Он посмотрел на меня, вздохнул и ответил:
Она будет стоить столько же, сколько и то дерево, которое вы осматриваете уже несколько минут.
Серьезно?
Конечно, пожал он плечами. Расплатитесь с моей женой, она сидит в домике. А я привяжу елку к вашей машине.
Я бросилась расплачиваться, пока он не передумал.
Пока я выписывала чек, жена продавца предложила мне присесть и налила нам обеим горячего шоколада. Мы немного поболтали, пока мужчина не заглянул в дверь:
Все готово!
Когда я вернулась в свою каморку, было уже очень поздно, но мне не захотелось ждать до утра. Я водрузила пихту на подставку, развесила гирлянды и, наконец, достала коробочку с украшениями и остановилась. Эти игрушки мы выбирали с бывшим мужем, надеясь распаковывать их до самой старости. А теперь я была одна. Но я собралась с духом, открыла крышку и, уронив лишь пару слезинок, развесила игрушки по веткам. Затем повязала красную ленточку из коробки для рукоделия в качестве верхушки и окинула взглядом то, что у меня вышло.
Внезапно посреди моей грустной пустой квартиры воцарилось Рождество. Я достала складной матрас из шкафа, постелила его на полу гостиной и уснула, глядя на мою прекрасную елку. Впервые за много месяцев я спала без задних ног. Так я и укладывалась там каждый день, пока не закончились праздники. Я оставляла гирлянды гореть всю ночь, и по утрам дерево встречало меня, каждый раз будто повторяя: «С Рождеством!».
Да, развод это ужасно, но праздник ему не испортить.
Через несколько лет я вышла замуж за прекрасного человека, который стал любовью всей моей жизни. В этом году мы, как всегда, будем наряжать огромное дерево. Повесим любимые игрушки, купленные в поездках. Но каждый год я достаю хотя бы парочку из тех, что были куплены тогда, более тридцати лет назад. Я развешиваю их, чтобы всегда помнить о том празднике в крошечной квартире на Вишневой улице. Тогда прекрасная пихта за десять долларов напомнила мне о волшебстве Рождества и убедила, что все обязательно будет хорошо.
Джоан Доннелли-Эмери
Сияющий привет из детства
На Рождество наши сердца становятся нежнее от детских воспоминаний и любви к родным и близким. И это делает нас лучше на целый год ведь в душе мы ненадолго стали детьми.
ЛОРА ИНГЛЗ-УАЙЛДЕР
Я стояла у подножия папиной вышки, прикрывая рукой глаза от солнца и пытаясь понять, откуда идет шум. Что там, на вершине? Почему люди ночью проезжают мимо нашего дома и останавливаются, чтобы посмотреть вверх?
Ночью я могла высмотреть только огоньки гирлянды, поэтому днем попыталась получше разглядеть, что же там такое. Но вышка была такой огромной, что мне это никак не удавалось. Когда я спросила об этом папу, он только улыбнулся и подмигнул мне. Мне оставалось лишь дать волю воображению.
Я перебирала в голове разные варианты. Санта-Клаус на санях? Рождественский ангел?
Вскоре тайна раскрылась.
Загадочным предметом на вершине сорокаметровой радиовышки была новогодняя елка с гирляндами, которую папа, будучи рисковым парнем, затащил наверх. Дело было давно, еще до того, как сложные световые украшения к Рождеству стали доступны каждому. Максимум, что делали жители нашего города, это украшали козырек дома лампочками или ставили елку во дворе.
В нашем доме всегда было много гостей. Папа обожал их развлекать, а мама угощать разными вкусностями собственного приготовления. Вместе у них получалось окружить уютом и взрослых, и детей. Всем хотелось заглянуть к нам домой на огонек.
Очевидно, идея елки на вышке родилась, когда папа по обыкновению сидел с друзьями за стаканчиком спиртного и партией в карты. Они поспорили о том, кто сможет залезть на вышку и украсить ее елкой. Выйдя на улицу и оценив глазами высоту башни, все по очереди спасовали все, кроме папы. В его жилах текла немецкая кровь, которая наградила его сильной волей и упрямством. Он ни за что бы не признался, что не сможет выполнить такую задачу, поэтому придумал способ с ней справиться.
