В тот год Лавкрафт почти каждый день встречался с кем-то из друзей: либо приглашал к себе домой, либо виделся с ними в кафе на Манхэттене или в Бруклине, а по средам на еженедельных собраниях группы, которые проходили то у Макнила, то у Лидса, поскольку эти двое никак не могли разрешить свой затянувшийся спор. Вот вам и «причудливый затворник» Лавкрафт! Общение с друзьями и обширная переписка, связанная с ОАЛП, отнимала у него столько времени, что за первые семь месяцев 1925 года он не написал практически ничего, кроме нескольких стихотворений, да и те предназначались для встреч Клуба редакторов.
В письме от шестого февраля Кирк рассказывал своей невесте о том, откуда взялось название клуба: «Так как все фамилии постоянных членов начинаются на К, Л или М, мы хотим назвать его Клуб КАЛЕМ. Сегодня придет человек шесть, в основном одни зануды, не считая меня и ГФЛ»
22
23
24
25
Поначалу Лавкрафт старался проводить время с Соней в случае ее нечастых наездов в Нью-Йорк: например, четвертого февраля он пропустил встречу с «ребятами», потому что Соня плохо себя чувствовала
26
В отсутствие Сони Лавкрафт начал следить за своим питанием. Он сообщил Моу, что отказывается снова становиться на весы после того, как увидел на них цифру 87 килограммов, однако в январе всерьез взялся за похудение и всего за несколько месяцев похудел с 90 до 66 килограммов, а обхват шеи уменьшился с 16-го размера до 14-го с половиной (примерно с 41 до 37 см). Все костюмы пришлось ушивать, и каждую неделю он покупал воротнички все меньшего и меньшего размера. Как писал сам Лавкрафт:
«Килограммы уходили один за другим! Я также делал упражнения и гулял на свежем воздухе, а друзья, увидев меня, либо радовались моей поразительной худобе, либо, наоборот, пугались. К счастью, толстым я был не настолько долго, чтобы кожа растянулась. Напротив, она стала подтянутой и восстановилась в точности по очертаниям моего тела образца 1915 года и ранее Возрождение затерянной на десятилетие статуи из покрывавшей ее мерзкой грязи было потрясающим и крайне эмоциональным опытом».
Как же отреагировали друзья, родные и жена на подобные изменения?
«Супруга, естественно, возражала и была в ужасе от моего болезненного, на ее взгляд, вида. Получил я нагоняй и от тетушек, которые слали мне длинные письма, и от миссис Лонг, когда я заходил проведать малыша Белнэпа. Однако я знал, чего хочу, и отчаянно стремился к цели Теперь я публично могу заявить о действенности своей личной диеты и не позволяю жене кормить меня сверх установленного»
27
.В письмах к тетушкам Лавкрафт подробно рассказывал о своем рационе. Как уже говорилось ранее, ни одно письмо от Лиллиан, к сожалению, не сохранилось (есть лишь несколько непримечательных посланий от Энни), хотя, судя по ответам Говарда, писала она довольно часто. В конце весны и начале лета 1925 года в переписке всплывает тема еды. Лавкрафт сообщает:
«Самое главное сейчас диета и прогулки. Кстати, сегодня я начал питаться по собственной программе и потратил всего тридцать центов на еду, которой должно хватить на три порции:
1 буханка хлеба 0,06 ц.
1 средняя банка фасоли 0,14 ц.
100 г сыра 0,10 ц.
___________
Всего 0,30 ц.»
