, зерно?» Последний раз он видел зерно в деревне лет пятнадцать назад.
Оглох, что ли, Пень? А ну-ка, Зуборез, двинь ему.
Показался еще один мужик, здоровее первого, и с размаху дал Валере оплеуху.
Вы кто такие? Я вас не звал, идите отсюда, заорал Панько.
Ишь ты, голосистый какой, сказал главарь и снова оскалился.
«Да это же тот самый, водитель красивенькой «мазды», под которую я чуть не угодил! Что ему нужно? Он решил мне отомстить? Может, это ухажер Лидии?»
С тебя причитается, что предложишь? продолжил водитель «мазды».
Но у меня нет ничего, ни зерна, ни пеньки, ни меда, залопотал Панько.
Ах так? Тогда возьмем кое-что получше.
Тот, которого назвали Зуборезом, одним своим видом оттеснил Панько и прошел в комнату.
Вот, подруга у тебя хороша, ее заберем.
В этот момент Панько увидел, что в его комнате стоит Лидия, без косметики и в очень специфическом наряде. Зуборез сгреб девушку в охапку. Валерий хотел его ударить, толкнуть, но руки стали словно из ваты. Страх или слабость телесная? Да все вместе, что тут таить.
Смотри, Макроус, подмигнул главарю Зуборез, даже бабу свою защитить не может.
Вся компания оказалась на улице. И сейчас Панько понял, что он не в питерской квартире, его дом полуизба-полуземлянка, сам он в холщовой рубахе, вокруг такие же горе-крестьяне, с которых купцы-разбойники по праву сильных собирают дань.
Слышь, Пень, Макроус похлопал Валерия по плечу, мне даже жаль отдавать девицу в рабство. Смотри, какая ладная, не жирно ли тебе, недотепе? Ты хоть бы на кулачках со мной сразился за нее.
Валерий молчал, стараясь не смотреть в глаза Макроуса. Оскал с лица разбойника неожиданно исчез, взгляд его незаметно для окружающих стал кротким.
Давай, Пень, не боись, не убьем. Авось повезет, отобьешь Ладу.
Валерий по-прежнему молчал и не шевелился. Земледельцы и разбойники оставили свои занятия и наблюдали за разразившейся драмой.
Макроус подождал, потом резко рванул на себе рубаху только мускулы и шрамы, демонстративно заложил руки за спину, подставляясь на удар.
Бей, сукин сын, чего ждешь? Дубину ему! Макроус умолял.
Это была его собственная трагедия. Много лет назад разбойники напали на его семью, и он хотел отомстить им, отомстить руками этого забитого Пня. Только Макроус тогда был отроком, а этот Пень по годам давно не отрок, но и назвать его мужчиной нельзя. Злоба еще больше охватила разбойника, и он дал шанс несчастному дураку:
Отдашь ее Зуборезу, он хоть и злодей, но свою женщину защитит. Ты, дуралей, и один проживешь, на кой она тебе? Выходи на бой!
Невероятными усилиями Панько сделал шаг вперед, потом еще один, вспомнил из телевизора боксерскую стойку
Эй, эй, смотрите, смотрите, ладьи!
Взоры публики устремились к реке: к берегу быстро приближались большие суда. Зуборез, Макроус, Лада, Панько, разбойники, крестьяне глаз не могли оторвать от дивного зрелища, а Валерий еще и надеялся на то, что приближающаяся флотилия как-то избавит его от позора и побоев.
Ладьи пристали к берегу, из них быстро посыпались пассажиры и гребцы как оказалось, довольно спортивные мужики, на голову выше местных обитателей. Потом без спешки вышло несколько совсем уж массивных воинов; они размеренно направились к Макроусу, видимо, желая разрешить драму, которую они наблюдали со своего судна.
Ты, воин с ладьи ткнул в Макроуса пальцем и махнул рукой в сторону, словно говоря ему, чтобы он убирался.
Теперь Макроус и Панько поменялись местами: благородство и желание быть битым быстро покинули разбойника.
