П-привет, кажется, промямлил я.
Эй, ты же меня выглядывал, да? В ее голосе не было и капли игривости. Даже о простой девчачьей иронии речи не шло.
Тебя. А ты как догадалась?
Она улыбнулась. И ничего не ответила. Пришлось смотреть на нее прямо и снова по глазам резанула нагота, легкодоступность ее тела. Она снова встряхнула полотенце на песок упала смятая сорванная ромашка. Повернувшись, незнакомка направилась к темно-зеленому «мерседесу», запаркованному между стареньким «доджем» Рафферти и белым «корветом».
Подбросишь до дома?
Не вопрос.
Она с готовностью запрыгнула на пассажирское, я обошел машину и сел за руль. Ключ уже торчал в замке зажигания, и мне оставалось лишь повернуть его.
Куда отправляемся?
Седьмой дом на Уиллоуби. Сможешь найти?
Без проблем! Летняя резиденция?
Ага.
А чего голос такой грустный?
У тебя бы на моем месте еще не такой был. Меня предки сдернули прямо с учебы, позвонили сказали, что подыскали на лето «чудное местечко». Приезжаю а тут нате вам. Пока сюда едешь, все усыхает деревья, дома, кусты. Прямо даже и не знаю, сама-то я не ссохлась от вашей местной тоски. Скучный городишко.
Нашла кому рассказывать.
Ты учишься?
Не-а. Я вырулил на дорогу. Никогда не чувствовал ни малейшей вины из-за того, что не пошел в колледж. И сейчас не чувствую, но тогда, с ней, меня почти что проняло. А ты? Что и говорить, собеседник из меня божественный.
Я же сказала только что с учебы сдернули. Пайн-Манор, Честнат-Хилл. Год дотянуть осталось. Стив учится в Гарварде, Кимберли со мной, только на год младше. У нее профиль французский язык, а у меня антропология. На будущий семестр у меня намечены полевые исследования. Не знаю, смогу ли себя заставить.
Ну сама-то как думаешь?
Да заставлю, куда денусь. Почему бы и нет. Тебе не скучно?
А?..
Не скучаешь тут, спрашиваю?
А, да, частенько.
И что с этим делаешь?
Ты про работу спрашиваешь?
Нет, про то, как ты гонишь скуку.
Ну по-разному гоню. На пляж частенько хожу, вот.
Ясное дело.
Дорога петляла и вихляла, умудряясь оставаться строго узкоколейной, но я ее знал как свои пять пальцев мог и с закрытыми глазами проехать при вящей надобности. Эта подкованность позволяла мне не сводить с девчонки глаз. У нее на плече остался налипший песок. Захотелось отряхнуть как повод прикоснуться к ней. Она сидела очень низко на сиденье. Нет, ну в какой же форме девчонка! Ни единого излишества, ни намека на рыхлость. От нее чуть веяло сыростью потом и морской водой.
Твоя машина? спросил я. Катится как по маслицу.
Не моя.
А чья, отцовская?
Мимо.
Тогда?..
Она пожала плечами, как бы сообщая, что разницы нет.
А ты коренной? Прожил тут всю жизнь, да?
Не только я, но и мой батя в довесок.
И как ощущения?
Не особо.
Так чего ж ты здесь торчишь?
По привычке, наверное. Нет повода стронуться с насиженного места.
То есть тебе всякие-разные поводы подавай.
Никогда не задумывался, честно. Не знаю.
А ты подумай. Прикинь, повод сейчас будет? Тебе бы хотелось?
Прямо сейчас и подумать?
Ты торопишься куда-то, что ль?
Нет
Я углубился в думы. Вопрос дюже странный, еще и прилетевший нежданно-негаданно. А какой, собственно, ее интерес во всем этом или так она всего лишь поддерживает формальный разговор?
Знаешь, наверное, хотелось бы.
Класс.
В смысле?
Ты миленький.
М-м-м?..
Не хотелось бы, чтоб ты оказался вдобавок идиотом.
С ответом я не нашелся. Дорога продолжала петлять. Девчонка глазела за окно, солнце снаружи потихоньку садилось. В ее волосах просматривались ярко-рыжие пряди. Линия от шеи до плеча проходила очень плавно, весьма изящно.
Мы были уже на въезде в город. Уиллоуби располагалась на окраине, и это был единственный район, о котором здесь худо-бедно можно было сказать «лучше застроен, чем остальные».