28
Лавкрафт, вероятно, пытался доказать, что способен экономить деньги в трудные времена, и, несомненно, ожидал похвалы за свою бережливость, однако, судя по его следующему ответному письму, реакция тети оказалась совсем иной:
«Касательно моей диеты что за ерунда! Я питаюсь нормально. Возьми буханку хлеба среднего размера, разрежь на четыре части и добавь к каждой из них по четверти банки (среднего размера) фасоли Хайнц и по большому куску сыра. Если в результате не получится полноценный дневной рацион для старого джентльмена, то я откажусь от своего места в комитете по питанию в Лиге Наций! Одна порция обходится примерно в восемь центов, но не стоит из-за этого переживать! Это полезная еда, а многие энергичные китайцы едят и того меньше. Конечно, время от времени я меняю компоненты например, вместо фасоли покупаю консервы со спагетти, тушеной говядиной или солониной, а иногда добавляю и десерт в виде печенья или еще чего-нибудь. Фрукты тоже ем»
29
.Это один из самых примечательных отрывков из всей корреспонденции Лавкрафта. Отсюда мы узнаем многое: что жил он в то время в нищете (и хотя ситуация немного наладится, до конца жизни, даже вернувшись в Провиденс, он все равно будет жить бедно), а из соображений экономии практически перестал питаться в ресторанах и кафе-автоматах. Тон всего письма довольно ребяческий, как будто подросток оправдывается перед родителями за свое поведение. Тема диеты вновь затрагивается в том же письме, как только Лавкрафт получает очередной ответ от Лиллиан:
«Господи боже! Если б ты только видела, сколько всего лишнего в меня без конца запихивала СХ, пока была здесь! Дважды в день: мясные консервы, нарезка ветчины, хлеб, американский и швейцарский сыр, торт, лимонад, булочки, пудинги в чашке (собственного приготовления) и так далее, и тому подобное, пока я не лопну. Вот теперь думаю, как, во имя Пеганы, я влезу в свои новые воротнички пятнадцатого размера!»
Разнообразие в диету Лавкрафта вносили эксперименты с кухнями других стран, блюда которых он пробовал либо в ресторанах с Соней, либо во время одиночных поездок. В начале июля Соня водила его в китайский ресторан (вероятно, уже не в первый раз), где они заказывали вполне стандартное рагу чоу-мейн
30
31
32
Впрочем, во всем этом было и нечто удручающее. В октябре Лавкрафту пришлось купить масляный обогреватель, так как обогрева, предоставляемого хозяйкой дома, миссис Бернс, не хватало (тем более что забастовка угольщиков, организованная Союзом шахтеров Америки, длилась с сентября 1925 по февраль 1926 года). К обогревателю прилагалась насадка с плиткой, так что Лавкрафт обзавелся роскошью «приготовления горячих блюд. Больше никакой холодной фасоли со спагетти»
33
34
Комната в доме номер 169 на Клинтон-стрит и правда была довольно мрачной: здание располагалось в захудалом районе и кишело грызунами, жильцы имели сомнительный вид. Чтобы справиться с грызунами, Лавкрафт по рекомендации Кирка купил несколько пятицентовых мышеловок, «чтобы не жалко было выбрасывать их вместе с вещественными доказательствами»
35
36
В воскресенье двадцать четвертого мая, пока Лавкрафт спал на диване (всю ночь до этого он сочинял), кто-то проник в его нишу для переодевания из соседней квартиры и украл все его костюмы, а также некоторые другие вещи. Воры, снимавшие смежную комнату, обнаружили, что на двери, ведущей в нишу, нет засова, и стащили три костюма (купленные в 1914, 1921 и 1923 годах), пальто (то самое модное пальто, которое в 1924 году ему купила Соня), Сонин плетеный чемодан (его содержимое затем обнаружили в квартире естественно, воришки сбежали, не оплатив аренду) и дорогой радиоприемник стоимостью в сто долларов, тоже хранившийся в нише. У Лавкрафта остался только тонкий синий костюм 1918 года, висевший на стуле в комнате. Пропажу он обнаружил только во вторник двадцать шестого мая в половине второго ночи, поскольку до этого даже не заходил в нишу. Его реакция была вполне ожидаемой:
«Никак не свыкнусь с этим потрясением, с беспощадной истиной того, что у меня не осталось ни одного костюма, кроме синего летнего. Не представляю, что буду делать, если их не вернут!
Бранюсь так, что мало не покажется! Только я начал держать вещи в порядке, чтобы выглядеть респектабельнее, как это чертово происшествие лишило меня четырех костюмов и единственного приличного пальто минимального набора одежды для того, чтобы казаться опрятным! К Аиду это все!»