Зуборез!!! вскричал Макроус. Громила и еще несколько доморощенных разбойников кинулись к викингу. Остальные пришельцы поспешили было к нему на помощь, но он поднял руку вверх, в знак того, что сам разрешит ситуацию. «Это кто? Конан-варвар?» мелькнуло в голове у Панько. Зуборез подбежал первым, первым же и упал от кулака воителя. Разбойники накинулись стаей, но псы, взрощенные на хлебе и щах, едва ли могли одолеть волка, питавшегося мясом. Воин, закаленный в боях, пройдя через драки с византийцами, персами, громадными африканцами, везде оставаясь победителем, бил, швырял противников, и местные гопари долго не продержались; все было быстро окончено.
Конан, он же викинг, подошел к Макроусу. Посмотрел на Ладу и выдал разбойнику оплеуху раскрытой ладонью, в которой было больше презрения, чем удара, но Макроус качнулся и упал без памяти. Панько выдохнул. Лада улыбнулась, улыбнулась не Валере и даже не благополучному финалу улыбнулась она этому воину. К нему поспешил один из гребцов и протянул какой-то предмет. Викинг направился к Ладе и, поклонившись учтиво, но не подобострастно, повесил на шею девушки ожерелье, то ли из камней, то ли из ракушек.
Теперь да будет закон на вашей земле, громко произнес воин. Мы этот закон, мы этот порядок. А ты, Пень, отдаешь женщину.
Надо сказать, что Лада в тот момент была уже не против, выбирая между этим и Этим.
Нет, уверенно произнес осмелевший Панько, видя пред собой не быдло-разбойника, а интеллигентного рыцаря, хотя и весьма грозного.
Что ж, тогда ты мне будешь должен, должен за себя и за нее. Всю свою жизнь ты будешь доказывать, что викинги, воины-норманны, навели порядок на твоей земле, устроили быт ваш и порядок, и все вы будете мне благодарны и вы, и ваше потомство.
Но я был против норманнской теории, Панько вдруг вспомнил круг своих научных интересов, против, я не могу, это не будет исторической правдой.
Должен. Или ты хочешь, чтобы вернулся он? викинг указал на жалкого, но все еще опасного и коварного Макроуса. Может, желаешь пойти с нами в Новгород, увидеть Рюрика? Ччто ж, я готов взять тебя с собой, тем более что мой проводник слишком увлекся грибами и сейчас от него мало проку.
Панько проснулся. Было жутко холодно, спать теперь предстоит с закрытой форточкой. Через два часа пора на работу.
***
Валерий познакомился с коллегами по цеху. Кабинет ему предстояло делить с капитаном Ольгой Черновой, девушкой лет тридцати (или не тридцати) весьма приятной наружности, и с лейтенантом Сергеем Гавриковым, который был в два ну почти в два раза моложе Панько и, кроме того, такого телосложения, что более походил на бойца оперчасти, а не исследователя. «Совсем недавно из института, наверное, молодой историк, сделал вывод Валерий. И надо поинтересоваться, Ольга замужем, или как там вообще».
Новоявленный исследователь стал обживать место. Эта мебель определенно ему нравилась: стол был из прошлого века, из тех, за которыми сидели настоящие асы. Настенные механические часы монотонно тикали, напоминая о существовании времени. Из окна открывался вид на парковку во дворе с автомобилями вышестоящих. По меркам большого города, серьезная привилегия. Впрочем, Панько не любил, а главное, не имел машины, хотя эти черненькие автомобильчики внушали почтение.
Ух, завалили всякой чепухой, разгребай дела, Ольга вытащила из сейфа кипу ксерокопий вперемешку с журналами.
Что там, Пугачева на тебя перекинули? спросил Сергей.
Если бы Пугачева, нет. В Суздаль командировка намечается. Там за Дмитрием Ивановичем косяк числится, то ли всю казну спер, то ли с иностранцами что-то мутил, данных ваще нет, по-московски протяжно произнесла Ольга.
И с какого перепугу такой мелочевкой заниматься, Оль?
Думаешь, мне самой это надо? Толь Толич велел.
Толик вроде нормальный мужик, а туда же, взбредет в башку хрень какая-то
Не, Серега, это ЦИК начал копать, ему знакомый шепнул из министерства. В ЦИКе хотят ткнуть нас носом в тапки, вот и нужно сработать на опережение.
