В ночной тишине огрушительно прорычал мотоцикл и резко подрулил к нише в доме почти под пожарным балкончиком. В нише мерцали два автомата. Как добрые самаритяне 24 часа в сутки они снабжали страждущих горячим кофе и сэндвичем или шоколадкой (правда, в отличие от евангельских прототипов они не давали пропитание бесплатно). С мотоцикла спешились парень и девушка. Они с облегчением сняли щлемы и направились к автоматам. Они с таким аппетитом прихлебывали из пластиковых стаканчиков и вгрызались в сендвичи, что наблюдавшая за ними Инга вдруг ощутила голод. Разве это раскованное выражение удовольствия от жевания изрядных кусков хлеба с ветчиной могло сравниться с чинным ковырянием в ресторанном блюде с мудреным названием? Инге очень захотелось так же запросто сжевать бутер с автоматным кофе, не заботясь о том, кто и как на тебя посмотрит и что подумает. Она сунула в карман мелочь, оглянулась на похрапываюшего Влада и перенесле ногу через загородку.
Инга с наслаждением пила горячий кофе с двойным сахаром, когда услышала сзади шаги. Некстати. Она подумала про свои пижамные панталоны и покосилась на подошедшего сзади человека. Это была девушка в джинсах, разумеется с обтрепанными дырами, и худи. Она сунула в атомат банкноту, но он выплюнул ее назад. Еще пара попыток также не увенчались успехом. Девушка сказала несговорчивому автомату что-то нелицеприятное. Но сказала она это по-русски. Инга сунула руку в карман и протянула девушке купюру: «Попробуйте эту, Может, ему понравится». Самаритянский дух творит добро и сближает людей сквозь тысячелетия. Через пару минут Инга и Катерина, так звали девушку в худи, болтали, как будто были «не первый век знакомы».
Катерина не плохо говорила по-итальянски и писала статьи, нет, не о достопримечательностях, а том, что можно посмотреть, попробовать, и где побывать в стране, чтобы прочуствовать ее, так сказать, дух то, чего не дают туры, экскурсии и гиды.
«Хочешь, проведу тебя сейчас по центру, и ты увидишь его совершенно другими глазами?» неожиданно предложила она Инге. Предложение было столь заманчиво, что робко мелькнувшая мысль о пижамных панталонах Ингу не остановила. Да и вообще: народу в это время мало, а туристы ходят бог знает в чем, и в таком городе, как Рим, на это никто не обращает внимания.
И они отправились. Казалось, Катерина знает Рим, как свои пять пальцев. Она показывала очаровательные уличные фонтаны (подсвеченные изнутри, они таинственно мерцали в темноте, и это свечение казалось Инге волшебным). На площади Катерина выводила из узких переулков и наслаждалась, глядя на Ингу, потрясенную открывающимся великолепием.
«Ну и напоследок», загадочно усмехнулась Катерина. Они быстро прошли узенькой улочкой и Инга замерла. У ней, что называется, перехватило дыхание: огромная изумрудная чаша фонтана, тритоны, гиппокампы как будто наслаждаются струящейся водой. И над всей этой переливающейся роскошью фигура Океана, рука которого протянута в повелевающем жесте.
После пережитого эстетического потрясения стало ясно, что пора подкрепиться. Девушки свернули в переулок, и через пару шагов барочная пышность сменилась на клетчатые клеенки укромной пиццерии. Такой вкусной пиццы Инга не ела никогда в жизни!
Это же не для туристов, это для своих, усмехнулась Катерина.
Куда ты дальше отправляешься? поинтересовалась Инга, с аппетитом дожевывая второй треугольник (чего она раньше никогда себе не позволяла).
Лечу в Белград.
?
И тут Катерина поведала, что, статьи статьями, но душа ее давно заворожена гравюрами Дюрера[4], она хочет предложить миру свою разгадку его символов и пишет книгу на этот счет. Инга была поражена такой монументальностью замысла, тем более исходящего не от умудренного седовласого ментора, а от девушки в дырявых джинсах.