Папа купил самую дешевую и некрасивую елку и обмотал ее старомодной гирляндой с лампами накаливания. Затем он привязал к ней веревку и пристегнулся к башне с помощью страховочных ремней, которые используют, чтобы взбираться на столбы. С веревкой в одной руке он вскарабкался до самой вершины, а потом подтянул дерево к себе и крепко привязал к верхней части вышки. Чтобы включить гирлянду на елке, понадобилось несколько удлинителей. Не имело никакого значения, как выглядит дерево, тем более что на такой высоте были видны только огни.
Во время того как папа покорял эту вершину, мама очень переживала за него. Пока мой брат и несколько папиных друзей помогали ему, мы с ней оставались в доме, громко включили музыку и надеялись, что не услышим глухой удар, с которым папа свалится с верхотуры. К счастью, этого не произошло, и елка на башне стала ежегодной традицией.
Только через несколько лет брат рассказал мне об одном случае. Как‐то раз папа, поднявшись наверх, заметил, что верхушка вышки шатается, и не просто от ветра. Болты, крепящие эту секцию, отчего‐то ослабли. И очередное папино восхождение могло закончиться трагедией. С тех пор папа обязательно проверял каждый участок своей вышки, прежде чем взбираться на нее.
С возрастом папе пришлось отказаться от своей рождественской традиции. Теперь за него на вышку лазал мой брат Роб, которому тогда исполнилось тринадцать.
Роб утверждал, что ему никогда не было страшно забираться наверх, ведь оттуда открывался потрясающий вид. И по совету папы Роб всегда проверял все болты по пути. Мне они оба казались очень храбрыми.
Через несколько лет у папы отказали почки. Проведя несколько недель на диализе, он соскучился по приключениям. Он планировал отправиться на рыбалку в Канаду с портативным аппаратом для диализа. В конце концов, он сам врач и разбирался в таких вещах.
К сожалению, папа не дожил до этой авантюры и ушел из жизни всего через несколько дней после выхода из больницы. Его смерть разбила мне сердце и изменила мой мир. Папа был моим лучшим другом и опорой. Словами и действиями он всегда показывал, как любит нас. Ах да, я забыла сказать, что он не был нашим биологическим отцом. Тот бросил нас, когда мы были совсем маленькими. Женившись на маме, папа усыновил нас и дал нам свою фамилию. И мы считаем его нашим настоящим отцом.
Мамы тоже уже нет с нами. Я осталась жить на Среднем Западе с мужем, а Роб с женой переехали на северо‐восток. Как‐то раз мы приехали к ним в гости на День благодарения. Они жили в часе езды от аэропорта в центре Пенсильвании. Пока мы ехали, я любовалась пейзажами из окна машины. Это прекрасные места с длинными дорогами и живописными холмами. Брат всю дорогу хитро улыбался, как будто что‐то задумал. Я это заметила, но ничего не сказала.
Почти приехали! объявил он с необычным для себя энтузиазмом.
Когда мы подъехали к его дому, уже почти стемнело и в сумерках еле угадывались строения. Но в небе что‐то сияло.
Что это? поинтересовалась я.
Но брат только улыбнулся и подмигнул совсем как папа.
А потом мы подъехали ближе, и я поняла, что это было. Брат построил своими руками радиовышку пусть и не такую высокую, как в нашем детстве, и водрузил на ее верхушку некрасивую дешевую елку с огоньками. Это был милый сияющий привет из детства!
В наших отношениях с братом не все складывалось гладко. Но тот День благодарения, который мы провели вместе, изменил нас и укрепил нашу связь сильнее, чем я могла себе представить. Я увидела в Робе отражение папиных лучших черт, в том числе тяги к приключениям и любви к семье.
В те праздники мы договорились вспоминать только хорошее о нашей безумной семейке. Все остальное можно было забыть.
Стефани Пайфер-Стоун
Живое воспоминание
Рождественская елка учит нас, что с помощью счастья и единства близких мы можем творить волшебство.
АВТОР НЕИЗВЕСТЕН
Елка погибает, сказал мой отец.
