Кабы не память о той дрожи.
Сегодня, под чудесную водку, а потом и прекрасное красное, Плотов говорил живенько, к исполнению песен не стремился. Его внимательно слушали.
А вы знакомы с поэтессой Натальей Зинченко? вдруг обратилась к нему Алина. Она ж там, у вас в С., теперь «культурная начальница».
Не близко, но хорошо знаком. Мы с ней даже на «ты». Не раз вместе ездили выступать в совместных концертах. А года два назад, на новогоднем балу, получили приз от городского головы за импровизированное исполнение рок-н-ролла дуэтом. Развлекались.
А знаете, у неё мужа током убило, вчера сорок дней исполнилось. Алина уведомляла Плотова и всех, кажется, с некоторой энергией изумления, которую можно было по ошибке принять за напор.
!!!!!!!
Да, в своём доме что-то они строили-ремонтировали. Он взялся обеими руками за оголённые провода, даже успел сказать товарищу: «Отсоедини меня».
Боже мой! воскликнул Плотов. Муж Наталью боготворил. Бизнесмен, он всегда подчёркивал, что ради её творчества готов горы своротить.
Вот-вот.
Я ей обязательно позвоню.
Да, позвоните, позвоните.
Потом все, уже хорошие, говорили, разумеется, о духовном единстве Русского мiра, об абсурдности границ между Россией и Украиной, о последнем вокальном цикле Учителя, вообще об Учителе, который в жизни каждого из них значил немало
Я буду молоть ему всякую чушь. Я не могу оторваться от его лица, сказала Алина подруге.
Плотов услышал.
И постарался не дрогнуть.
То есть дрогнул, но постарался убедить себя в том, что старается не.
3
Гости почти разошлись.
Уже в дверях, размыкая хозяйкины напутственные объятья, Плотов услышал отчаянно-сжатый возглас: «Галя, он уходит!» и, обернувшись, увидел приближавшуюся из противоположного угла Алину.
Вы уходите? риторически спросила она.
Поздно уже.
Непременно надо сейчас идти, да?
Предела прекрасному нет А у вас есть какие-то предложения? Можем их рассмотреть, не снимая руку с плеча Инны, изрёк Плотов самозабвенно идиотским тоном (что уж говорить о сопутствовавшей притыренной ухмылочке); пожалуй, красное после водки пить не стоило.
Ну, мы тоже скоро уходим Да, скоро Сейчас вот Подождите, пожалуйста, мы вместе
Спустившись из мастерской-мансарды этажом ниже, Плотов вызвал лифт. Услышал приближающуюся в лестничной полутьме музыкальную парочку Алину и Галину, и окончание досадливой реплики: «и быстро ж, блин, все мужики исчезли».
Я вас жду! подал голос Плотов из мрака.
Ой! А вы слышали, о чём мы? вроде бы смутилась Алина.
Нет-нет.
Вот и хорошо.
В лифте Плотов пытался вжать себя в себя, чтобы не касаться. На улице, понимая, что теряет контроль над ситуацией, стал прощаться, снова сославшись на позднее время.
Однако её взгляд и повторенный вопрос: «Вам непременно нужно сейчас идти?» в одну секунду смели все его защитные построения, которые он воздвигал и в этот вечер, и прежде.
Мнимый забор в одночасье рухнул, как Берлинская стена, и на обломках препонов произрос подобно Фениксу подвыпивший (ну самую малость) Плотов, обдуваемый ветрами грядущего иллюзорного и мучительного счастья, в каком-то почти злобном кураже, словно мужик, только что устроивший разгром в собственном доме, а то и сокрушивший Отечество: ну всё, абзац!
«Ничего мне не понять на высоком ложе, поцелуем не унять чьей-то дивной дрожи, не цепляться за плечо на краю обрыва отчего так горячо? отчего счастливо?.. И не снится мне обрыв прямо с кручи горной, где сидит, глаза прикрыв, старый ворон чорный; старый ворон, чорный вран, всё он ждёт зевая, пока вытечет из ран кровь моя живая».
Но и на этой нервенной ноте Плотов почти честно постарался соблюсти инерцию:
Я из дому без денег выскочил, да и отец волнуется, он дома один.
Ходит?
В смысле?
Ну отец ходит? Сам передвигается?
Слава Богу.
А у меня, как маму год назад похоронили, отец лежачий, с печалью сообщила Алина и, с тихой настойчивостью смелой мышки, приглашающе, но твердо сказала: Едем? Тут недалеко, пять остановок.