«Знаешь, поведала Катерина, моя мама была в командировке в Сан-Франциско вскоре после землетрясения. Повезло же ей! (Инга такого оптимизма не разделяла, но продолжала слушать). Рассказывает, зрелище было апокалиптическое. Особенно потрясали обрушившиеся автомобильные эстакады».
И вот недалеко от одной из таких эстакад мама Катерины набрела на огромный брезентовый шатер, в котором была свалена масса книг. На них чуть не приходилось наступать, чтобы передвигаться по импровизированному магазину. Из этой свалки она выудила увесистый том с гравюрами Дюрера. Маленькая Катерина подолгу рассматривала затейливые линии гравюр, придумывая истории о том, куда едет старый рыцарь, над чем печалится женщина с крыльями и почему у нее такая тощая собака (худовата даже для борзой).
И вот теперь Катерина собирает материал об итальянских путешествиях Дюрера, а дальше устремляется в Белград, где открывается выставка его гравюр. И не где-нибудь, а в огромных подвалах старинного дворца.
Этого повествования было достаточно, чтобы Инга, дохрустев румяной корочкой, принялась (вопреки всем своим правилам) за третью порцию пиццы. Она никогда не встречала такой увлеченности, скорее одержимости, работой.
Давай слетаем вместе, неожиданно предложила Катерина. Я и Белград тебе покажу.
Да у меня жених есть, промямлила Инга. Ей самой это показалось сейчас чем-то малоправдоподобным.
И с ним можно. В чем проблема?
Проблема была в том, что Инга представить себе не могла, чтобы перспектива увидеть гравюры Дюрера сподвигла бы Влада ринуться в Белград.
Ну, надумаете звони и присоединяйтесь. Рейсов полно. Завтра после обеда собираюсь.
Инга карабкалась по ржавой лестнице, не понимая, как она рискнула по ней спуститься. Но хорошо, что рискнула. Вечерняя, вернее, ночная авантюра в Вечном городе была восхитительна. Вот и балкончик. Инга опасливо заглянула у комнату. Влад по-прежнему мирно посапывал.
Глава 3. Чампино, пер фаворе
Николай Евграфович открыл глаза и с наслаждением потянулся. «Ну и ерунда мне приснилась, Это ж надо в пижаме по Риму разгуливать!» И он собрался рассказать о своем сне жене, пока она будет варить кофе. Но тишина дома вернула его к действительности. Это вызвало у него досаду: так замечательно утро было началось, но супруга, даже отсутствуя, умудрилась все испортить. Варить кофе он не привык, поэтому ограничился чашкой кипятка и пакетиком растворимого и вернулся к компьютеру. Да, у него болтанка «2 в 1», но Светлана хорошо, пусть Инга, если ей так хочется, и Влад будут вкушать отменный завтрак в ресторане отеля. Он представил себе, как они спускаются вниз, вдыхая аромат свежего кофе и горячих круассанов, заходят в ресторан, как все постояльцы отрываются от своих омлетов и мюсли и с восхищением поглядвают на эту пару. Инга и Влад, молодые, красивые, просто созданы друг для друга.
Николай Евграфович умилялся тем, что рисовала ему его творческая фантазия, но вдруг она словно обо что-то споткнулась. Он повнимательнее вгляделся в Ингу и заметил на ее голове ярко-зеленое пятно. Он оторопел. Сомнений нет: его идеальная героиня сумела выкрасить часть волос в зеленый цвет.
Тем временем, молодые приступили к завтраку. С трудом оторвавшись от изумленного созерцания волос Инги, Николай Евграфович решил, что после завтрака самое время отправить пару на романтическую прогулку по Тибру. Но
Влад, ты не хочешь слетать на пару дней в Белград? Инга решительно стукнула ложечкой по яйцу «вкрутую».
Зачем? Нам и здесь не плохо.
Там выставка Дюрера. Все гравюры. И даже «Триумфальное шествие императора Максимилиана», попыталась Инга поразить воображение Влада.
Ты не можешь обойтись без этого Максимилиана вместе с, как его, Дюрером?
Но это уникальная выставка! Можем слетать и вернуться. Билеты не дорогие.