Я до сих пор поражаюсь как это он разглядел со своей постели, что мы поставили для него елку в соседней комнате? Но он был прав. Она действительно погибала.
Рождественское дерево было частью нашей семейной традиции уже двенадцать лет. Началась она тогда, когда папа купил за пятнадцать долларов разрешение на вырубку в Аризонском бюро земельных ресурсов. Мы с ним поехали в назначенный нам район, недалеко от Пайнтопа, штат Аризона, чтобы найти рождественскую елку, спилить ее и вернуться домой с трофеем. Мне было восемнадцать, я только что окончил школу и был слегка возмущен тем, что меня заставили ехать.
Может, лучше купим елку на базаре? фыркнул я.
Ну, это можно, медленно, как маленькому, объяснил отец, но тогда я не смогу провести с тобой время, и нам нечего будет вспомнить потом.
Уязвленный, я сгорбился в кресле и решил дуться следующие три‐четыре часа.
Мы остановились в Пайнтопе пообедать в кафе «Дровосек». Там, чтобы вы знали, подают лучшие гамбургеры в этой части Америки! Подкрепившись, мы отправились на поиски подходящего дерева.
Выделенный нам участок представлял собой около сотни квадратных километров скал, покрытых можжевельником, платанами, дикими лианами и тысячами сосен. Каждая из которых, на мой взгляд, была готова пожертвовать собой ради нашего праздника.
Вон хорошая, показал я папе, который вел наш минивэн по просеке. Или вон та, смотри, какая хорошая. Или, может, вот эта, пап?
Папа улыбнулся.
Послушай, сынок, сказал он, произнося слова с той же черепашьей скоростью, с которой мы плелись по той дороге. Все они выглядят хорошо, потому что находятся на своем месте. Здесь они хороши. Но если взять из леса, например, вот эту, папа показал пальцем на дерево, которое мы как раз проезжали, тебе придется купить новый дом, чтобы протащить ее в двери.
Мне было нечего возразить, поэтому я решил помалкивать.
Мы ехали, как мне казалось, бесконечно долго, но на самом деле прошло всего около десяти минут. Отец сбросил скорость и остановился.
Вот, уверенно произнес он, вот наше дерево.
Оно одиноко росло на холме примерно в ста метрах от нас. Тонкий слой инея на ветках блестел в лучах заходящего солнца.
Идем, объявил папа. У нас мало времени. Скоро стемнеет.
Он открыл багажник и достал оттуда две лопаты и кусок мешковины. Мы были на полпути к дереву, когда я заметил очевидное.
Пап, а где пила или топор? Как же мы срубим дерево?
А мы не будем рубить, сынок.
Почему?
Потому что тогда оно погибнет.
Мы битый час долбили и копали холодную землю, а затем одним отчаянным совместным усилием вытащили дерево с почти неповрежденной корневой системой.
В тишине густого темного леса раздались наши возгласы радости и хлопки в ладоши. Пошел мелкий снежок.
Обмотав окоченевшими пальцами корни елки в мешковину, мы отнесли ее и силой затолкнули в фургон. Хотя дерево было всего метр двадцать высотой, оно отчаянно сопротивлялось нашим неуклюжим попыткам засунуть его в машину. Наконец оно сдалось, и мы втроем отправились домой.
А теперь, двенадцать лет спустя, дерево погибало. Я спросил отца, что мне сделать.
Папа глубоко вздохнул. Из‐за сдавленности в груди ему было трудно говорить.
Я хочу, чтобы ты отвез его обратно.
Куда отвезти, папа?
В лес, сынок. Куда же еще?
Подойдя поближе, я наклонился и посмотрел на отца. Он был в ясном уме, как и всегда. Его глаза блестели.
Горшок слишком мал, продолжил он. Уже давно.
В таком случае, папа, возразил я, можно просто пересадить елку в горшок побольше.
Нет, настаивал он. Ее просто нужно вернуть туда, где мы ее взяли. Пора.
Не желая больше спорить с отцом, я промолчал.
Ты помнишь, как мы принесли ее домой? спросил он вдруг.
Я засмеялся.