Это ясно, только Дмитрий Иваныч-то невеликая персона.
Невеликая, только ниточка ведет к Олегу Рязанскому, а тот замазан по уши, и, сам понимаешь, перед юбилеем что-то да всплывет. Так что не соскочить мне.
Панько внимательно слушал коллег, оперативно складывая пазл. Не его профиль, конечно, однако вникнуть сходу очень важно. Скоро его самого ждут подобные ребусы, будет вертеться, как американский морпех на Омаха-Бич, чтобы не угодить под перекрестный огонь и своих, и чужих.
Столовая здесь есть? неожиданно для себя самого спросил Панько.
На первом этаже, небрежно ответила Ольга, обернувшись в пол-оборота на Валеру. Тот почувствовал себя неловко, понимая, что взгляд был оценочно-укорительный. «Олень с буквы а, большой буквы А. Теперь Ольга будет думать, что мне лишь бы пожрать, хотя, наверное, так оно и есть».
Раньше часа рекомендую в столовой не появляться, у нас режим, добродушно сказал старший лейтенант Гавриков.
«Блин, у тебя точно режим, небось одни протеины поглощаешь строго по графику». Но вслух Панько ответил:
Спасибо, товарищ.
Первый рабочий день набирал обороты.
Валерий, раньше в органах служил или с «гражданки» к нам? полюбопытствовала Ольга.
Нет, не служил, только армия, год после универа. Охраняли под Питером особо секретный объект, то ли столовую, то ли клуб для продвинутых офицеров. Два раза стрелял из автомата.
Я вот люблю пострелять, но увы, оружия нам не дают и на стрельбы не возят. Ваше оружие это голова, говорит шеф.
Голова и мускулы, Оль, добавил Сергей.
Вечно ты со своими мускулами. Ты, наверное, их использовал один раз, когда мебель переставляли в кабинете у Толь Толича, больше не припомню.
Да, не припомнишь? А кто Распутина из суда выводил, когда вся полиция разбежалась, а? Что бы вы делали тогда без дяди Сережи. Не, мозги мозгами, а без «физо» никуда.
«Физо-физо», Сергей, ты же не супермен, не бэтмен. Воображение, логика, мышление гораздо важнее толщины бицепса.
У бицепса не толщина, а диаметр, Оля.
А у нас здесь не спортзал или ночной клуб, где ваши диаметры кого-то интересуют, усмехнулась Ольга.
Как скажете, товарищ капитан, Гавриков карикатурно поднес ладонь к виску и преданно посмотрел на Ольгу, завершая дискуссию.
Этот разговор начал утомлять Панько. Он все-таки пришел на работу, и на работе надо чем-то заниматься или по крайней мере создавать видимость. «Скорей бы Вася пришел, принес бумажки какие, или что». Голый стол вызывал у нового служащего чувство неловкости.
Дверь наконец-то отворилась, вошел майор Белкин. Панько облегченно вздохнул: сейчас начнется действие.
Ну-с, товарищи офицеры, вы уже познакомились? Панько, лейтенант Панько, Василий сделал ударение на звании, думаю, окажет вам содействие в решении многих проблем.
По-вашему, товарищ майор, мы сами не справимся?
Капитан Чернова, Ольга Васильевна, задачи стоят непростые, враг не дремлет. У вас «висяков» полно. С Хмельницким вопрос решен, к примеру? Нет. А с ленскими событиями разобрались? Нет. Где отчет по Миллеру? Экстремисты из «Черной сотни» тоже спокойно себя чувствуют. Происшествие на Ходынке? Мне уже всю голову проклевали: когда да когда.
Е-мое, в сутках, товарищ майор, двадцать четыре часа, меня на всех не хватает, вспылила Ольга.
Василий Осипович, нам же внешних фальсификаторов поручили, нужно дать отпор.
Поэтому, Оля и Сережа, с вами будет работать Панько. И, надеюсь, вы сработаетесь.
