Я никогда ее не слышала, сказала Ребекка. А откуда ты это знаешь?
Моя бабка состояла в услужении у старой графини после ее возвращения из Индии. Вашей бабушки, покосился на меня Самир.
Моей бабушки! Мной снова овладело странное ощущение: моя жизнь как лабиринт, головоломка. Я встретилась глазами со взглядом Самира открытым, бодрым и, как ни странно, приглушающим вдруг накатившую на меня тревогу:
А что еще вам известно?
Немногое. Отец знает больше, оторвав от хлеба здоровый ломоть, парень опустил его в миску и, придерживая так длинными пальцами, добавил: Если дождь закончится, мы можем прокатиться после обеда до усадьбы, и вы осмотрите ее. При желании, конечно.
Сэм, ты меня удивляешь! воскликнула Ребекка. Не мужчина, а кладезь тайн и сокровенных знаний!
Самир в ответ лишь слегка пожал плечами. И забавно приподнял брови, помешивая рагу:
Люди видят только то, что хотят видеть, произнес он.
Я вспомнила мультфильм, любимый в детстве.
В бескрайнем лесу пробормотала я бездумно и попыталась насвистеть мелодию песенки «Я и моя стрела».
Самир посмотрел на меня; в его взгляде появилось что-то новое:
Такова жизнь, таковы люди.
Мне захотелось ударить с ним по рукам:
У моей собаки была кличка Стрела.
Я догадался бы с первого раза.
Я рассмеялась:
И у нее была очень острый нос.
Как наконечник стрелы, летящей в цель, добавил уже без ухмылки Самир и покосился на меня: оценила ли я его сравнение.
Я снова не сдержала смех.
Добавки, Сэм? встряла Ребекка.
Не откажусь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Словно пожелав склонить меня к сговорчивости, дождь прекратился сразу после обеда. И мы с Ребеккой отправились в путь на ее «Рейндж-Ровере», а кровельщики последовали за нами в рабочем грузовике Тони. В иных обстоятельствах я рискнула бы преодолеть это расстояние пешком, хотя дорога петляла среди полей вверх по довольно крутому холму. Но из-за дождя под ногами хлюпала грязная жижа.
На этот раз мы подъехали к Розмеру с тыла. Дом предстал перед глазами, едва мы свернули за угол. Под лучами солнца, уже прибившимися сквозь низкие тучи, он отливал ярким золотом и выглядел гораздо менее ветхим, чем показался мне накануне. Я узнала и линию крыши, и деревья, стройными рядами отступавшие от него по склонам возвышенности. Все как на маминых иллюстрациях. Мамочка! Все эти годы она рисовала место, которое давным-давно покинула. О чем она думала? Насколько сильно тосковала по нему? Мое сердце опять сжала боль.
Красиво, правда? вклинился в мои воспоминания голос Ребекки.
Каждый раз, когда я на него смотрю, меня охватывает благоговейная дрожь, призналась я.
Слева то, что осталось от садов, указала Ребекка на подпорные стенки и террасы, спускавшиеся уступами по склону холма. Они были разбиты еще в восемнадцатом веке и прослыли на всю округу. Старая графиня полагаю, ваша бабушка возродила их, но вы видите, как обошлось с ними время.
Я кивнула. Сады поросли густым непролазным бурьяном.
А справа фермы. Как видите, они в порядке и полноценно функционируют. Графское семейство никогда не отгораживалось от внешнего мира и с момента основания поместья часть земель отдали на откуп местным жителям. Здесь до сих пор живут и трудятся несколько семей.
Поля были по-зимнему пустынны, но они эффектно перекатывались вдаль ровными волнами. Повсюду виднелись коттеджи и изгороди, обрамлявшие наделы.
Сколько людей занимается здесь сельским хозяйством?
Точно не знаю, нахмурилась Ребекка. Этот вопрос надо будет задать Джонатану. Но, думаю, достаточно для уплаты налогов.
А что они возделывают?
Большинство рапс, некоторые ячмень. А еще разводят овец, Ребекка указала жестом на дальнее поле, где паслось стадо белых барашков. Выращивают и другие культуры, но рапсовое масло главный продукт здешних фермеров, Ребекка помолчала, давая мне возможность обозреть поля. Здесь очень красиво, когда все в цвету ярко-желтые цветы сплошным ковром выстилают округу.