Есть необходимость? дурковато тянул напрасную волынку Плотов, уже сорванный с нарезки.
Она кивнула.
А что нас там ждёт?
Общение.
Сильный ответ. И куда мы?
У Гали трёхкомнатная квартира. Дети в Питере, учатся
Мы, бывает, засиживаемся после концертов, вступила Галина, обнимая виолончельный футляр и явно не въезжая в подспудную тему. Алин муж он художник опять скажет: «Снова в три часа ночи поддатая пришла!» Хи!
Аля кивнула, а Галя утвердительно закончила:
Но Алина Данилна у нас женщина основательная: спать обязательно приходит к себе домой!
Да, такое мы на своем веку уже слыхивали, сказал Плотов, «у всякого индивидуя должно быть своё койко-место». Знакомо. Завидный консерватизм. И добавил после паузы, пародируя менторскую интонацию: Похвально, похвально!
Троллейбусы ещё баловали поздних пассажиров своим явлением. За время краткой поездки Плотов с Алиной, сидючи на пустых креслах, разделенных проходом, говорили о чём-то дежурно-второстепенном, при этом не сводя друг с друга глаз и клонясь встречь как те рябина и дуб из песни.
Подходя в темноте к надлежащему подъезду, Плотов вёл Алину, держа за правую ладошку, маленькую, уютную, родную Родная рука у чужой жены? Недурно, Арсений Данилыч!
Плотов даже не стал (не был в состоянии, да и не хотел!) погружаться в полутона, размышлять, что же движет Алиной печаль ли какая, месть ли кому особо дорогому, желание ли вытеснить с помощью Плотова кого-то из своего сердца, «отдохнуть», в конце концов А может, это был способ избавиться от какой-то фобии (уж Плотов-то знал, что такое страх и бессилье перед ним!). Или ещё проще (сложней?): она была влекома посылом, подобным его собственному.
4
У Галины сиделось хорошо на кухоньке; три комнаты были оставлены в распоряжение большой дымчатой вислоухой кошки. Плотов хлебнул недурного белого (!) винца, а потом ему всё же всучили гитару. Оправдывая ожидания, запел. Глядя в Аличкины ясны очи:
«Отвалились у птицы ресницы, потому что любила плясать. Заплетите ей патлы в косицы, научите как прежде летать. Дайте выпить ей пирамидону иль какого ещё порошка. Пожалейте её, примадонну, чтоб с утра не трещала башка».
И вдруг увидел, что она чуть ли не хлюпает носом сдерживаясь, не давая себе раскиснуть полностью. Но как-то слишком всерьёз.
Плотов сменил регистр:
Из любимого, и в соответствии с текущим моментом Но тоже почему-то про птицу. Про другую, наверное. «Отчего же ты, ворона, смотришь карими глазами, плачешь синими слезами, бредишь розовой мечтой? Ведь вчера ещё глядела ты зелё-о-о-ными глазами, так скажи мне, друг любезный, приключилось что с тобой?.. И ответила ворона: Это осень, осень, осень и, легко взмахнув крылами, улетела в Ма-га-дан-н-н».
Улыбнулись, на минуту отринув очей очарованье унылую пору, а с ней и октябрьский депрессняк, мимолётно снимаемый Богородичным Покровом. Осень это совсем уже здесь. Осень это близко всем. Особенно грешникам, которым вполне «за тридцать».
«К осени человек понимает, как быстротечен смех, как лаконично время, но жаловаться кому? К осени человек понимает, может быть, паче всех, что телегу тянуть с другими, а умирать одному Впрочем, на осень это как еще посмотреть! Осень венок волшебный, жертвенный урожай. Осень ведь тоже лето на четверть или на треть. В осень верхом на ворохе жаркой листвы въезжай!.. Где, утоляя жалких, свой золотой Покров, греками иль болгарами названный омофор, держит над миром Матерь выше любых даров, как бы ни пела плаха, как бы ни сек топор».
Затем Плотов исхитрился усесться за столик как-то так, что их с Алиной ноги сразу нашли друг друга. Подсунул свою стопу под её миниатюрную, чтоб та не мерзла, а второй своей ещё и накрыл, словно двумя ладонями обнял. Да он бы и щеками-губами прижался к этим дивным маленьким ногам
«Чуть узенькую пятку я заметил», воскликнул изумлённый пушкинский Дон Гуан, а слуга его Лепорелло сходу прокомментировал вполне саркастически, но и уважительно: «Довольно с вас. У вас воображенье в минуту дорисует остальное; оно у нас проворней живописца, вам всё равно, с чего бы ни начать, с бровей ли, с ног ли»
Мммм.