***
Валерий Львович приходил на работу раньше всех; это свидетельствовало не столько о его пунктуальности, сколько о синдроме новичка. Работал он без году неделя, поэтому опаздывать было дурным тоном. Кроме того, Панько нравилось, что он приходил первым, и остальные, Ольга Чернова и Сергей Гавриков, приходившие позже, как бы теряли перед ним преимущество. В чем заключалось преимущество, Панько себе объяснить не мог, это было его иррациональным чувством, которое придавало ему уверенности, в частности, перед Ольгой. Хотя при ближайшем рассмотрении этот парадокс находил себе вполне логичное объяснение: Панько, придя в кабинет, менял тяжелые осенние ботинки на относительно элегантные легкие туфли разумеется, процесс настолько интимный, что выполнять этот ритуал в присутствии Ольги для него было неприемлемо.
Толь Толич тоже не дремал, с самого утра начитывался пабликов и желал показать свою осведомленность перед подчиненными, не понимая, что эпоха интернета значительно обесценила новости и слухи. Подполковник метил наиболее актуальные новости, которые могут превратиться в задачи уже завтрашнего дня.
Большой хоровод начинается, вошел в кабинет Белкин.
Здравия желаю, товарищ майор, по-военному ответил Панько.
И вам не хворать, Валерий Львович, Белкин пожал руку товарища.
Какой хоровод? Мне участвовать нужно?
Хоровод известный: виноват ли Ленин, а если виноват, то в чем конкретно. Дело рассматривает суд, потому и хоровод. Хочешь посмотреть? Впрочем, хочешь не хочешь, а надо.
Отлично, даже не представляю, как все это происходит, с энтузиазмом отозвался Панько. Я готов.
Тогда пятнадцать минут, и поедем, нужно только свидетеля подобрать на Мойке.
Белкинская машина, черненькая, с блестящими молдингами, уверенно маневрировала по улицам большого города. На одной остановке машина притормозила, и на заднее сидение плюхнулся сам вождь мирового пролетариата.
Здо-го-го, Ленин, Белкин намеренно исказил речь и протянул руку Ильичу.
Привет, жандармы, Ленин был доброжелателен. Коля, кстати, обратился он к Панько. Тоже по исторической линии?
Ага, по исторической, рассеянно ответил Панько. Валера меня зовут.
Постараюсь запомнить. Ты извини, просто текст учил вчера, к суду готовился, перемешалось все в голове. Ну, будешь подсказывать. Еще в театре вчера до десяти халтурил.
Халтурил он в театре. Потом на суде не получается, в прошлый раз картавил еле-еле, проговорил Белкин.
Товарищ майор, а гонорар-то какой? Как платите, так и картавлю. Или что ты хотел за свой прайс?
Нормальный прайс. У Керенского, между прочим, в разы меньше, и у Милюкова, и у Троцкого, и у членов ВКП(б).
Это оттого, что Керенский мудак и остальные члены тоже.
Ты сейчас в прямом или фигуральном смысле?
Да в любом. На заседании речь толкну снимут все обвинения, еще и памятник восстановят.
Отчего же баня загорится? полюбопытствовал Панько.
Ты, Ильич, себя не переоценивай, пригрозил майор Белкин.
А спорим на ящик «Балтики», из суда выйду сухим? Ну, почти сухим.
Давай, согласился Белкин. Но если не выйдет, с тебя два ящика, Панько вон тоже употребляет.
Ладно, два так два, все равно проспорите. Только это, Ёсипович, немного фамильярно обратился Ленин к Белкину, Василий Ёсипович, импровизировать буду.
Валяй, импровизируй, махнул рукой Белкин, в сторону судьи только не дыши.
От Ленина шел запах некрутого, но устойчивого перегара, Белкин и Панько это четко ощущали. Вождь, скорее всего, снимал стресс, порожденный тяжестью исторической ответственности.
Автомобиль прибыл к зданию суда.
Там царь будет, Коля, давай не переигрывай, все люди взрослые.
Ёсипович, ну ты даешь, а как же историческая канва, спектакль, эмоции? Я ж за идею, за искусство. Иначе это не суд истории, а профанация.
Белкин картинно откашлялся в кулак, давая понять, что все как раз наоборот. Заседание должно было начаться через десять минут.