На вершине холма Ребекка припарковалась; мы вылезли из машины. И пока поджидали отставших от нас Тони и Самира, я воспользовалась паузой и немножко прошлась, стараясь размяться и осмыслить увиденное. Все эти фермы и коттеджи точь в точь как на картинке календаря. Запущенный сад расстелился по склону как истощенная куртизанка, а неподалеку словно в поклоне припадала к земле согбенная теплица, отливавшая зеленоватой голубизной в рассеянном свете прохладного дня. «Надо будет осмотреть ее внутри», подумала я. И, достав телефон, сделала несколько снимков. Меня так и подмывало сделать зарисовки. Но свой этюдник я оставила в гостиничном номере.
Когда я в первый день разглядывала поместье спереди, оно показалось мне заброшенным. Но с этой стороны мои глаза узрели множество признаков жизни. У крыльца строения, которое я посчитала кухней, подремывали в ожидании весны огородные грядки.
Кто там живет? поинтересовалась я.
Смотрители поместья, ответила Ребекка. С тех самых пор, как ваша мать с братом исчезли. Сколько уж лет прошло? Сорок? Пятьдесят? Но сейчас они, по-моему, в отъезде.
«Опять «брат»! Надо бы побольше о нем узнать», сделала я зарубку в памяти. Но почему поместье досталось мне, если на него могли претендовать дядя или его наследники?
Здесь особо не за чем присматривать. Почему они не следили за состоянием дома?
Рядом со мной возник Самир:
Они делали, что могли. Дом начал ветшать еще до отъезда владельцев. Ваша бабка ненавидела усадьбу и мечтала о ее разрушении.
Но почему?
Самир скосил на меня глаза, и я поняла, насколько высоким он в действительности был.
Это длинная история. Пойдемте! Давайте заглянем внутрь.
А что ключ не нужен?
Нет. Замок сломан.
Я несколько лет прожила у подножия холма и не знала, что можно зайти внутрь! в возбуждении фыркнула Ребекка. Тони, ты идешь?
Кровельщик закурил и потряс головой:
Я вас здесь подожду.
Заколебавшись, Ребекка перевела взгляд с Тони на дом, с дома на нас и обратно на Тони:
Мне не терпится осмотреть его изнутри.
Едва кивнув, Тони выпустил изо рта облачко сигаретного дыма. И остался на месте.
А мы втроем устремились к задней двери. При мыслях о том, что мы могли за нею увидеть, мое сердце заколотилось как бешеное. Повернувшись, Самир подал мне руку.
Графиня! произнес он с толикой иронии в голосе.
Скривив губы при упоминании титула, я все же оперлась на его руку и, последовав за парнем по разбитым ступенькам, оказалась в большой и достаточно чистой комнате. Из мебели там были только стенные шкафы и полки. В большинстве своем пустые.
Должно быть, это была часть кладовки или буфетной, предположила Ребекка.
В комнате было очень холодно, хотя и не до той дрожи, что пробрала нас, когда мы вышли из машины. Глухую, абсолютную тишину нарушала лишь наша поступь. Я последовала за Самиром в следующее помещение, оказавшееся просторной кухней в стиле 1960-х. Пол покрывал желтоватый листовой линолеум; и на нем, и на рабочих столах высились горы коробок, уподоблявшие комнату свалке.
Но огромные окна пропускали внутрь много света даже сквозь накопленную за десятки лет пыль. Под чехлом горбилась громадная уродливая плита бирюзового цвета.
Да это же шведская плита-печка AGA! воскликнула Ребекка, проведя пальцами по слою пыли. Самая дорогая модель в свое время! Интересно, она в рабочем состоянии? Мне как-то довелось писать статью о британских плитах.
Не уверена, что они могут выйти из строя
В детстве мы часто пробирались сюда и играли, сказал Самир. И подначивали друг друга кто отважится пройти по дому в одиночку как можно дальше.
Здесь не так уж и страшно, заметила я. Я ожидала худшего.