Галина вышла поговорить с вислоухой, а они так и сидели, проникновенно поглаживая под столом друг друга; изредка он слегка поднимался пальцами ног по её голеням, спрятанным в чёрные колготы под серой юбкой.
Аличка. Женщина в белой блузе, с голубовато-зелёным платком-батиком на плечах, смотрела на Плотова, как умный, изумлённый и растерянный совёнок, протягивала руку ног было недостаточно! и трогала его! Это были не просто касания, а поглаживания, заключавшие в себе не только продолжительность, но и, пожалуй, сожаление о том, что ладонь следует иногда убирать.
Плотов был обманываться рад: ему хотелось думать, что Алина трогает его столь содержательно, как трогал бы её он сам, но до поры не торопился. Однако потом погладил хвостик её волос, коснулся щеки, да так и замер, потому что она удержала его руку, прижав плечом. Он потёк навстречу её склоненной набок голове, и сразу их губы встретились, забылись друг в друге. «Уста наши открыты вам, сердце наше расширено» Скажешь ли лучше апостола Павла? Или апостол говорил о другом, внестрастном?
Тогда скажи сам: «Сок забытья, забвенья нектар под языком её»
Стих на Плотова накатил-таки, что бывало нечасто. И потому Плотов ещё немного попел-почитал из нового, достав, чтоб не ошибаться, из сумки распечатки. И под занавес выдал эксклюзив для скрыпалей:
«Смычком измучив верную, концертную, устав, как в поединке за бессмертную, по мостовой, проворно, как с пригорочка, студенточка идёт, консерваторочка».
Алина мяконько заявила, что он всё исполняет как-то не так, что надо что-то подправить, привела в пример местного барда, Шумова, что ль. (Гений, ё! Уж не дружок ли? Ух, если б Плотову жить в О., он бы всех её дружков на нет извёл, нанивэць, как сказали бы в граде С. Самонадеянный ты тип, Арсений Данилыччч!). Захмелевшая Галя стала убеждать её, что всё чудесно, что это такая авторская манера. Алина не соглашалась, поглаживая его ноги под столом уже и второй стопой.
Я готов, сказал Плотов Алине на ухо.
К чему?
Подправлять.
Она отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. В глазах её прочиталось что-то вроде ласкового улыбчивого: «Ду-ра-чок!»
Плотов убрал очки с носа.
Господи, он снял их! воскликнула Аля, глядя куда-то вверх, в стену.
У тебя глаза такие ж, как у меня, опередил её Плотов.
Серые? Дай внимательно погляжу, запомню, пока ты опять не скрылся за стеклами Удлинённые, как рыбки. Красивые.
Все равно не запомнишь.
Ты меня недооце-е-ниваешь
Кросафчег, злясь на себя, сказал Плотов.
Что-что?
Так на интернет-сленге, любовно называемом «язык падонков», звучит слово «красавчик».
Фу!
Вот именно А ты вообще-то пользуешься электронной почтой?
Я и обычной не очень. Но, в принципе, в филармонии есть в канцелярии такая связь.
Такая связь эхом отозвался Плотов.
А что?
Напишешь мне когда-нибудь, чтоб я знал, что ты обо мне хоть иногда вспоминаешь: «Превед, кросафчег!» или «Превед, медвед!». А я отвечу.
И письмо попадёт к секретарю. А как ты насчёт позвонить мне? И потом: ты ведь сюда иногда приезжаешь?
Трезвая мысль. Но мы ведь живём в двадцать первом веке, и электронная почта позволяет не умирать ежедневно в неведении. А то может ведь статься, как справедливо, и по звуку более чем убедительно, заметил небезызвестный Борис П.: тоска с костями сгложет
Алина словно уменьшилась (или Плотову показалось?), как воздушный шарик, подаренный Пятачком ослику Иа.
Я подумаю об этом завтра. Так, кажется, говорила Скарлетт? Это тебе цитата в ответ на цитату.
Умница.
Кто?
Да, думаю, вы обе.
Плотов потянулся за бокалом.
Какая у него маленькая ладонь! воскликнула Алина.
Плотов пока не привык и не мог понять, в каких случаях она говорит о нём как о третьем лице.