Выкинь ты эту блажь из головы. Сказал нет значит нет, Влад уже явно начал раздражаться. От твоего Дюрера ни жарко, ни холодно. Как и вообще от всех этих картинок. Хлам!
Как ты так можешь говорить? И вообще что ты раскомандовался? Ингу возмутило все: и такое пренебрежительное отношение Дюреру, и тон Влада. Я тебе не жена пока.
Какая разница? Скоро будешь, оборвал ее Влад. Ладно, хватит об этом. Пошли в город. Лучше поднимись в номер, возьми, что тебе надо. Я здесь подожду.
Он отправился за второй чашкой кофе.
В номере Инга сначала хотела расплакаться от обиды, но передумала: она знала, что глаза и нос у нее обычно долго остаются покрасневшими. Это помогло ей сдержаться. Но сильнее обиды была растерянность. Так он раньше не позволял себе разговаривать. Почему он так изменился? Или, может, она чего-то не видела? Так уверен, что она будет его женой? Надо было сразу сказать, что с ней недопустимо так разговаривать. А она? Послушно пошла в номер. Что теперь делать? Спуститься и сказать, что пока не извинится, никуда с ним не пойдет? Глупо. Надо было сразу говорить. Но идти с Владом в город действительно не хотелось. Не выходить из номера? Сказать, что он ее обидел? Детский сад. Он уже забыл об этом, только посмеется.
«Булькнул» телефон. Сообщение. От Катерины. «Еду в аэропорт. Вы присоединяетесь?» «Да», зажмурила глаза и тыкнула Инга в клавиатуру. Она бросила в сумку самое необходимое, оставила на столике половину платы за номер и вышла в коридор. Главное, чтоб Владу не пришло в голову подняться она не хотела выяснений и объяснений.
В лифте Инга нажала самую нижнюю кнопку и через несколько секунд очутилась в подвале. В конце коридора слышались голоса, смех и звуки, похожие на разгрузку ящиков. Так и есть: мужчины в комбинезонах затаскивали со двора коробки и ящики и забирали мешки, видимо, с постельным бельем. Они перебрасывались шутками с двумя девушками в униформе. Все с изумлением уставились на Ингу. Постаравшись изобразить извиняющуюся улыбку (ну ошиблась этажом, с кем не бывает?), она выскользнула на улицу.
«Чампино, пер фаворе», как можно более по-итальянски произнесла Инга, поспешно захлопнув дверцу такси.
Римские таксисты талантливые психологи. Для них пассажир открытая книга. Уже по тому, как человек садится в машину неспешно опускается на сиденье или плюхается, судорожно захлопывая дверцу, они могут многое рассказвть о нем. В данном случае таксисту хватило лишь украдкой взглянуть на Ингу, чтобы начать прикидывать, хватит ли его запаса бумажных салфеток на случай безутешных рыданий. Он не сомневался, что причина поспешного отбытия в аэропорт сеньор. И был прав. Впрочем, как всегда.
Николай Евграфович с изумлением читал текст. Что-то он не помнил, чтобы такое насочинял. Ну да ладно. Как говорится, влюбленные ссорятся только тешатся. И он представил, как накануне серебряной, нет дучше золотой свадьбы они сидят, прильнув друг к другу, и вспоминают свое первое путешествие, как они повздорили в Риме и соединились вновь в Белграде. Чтоб уже не расставаться никогда. Да, вот именно соединились в Белграде! От столь удачной идеи Николай Евграфович даже слегка подпрыгнул.
Глава 4. «Меланхолия»
Так вот до сих пор, что зашифровано в этой гравюре, до конца никто и не понял. Вернее, есть много разных версий, порой совершенно противоположных. Одни считают, что этот рыцарь заканчивает свою жизнь, и пора, так сакзать, за все отвечать. Другие, наоборот, несмотря на возраст, он продолжает свой путь и неуклонно движется к своей цели. Как цель указывают замок на скале, закончила свою мини-лекцию Катерина.