Не спешите с выводами, взмахнул рукой Самир, позвав нас за собой.
Пробравшись по хаотичному лабиринту из коробок, мы вышли в более парадную буфетную, заставленную сервантами и шкафами с полками. Мне захотелось заглянуть в них, посмотреть, не осталась ли посуда, из которой могла есть моя мама, или какая-нибудь красивая, старинная утварь. Но я подавила это желание и последовала за Самиром в другую комнату.
А здесь, и правда, жутковато, призналась я.
Окна комнаты оплетали лианы дикого винограда. Многие заползли сквозь разбитые стекла внутрь, придав интерьеру зеленоватый оттенок. Обеденный стол с шестнадцатью или двадцатью стульями усеивали куски отвалившегося гипса и штукатурки. Еще больше мусора было на полу. Вспучившиеся и отклеившиеся полотна обоев свисали вниз затейливыми сталактитами. По одной стене и половине потолка расползалось огромное черное пятно. А на другой стене я заметила более светлый прямоугольник.
И где же та картина? Тут был чей-то портрет?
Не знаю, засунув руки в карманы своего худи, вывернул нижнюю губу Самир. В одной из спален наверху есть несколько картин, но это не портреты. Что-то фантастическое.
Я сразу же вспомнила мамино творчество:
На них изображен лес?
Самир обернулся и посмотрел на меня:
Нет. Сады и всякое такое.
Мышь! взвизгнула за моею спиною Ребекка и стрелой помчалась к выходу.
Я огляделась по сторонам. Но если мышь и была где-то, то со страху уже убежала. Я покачала головой, и Самир провел меня через кучу мусора на пороге в следующую комнату. Похоже, она служила гостиной. Деревянная филенчатая дверь висела перекошенная под углом на нижних петлях. Высокие окна до потолка почти полностью оплетали растения.
Взгляните на это, указал Самир на цветущую белую розу, светившуюся, как маленький ночник в темноте. Должно быть, здесь теплее, чем снаружи.
Волей-неволей вспомнишь «Красавицу и чудовище», хмыкнула я и, не удержавшись, подошла понюхать розу. Дом под вековым проклятием
И что потребовалось, чтобы его снять? То проклятие?
Чудовище научилось любить и сумело добиться ответной любви, наклонив к розе голову, я приятно удивилась ее нежному лимонному аромату.
Да-да. Женщинам всегда нравятся брутальные, грубые и примитивные типы.
Пристроившись сбоку от Самира, я улыбнулась:
А вы себя к этой категории не относите?
Нет, вздохнул парень.
Не теряйте надежды. Женщины в конечном итоге понимают, что брутальные грубияны всего лишь примитивные животные.
Да? приподнял густую бровь Самир.
Ну
Буду иметь в виду, он снова подал мне руку, чтобы помочь перелезть через сгнившую оттоманку. Вы как? Не устали?
Все нормально. Ведите дальше.
Это лучшая часть дома, замер у дверного проема Самир; его глаза лукаво сверкнули: Готовы?
Да.
Самир надавил плечом на дверь, довольно сильно, и она нехотя, со стоном, но поддалась. В воздух взлетело облако пыли. Мы нырнули в просторный холл с широкой резной лестницей. Комнату заливал свет.
Ух ты! пройдя в самый центр, я вскинула глаза вверх.
Помещение было огромным, высотою в три этажа. И каждый дюйм был отделан резными квадратиками золотистого дерева. Они искрились и переливались на свету, проникавшем внутрь сквозь громадные витражные окна, состоявшие из трех широких арок, в которых были запечатлены святые, творившие чудеса. Я знала, что особенностью ранних витражей было преобладание ярко-красных и чистых голубых цветов. Ни одно стеклышко не было разбито. Я прижала к груди кулачок:
Это, должно быть, одиннадцатый или двенадцатый век. Как такое могло сохраниться?
Невероятно, да? Самир тоже смотрел вверх; его черные волосы падали назад, открывая высокие, четко выраженные, крепкие скулы и точеную линию подбородка. Говорят, что эти витражи из аббатства.
А где располагалось аббатство?