Аля взяла его руку и приложила к своей, вкрадчиво касаясь ладони с обеих сторон.
Не меньше твоей, улыбнулся Плотов.
Пальчонки какие занятные. И тоже мозоли от струн. А подушечки на ладони мя-а-генькие. Тигр.
Ну как нужно было понимать её прикосновенья? Если б знать, что в предыдущей жизни она была скульптором, тогда бы её тактильное влечение объяснялось просто: имея толику фантазии, можно вообразить вожделение, с которым художник осязает модель. Угодив в смещенное состояние чувств, Плотов был не способен на самые простые трактовки.
Однако ты меня рассматриваешь, как Набоков бабочку Но, скажу честно, сам себе дивлюсь: меня это не смущает. Рассматривай, пожалуйста, дальше. Много чего ещё осталось.
Я как Набоков? А ты как кто, в таких очищах? Все мои морщины, наверное, в них видны, и даже недостатки воспитания, не говоря о нравственных искривлениях.
Зачем так преувеличивать: «морщины»! Есть же в русском языке суффиксы, которые уменьшают и ласкают: морщинки.
Суффиксы есть. Но их к лицу не прилепишь. Очень хорошо, что ты очки снял!
Но я стал тебя хуже видеть.
Можно видеть и без глаз.
Я подумаю об этом. Сегодня Однако как учесть расхожее мнение, что мужчины любят глазами?
Не смотри на меня сквозь очки.
Без них ты видишься нерезко.
И прекрасно, будем считать это романтической дымкой.
Но я хочу смотреть на тебя.
Ты же внимательный. Ты же уже посмотрел.
Она сказала это уж очень тихо. У Плотова защемило в носу.
У меня память плохая. Я должен её подпитывать.
Не уходя из Алиных рук, Плотов перевернул ладонь. Она удержала свою сверху, как барышня на балу, приглашенная кавалером на танец.
Какой большой камень! сказал Плотов, увидав кольцо. Яшма.
Галина протянула ему руку:
И у меня почти такой же. Это авторские работы здешнего мастера. Очень недорого.
Да-а, вы весьма художественные девчухи!
В кухню заглянула вислоухая, сразу притерлась жирнющей щекой к плотовской голени, запрыгнула к нему на колени.
Мася чужих обычно не привечает! удивилась Галина.
Родич! воскликнул Плотов, умиляясь и потрепывая звериху по морде. Но, Галочка, против формулировки «чужой» я теперь категорически возражаю.
Аля поинтересовалась:
Скажи, а как мама тебя называла? Арсик? Арс? Грозно-то как звучит: Арс! Арсище.
Сенькой.
Улыбнулась.
Аличка.
Ещё не расставшись, он уже скучал по ней. И даже знал, как именно: страшно.
И я так буду звать тебя, можно?
Конечно, если тебе сто моих кило и моя пресловутая «импозантность» не помешают. О, находка: можешь звать Данилычем. Уважительно так, по рабоче-крестьянски. Маленькой женщине со скрипкой это будет к лицу, точней, к устам. Такой особый шарм: «Здоров, Данилыч!» И хлоп по плечу!
Неужели всё-таки сто?.. Заманчиво.
Провокаторша. Он слабо сжал зубами её намозоленный музыкой указательный палец. Удерживая, лизнул его.
Мы с тобой оба Даниловичи, глубокомысленно констатировала Аля, убирая руку.
Плотов засмеялся. С её миниатюрностью обращение к ней по отчеству все-таки никак не вязалось. Маленькая собачка, известно, до старости щенок.
И будто ожёгся. «Буду?» Она сказала «буду?» Феноменальный оптимизм!
Красиво звучит, по-кня-а-жески, возвышенно, протяжно, музыкально, строго и одновременно мягко: Алина Даниловна, сказал Плотов. Радуйтесь: ваши имена написаны на небесах!.. Михаил Илларионович Евгения Геннадьевна Ксения Арсеньевна
Так зовут твою дочь? Сколько ей?
Двадцать два.
Плотов посмотрел на часы: полвторого.
Он уходит! сказала Алина пространству, туда же, вверх.
Пожалуй, это следовало признать «фразой вечера».
«Но вот ты уходишь, уходишь, как поезд отходит, уходишь из пор моих полых уходишь, мы врозь друг из друга уходим, чем нам этот дом неугоден?..» нарочито, но негромко, вставая и скрывая растерянность, продекламировал Плотов.