Они с Ингой сидели в миниатюрном кафе и рассматривали в телефоне гравюру "Рыцарь, смерть и дьявол".
А мне так кажется, что он оставил этот замок, задумчиво произнесла Инга. Смотри, из замка въется дорога, она спускается вниз. Позади рыцаря скалы ниже, чем впереди него. Такое остается впечатление, что более легкий путь остался позади, а впереди его ждут новые трудности. Может, ему и говорят, мол, ты уже не молод, хватит уже искать приключений на свою голову, а он все равно вперед двигается.
Обстановка располагала к разглядыванию старинных гравюр и рассуждениям. Где же еще, как не с чашечками каппучино на антресолях в книжном магазине? Жители этой частичке света были уверены, что чем бы человек ни занимался, он должен иметь доступ к священному напитку кофе, и втиснули на антресоли пару столиков. Сверху открывался вид на книжные стеллажи и стойки, между которыми как сомнамбулы бродили посетители. У окна терпеливо дожидалась своего хозяина итальянская борзая. Несмотря на неподвижность, она казалось единственным полностью вменяемым существом здесь.
Ступеньки заскрипели, и на антресоли поднялся высокий светловолосый парень с рюкзаком. Он расположился за соседним столиком и, отхлебнув кофе, принялся писать в блокноте. Время от времени он закрывал глаза и что-то произносил или напевал. Он прислушивался к звучанию. Казалось, для него важна была сама вибрация каждого звука. После этого он возвращался к блокноту и продолжал писать. Парень был столь погружен в свое необычное занятие, что не замечал сидящих недалеко девушек. А те, снедаемые любопытством, наблюдали за ним в открытую, забыв о приличии.
Он неожиданно открыл глаза. Видно было, что он вернулся в реальный мир и наконец заметил, что на него в упор смотрят две пары глаз. Девушки тут же уткнулись в чашки, а парень широко улыбнулся и сказал по-английски:
Привет! Все нормально. Я привык, что на меня так иногда смотрят. Сам виноват, забываюсь, когда работаю.
Инга быстро нашлась, как исправить их неловкость. Она протянула парню пакет с кунжутными печенюжками:
Угощайся!
По-английски говорили обе, и через минуту все втроем болтали, похрустывая печеньем. Парня звали Йело. Реальное это его имя или ник, неважно. Он был американец и путешествовал по Европе в основном автостопом, ночевал в хостелах или у случайных знакомых, за что предлагал выполнить какую-нибудь домашнюю работу: сложить дрова, собрать черешню или яблоки, в зависимости от сезона.
Катерина тут же сообщила, что они прилетели из Рима и собираются на выставку гравюр, и уже хотела было разразиться новой лекцией на эту тему, когда парень произнес: «Мьяна ахса». Это было похоже на неизвестное экзотическое наречие и звучало очень мягко и мелодично.
Это что значит?
Люблю живопись.
Какие аборигены так красиво говорят?
Йело улыбнулся. Немного застенчиво.
Я сам придумал этот язык. Понимаете, то, как слово звучит часто не соответствует тому, что оно означает. Например, слово «heart», «сердце», хрипловатое, скрипучее. А должно быть мягким, теплым. И, наоборот, слово «war», «война», обтекаемое, тягучее. А то, что означает, разве оно такое?
Девушки слушали, мысленно перебирая всякие слова и пробуя их "на звучание". С Йело трудно было не согласиться. Он с обезоруживающим вдохновением говорил об изобретаемом языке, о энергии и вибрациях, излучаемых каждым словом, и о том, что, если люди воспримут эту идею, они будут легче находить общий язык друг с другом, они будут понимать друг друга по звучанию слова, и это уменьшит общее недоверие и агрессивность. Это было завораживающе фантастично. Идея казалась грандиозной и подкупала своим дружелюбием и добротой.
Звучание слова передает энергию человека. А все живые существа общаются путем обмена энергией, увлеченно продолжал Йело.
Идея была не нова. Но одно дело читать об этом в интернете или смотреть эфир с очередным спикером, а другое общаться с человеком, действительно охваченным этой идеей, да еще и изобретающим новый язык.