Чуть южнее. Сейчас оно в руинах. А основано было, опять же по преданию, на месте древнего языческого капища. Там есть источник, и местные ведьмы разбили там огород и выращивали лекарственные растения.
Правда? рассмеялась я.
Правда, кивнул Самир. Этот огород существует со времен Средневековья. Там собрано множество видов полезных растений и целебных трав. Это один из лучших «аптекарских огородов» в стране.
Со времен Средневековья, повторила я. Такой срок! глядя вверх, я снова подумала о маме. Представила, как она сходила по ступенькам парадного крыльца, а до нее по ним сходила ее мать и моя бабушка, а еще раньше «елизаветинцы», перенесшие сюда витражи, а до них монахи, жившие в аббатстве. Я обвела взглядом стены, всматриваясь в утонченную резьбу филенок. Просто удивительно, что все это в таком хорошем состоянии!
Не все, избавил меня от иллюзий голос Самира, прозвучавший за спиной. Некоторые помещения полностью разрушены, другие выглядят так, словно их только что покинули, я кивнула. Это одно из мест, где якобы появляется призрак.
Здесь действительно холодно, легкомысленно отшутилась я. А чей это призрак?
Девушки, сбросившейся с галереи, Самир указал на брешь тремя этажами выше:
Там когда-то были башни?
Да.
А почему она выбросилась?
Всегда и всему причиной любовь. Разве не так?
Гм-м. Наверное, я подняла глаза на притененную галерею, где когда-то, должно быть, играли менестрели. Вообразила себе девушку настолько обезумевшую, что предпочла жизни страшную смерть на этих изразцах. И ощутила дрожь, пробежавшую по спине.
От холода у меня снова заболела нога. И внезапно мне захотелось, чтобы рядом оказалась мама, рассказала мне старинные предания и поделилась со мной своей собственной историей.
Откуда вам все это известно?
Если бы выросли в этой деревне, вы бы тоже знали все эти предания, обойдя кучу мусора, оставшуюся от сгнивших журналов, Самир снова вскинул глаза к потолочному своду: В детстве меня влекла сюда какая-то неведомая сила. У этого места особая атмосфера. Какая-то потаенная печаль. Словно оно хочет освободиться избавиться от проклятия, подмигнул мне парень.
В груди снова защемило, Самир задел меня за живое:
Я думала, что мама родом из маленького, убогого местечка. Какого-нибудь унылого промышленного городка. Она не любила рассказывать о своей жизни в Англии вздохнула я, А мне казалось, это потому, что она сбежала в Сан-Франциско из жуткой дыры. Не могу поверить, что мама могла все так тщательно скрывать в себе. Она ни разу, ни единым словом не обмолвилась об этом поместье, покачала я головой.
Вам стоит побеседовать с моим отцом. В имении что-то произошло перед тем, как все его покинули. Но я многого не знаю. А отец был здесь в то время.
Сколько ему лет? спросила я Самира.
Уголки его рта выгнулись вниз, парень почесал щетину на подбородке:
Вроде бы шестьдесят семь
Мама умерла в шестьдесят шесть.
Я к тому, а были ли они знакомы?
Самир тихо фыркнул:
Конечно, были. Вы видели площадь деревни?
Все так. Но они могли вращаться в разных кругах.
Верно. Но наши бабки были добрыми подругами.
Да что вы?
Да. Они еще девочками вместе жили в Индии.
Меня захлестнула волна грусти:
Я даже имени ее не знаю
Самир лишь посмотрел на меня большими темными глазами. Но на душе почему-то сразу сделалось легче.
Краем глаза я заметила какое-то движение; меня пробрала оторопь. Резко развернувшись, я увидела кота, сидевшего примерно на середине лестницы. Он был очень большой, с густой черно-белой шерсткой и порванным ухом.
Привет, сказал ему Самир. Охотишься тут на мышей?
Кот даже не шевельнулся; он только молча буравил нас своими желтыми глазищами.
В точности такого кота изображала на всех своих рисунках мама, сказала я с дрожью в голосе.
Рука Самира ласково коснулась моего плеча:
Здесь их целая армия. Амбарные кошки.
По-моему, этот экземпляр может сойти и за домашнего кота.