Когда я увидел реакцию мамы, я понял, почему ты не стал его рубить.
Это было ее последнее Рождество с нами, грустно сказал папа. Думаю, она это уже знала.
Отец сделал паузу, чтобы справиться с дрожью в голосе.
А ожерелье все еще висит на дереве жемчужное, которое я ей подарил?
Конечно, папа. Оно висит там с тех самых пор.
Она так любила Рождество, тихо заметил отец.
Несколько дней папа держался. Мы много времени проводили вместе: вспоминали о том, как смотрели бейсбол, бросали фрисби на пляже, ловили рыбу на окутанном туманом озере в Миннесоте, обо всем, что когда‐то казалось таким обычным. Теперь воспоминания о временах, проведенных вместе, сияли, как мириады звезд на фоне угасающих дней жизни моего отца.
А однажды он тихо вздохнул и ушел.
Прошли недели. Я был занят улаживанием финансовых дел и благодарил друзей и родственников за поддержку, когда мой шестилетний сын подошел ко мне и спросил:
Папа, а как же елка?
Что?
Дедушка сказал, что ты можешь забыть. Он попросил меня напомнить тебе о елке.
Я обнял сына. Почему‐то мне показалось, что я одновременно обнимаю своего отца.
Ты прав, признал я. Я забыл. Мы разберемся с ней в эти выходные. Спасибо, сынок.
В субботу мы встали пораньше и погрузили в машину елку. Мы проехали через Пайнтоп, который выглядел точно так же, как и двенадцать лет назад. Я знал, что никогда не найду точное место, где мы с папой выкопали дерево, поэтому свернул на первую попавшуюся просеку и приступил к поискам.
Мне кажется, надо посадить его рядом с другими деревьями, тихо заметил мой сын. Там оно будет счастливее.
Густой лес окружал нас со всех сторон, пока мы не вышли на поляну с небольшим извилистым ручьем посередине. Его окаймляли деревья примерно такого же размера, как наша ель.
Как тебе? спросил я сына.
Отлично, ответил он, улыбаясь.
Мы выгрузили нашу елку и покатили ее, как бочку, по поляне, пока не достигли места рядом с ручьем. Почва там была плодородной, и поблизости было много воды. Здесь нашей елке будет очень хорошо.
Мы с сыном копали по очереди, следя за тем, чтобы яма была достаточно большой для корней. За час мы все извозились в грязи, измучались и вспотели.
Но я давно не чувствовал себя так прекрасно.
Удивительно, но достать елочку из керамического горшка не составило труда. Я принес молоток на случай, если понадобится разбить горшок, но в этом не было необходимости. Медленно, почти торжественно мы опустили дерево в вырытую яму и присыпали землей.
Наша елочка вернулась домой.
Затем я вытащил из кармана рубашки мамино ожерелье то самое, которое папа подарил ей на их первое совместное Рождество.
Ты собираешься оставить его на елке? спросил сын.
Да, с одним дополнением.
Я расстегнул ожерелье, надел на него папино обручальное кольцо и застегнул обратно.
Держи, сынок. Повесь на елку.
Сын медленно подошел и взял ожерелье, баюкая его, как редкий хрупкий подарок. Внимательно изучив дерево, он повесил ожерелье на одну из нижних ветвей.
Мы молча стояли несколько минут, любуясь делом своих рук. В этот момент я вдруг понял, почему отец так непреклонно настаивал на возвращении елки в лес. Дело было не только в дереве. Теперь и нам с сыном было что вспомнить.
«Спасибо, папа», сказал я про себя.
Давай приезжать каждый год и навещать елку, предложил мой сын.
Хорошая идея, согласился я, приводя в порядок площадку вокруг дерева. Кстати, я припоминаю, что двенадцать лет назад мы с отцом заезжали в местный ресторан, где подают лучшие гамбургеры в этой части Америки. Хочешь попробовать?
Да! Умираю с голоду!
Когда мы возвращались по лесной дороге, я мысленно отметил километраж и ориентиры. Я знал, что мы с сыном вернемся, чтобы навестить рождественскую елку и освежить воспоминания, которые она помогла нам создать на долгие годы.