37
Вещи ему так и не вернули, хотя полицейский обещал сделать все возможное. Лавкрафт все-таки сумел посмотреть на случившееся с юмором и уже спустя два дня в письме к Лиллиан иронизировал по поводу этой ситуации:
«Увы, не видать мне больше нарядов моего детства, вечно прекрасных, а теперь украденных в самом расцвете первых десятилетий их жизни! Они познали стройные молодые годы, потом вмещали тучного человека средних лет, а затем в них облачался исхудалый и умудренный старик! И вот они исчезли исчезли, а поседевший и сгорбленный носитель их по-прежнему живет, оплакивая собственную наготу, прикрывая тощие бока длинной белой бородой вместо былых одеяний!»
38
К этой притворной жалобе прилагался смешной рисунок Лавкрафта, который, одетый лишь в свои волосы длиной до колен и бороду, схваченные ремнем, стоит перед магазином одежды, где костюмы стоят по тридцать пять и сорок пять долларов, а в витрине написано: «Верните мои костюмы!» Упоминая «наряды детства», Лавкрафт обыгрывает свою привычку хранить костюмы и пальто по много лет и даже десятилетий к примеру, воры не позарились на два легких пальто 1909 и 1917 годов и на зимнее пальто 1915 года, как и на различные шляпы, перчатки, туфли и т. д. (дата приобретения не указана).
Далее его ждала пятимесячная охота за костюмами как можно более дешевыми, но при этом элегантными. За это время Лавкрафт обошел множество магазинов с уцененными товарами и даже немного научился торговаться. Без четырех костюмов (двух светлых и двух темных, по одному каждого тона для лета и зимы) ему было не по себе. Судя по разговорам с Лонгом, Лидсом и другими, он считал, что невозможно найти хороший костюм дешевле тридцати пяти долларов, однако сдаваться не собирался. В начале июля, во время визита Сони, Лавкрафт увидел заинтересовавшую его вывеску в витрине магазина «Монро» и купил серый костюм довольно традиционного покроя за двадцать пять долларов. «В целом он обладает приятным сходством с моим самым первым костюмом с длинными брюками, купленным в Браунинг энд Кинг в апреле 1904 года»
39
То был летний костюм, и Лавкрафт сразу начал его носить. В октябре, когда начало холодать, он решил приобрести еще один, более плотный, костюм на зиму, а это уже задача посложнее, ведь хорошие зимние костюмы редко продавали по низкой цене. К тому же у Лавкрафта имелось два обязательных требования: чтобы костюм или пальто были однотонными, без каких-либо узоров, и чтобы было три пуговицы, хотя верхняя при этом (обычно пришитая под лацканом) никогда не использовалась. После утомительных хождений по магазинам он, к своему разочарованию, обнаружил: «В наш век, когда дома хорошо обогреваются, мужчины перестали носить плотную одежду так что несчастной жертве домохозяйства под управлением миссис Бернс
*
40
41
Наконец-то Лавкрафт нашел кое-что подходящее, только вот у пиджака было всего две пуговицы. Увидел он его в «Боро клозьерс» на Фултон-стрит в Бруклине. Говард поступил хитро: сразу сообщил продавцу, что ищет временную одежду, пока не купит что-нибудь получше, как бы намекая, что, возможно, совершит у них еще одну покупку (правда, он не упомянул, что случится это лишь спустя год или даже больше). Продавец посоветовался с управляющим и предложил Лавкрафту костюм поприличнее, причем всего за двадцать пять долларов. Примерив его, Говард «пришел в полный восторг», хотя и засомневался из-за отсутствия третьей пуговицы. Лавкрафт решил заглянуть в несколько других магазинов и попросил пока придержать костюм, но, как и сказал продавец в «Боро клозьерс», более выгодного варианта нигде не нашлось. Говард вернулся и купил костюм за двадцать пять долларов.
В длинном письме, где Лавкрафт описывает поиски одежды тетушке Лиллиан, можно увидеть некоторые намеки на поведение, которое сейчас назвали бы обсессивно-компульсивным, к примеру, зацикленность на обязательном наличии трех пуговиц. Позже Лавкрафт отнес пиджак к портному, чтобы подогнать его по фигуре, и тот не сохранил обрезки ткани, которые Говард хотел отправить Лиллиан, дабы она могла оценить качество материала. В результате он собирался послать ей экспресс-почтой весь пиджак целиком. Тетушка его отговорила, а Лавкрафт затем жаловался в письме:
«Черт подери, но как ты тогда узнаешь, что именно за костюм я купил? Мне хотелось, чтобы ты ощутила его текстуру гладкую, но не очень твердую. Это качественная темная ткань без узоров, в которой светло-серые и темно-серые нити аристократично переплетаются в единое целое, и крапчатость материи можно заметить, только если внимательно приглядеться и попытаться понять, какого же она все-таки цвета: черного, темно-синего или очень темно-серого»
42
.Лавкрафт начал называть свой новый костюм «триумфом», но вскоре пришел к выводу, что нужно купить зимний костюм подешевле, чтобы этот, приличный, не износился слишком быстро, поэтому в конце октября он снова отправился по магазинам в поисках повседневного костюма стоимостью не более пятнадцати долларов. Первым делом он посетил ряд магазинов на 14-й улице между Шестой и Седьмой авеню, которая тогда считалась и до сих пор остается главным районом Нью-Йорка для желающих найти одежду по сниженным ценам. Перемерив «с десяток пиджаков разной степени невыносимости», Лавкрафт нашел пиджак, который был «мятый, обвисший и запылившийся, но подходящего покроя, ткани и посадки». Продавали его со скидкой за девять долларов девяносто пять центов, однако к нему не имелось соответствующих брюк. Остались лишь три пары: одна была слишком коротка, а другие две чересчур длинные. Продавец уговаривал Лавкрафта взять короткие брюки, а тот, напротив, хотел длинные. После долгих торгов Говард умудрился приобрести пиджак и две пары брюк, одни длинные и одни короткие, за одиннадцать долларов девяносто пять центов. Поступил он довольно умно, и уже на следующий день портной подшил пиджак и брюки по его фигуре. Этот случай Лавкрафт тоже в подробностях описал в длинном и эмоциональном послании к Лиллиан, включающем большую тираду на данную тему:
«По-моему, в целом я научился различать одежду, подходящую для джентльмена, от той, которая ему не подходит. А отточил я это умение, глядя на мерзкие грязные толпы, наводняющие улицы Нью-Йорка: их одеяния настолько разительно отличаются от настоящих людей, прогуливающихся по Энджелл-стрит, Батлер-авеню или Элмгроув-авеню, что сразу ощущаешь страшную тоску по дому и готов с жадностью наброситься на любого джентльмена, одетого прилично и со вкусом по моде бульвара Блэкстоун, а не в стиле Боро-Холл или Адской кухни Будь оно проклято, я либо оденусь в лучших традициях Провиденса, либо накину чертов халат! Определенный покрой лацканов, текстура и посадка говорят сами за себя. Забавно, что некоторые из этих вульгарных молодых болванов и иностранцев тратят целое состояние на дорогую одежду, считая это признаком достойного похвалы вкуса, когда в действительности они заслуживают лишь порицания как с социальной, так и с эстетической точки зрения. Им не хватает только табличек с кричащими надписями: Я необразованный деревенщина, Я помойная крыса-полукровка или Я неотесанный мужлан с дурным вкусом».
И к этому он со всей непосредственностью добавлял: «А все-таки, быть может, эти существа и не стараются соответствовать высшим художественным стандартам аристократии»
43
«Во цвете лет я никогда особенно не задумывался об одежде, однако будучи человеком старым и находясь вдали от дома, я начал радоваться пустякам. С учетом моей страшной ненависти к неопрятным и плебейским одеяниям и возмутительной кражи, из-за которой я как раз был вынужден носить ненавистные мне вещи, одежда вполне оправданно стала для меня деликатной темой и останется таковой, пока я снова не приобрету четыре костюма, необходимые для лета и зимы».