Вот здесь притормози.
Так ты не идешь домой?
Она усмехнулась:
Не в таком же виде. Давай, стопори.
Я подумал, что она не хотела показываться перед предками строгих нравов в таком откровенном купальнике, поэтому послушно свернул на обочину и вырубил мотор. Потянулся к ключам.
Оставь. Открыв дверь, она ступила наружу.
Ого, а как с машиной быть?
Девчонка уже шагала прочь. Хлопнув дверью, я нагнал ее.
Да пусть здесь и стоит.
С ключами в замке?
Ну да.
Тут до меня кое-что начало доходить.
Может, хоть скажешь, как тебя звать? Чтоб я знал, куда посылать, когда меня к стенке жать начнут.
Она захихикала.
Кейси Симпсон Уайт. Живу в доме номер семь по Уиллоуби-Лейн. И это будет мое первое правонарушение. А ты у нас кто?
Дэн Томас.
Попадался раньше на горячем?
Вообще, было дело.
Ого, и какое же?
Думаю, мне тогда было лет пять. Я и еще один пацан подожгли лужайку жидкостью для заправки зажигалок. Такие дела.
И это все?
Если и есть еще что-то все еще не настолько круто, как тачку угнать. Ты-то уж точно не впечатлишься.
Я сграбастал ее за руку. Во мне по-прежнему кипел адреналин, я ничего не мог с собой поделать. Угонять машины прежде мне не доводилось, нервишки мои, ясное дело, расшалились. Кожа Кейси оказалась мягкой и гладкой. И она не стала вырываться.
У тебя все в порядке, эй? окликнул я.
Она застыла и уставилась мне прямо в глаза.
Купи мне выпить и сам попробуй разберись.
Пришла моя очередь насмехаться:
А, так ты еще не доросла до таких штук. Так получается?
Так точно.
Ладно, считай, я этого не слышал. И погнали!
Глава 3
Вот что за случай был у нас с машиной. И вот когда Кейси впервые меня напугала. Вообще-то, мне понравилось.
Вот она, думал я, бунтарка, которой плевать на наши правила она их, поди, и не знает. За двадцать лет жизни в Дэд-Ривер я правилами был сыт по горло. Они стесняли, пригвождали к месту и детей на пороге взрослости, и взрослых, горбатящихся на работе ради новых детей, жен, автокредита, ипотеки, и никому пока не удавалось эту хватку стряхнуть. Такое было Первое Правило: не вороти-ка нос все равно не отвертишься. На примере своих родителей я пронаблюдал его в действии. Правило утверждало: нога твоя в капкане, да только ты добровольно ее туда сунул теперь не рыпайся, сиди смирно, как и положено жертве. Деньги здесь всегда были проблемой. Стоило экономике чуть-чуть покоробиться, как нас тут же все местное сообщество окатывало полноценной кризисной волной. Мы вечно балансируем где-то над Небытием; стоит цене на рыбу в Бостоне скакнуть, как весь наш городок выстраивается в очередь у банка, снимая последние гроши.
Потрясения могли бы закалить нас да только где уж там. Лишь плечи еще больше поникали, лишь морщины проступали быстрее. Горькая старость ничего иного не оставалось.
Я оставил родительский дом три года назад, когда понял, что мне слишком тяжко видеть отца возвращающимся с очередного сезона сардинного лова в заливе Пасамакуодди без денег и с опустошенным видом. Больно было смотреть и на то, как ветшает помаленьку материн дом. Предки были славными людьми, но в то же время глупыми, и все, что я мог дать им, недовольство. Куда это годится?
Раньше я даже не выкупал, с чего так бешусь, но понимал при этом, что моя злоба бесплодная хрень. Так что я нашел работу на лесопилке и скромненькое двухкомнатное жилье над хозяйственным магазином Броуди в центре города. Дома я объявлялся только по настроению, то есть исчезающе редко.
Время от времени я гадал, по какой причине не смотал отсюда удочки с концами. Но перед Кейси я душой не покривил привык, и все тут. Житье-бытье без особого смысла порождает столь же бессмысленные решения, а порой и вовсе заводит в тупики. Я был лентяем. Деморализованным лентяем. Собственно, я и не был никогда кем-то другим.
Но вот явилась Кейси.
Неописуемо классная, которой все наши проблемы до лампочки, чего еще желать? Из меня бунтовщик не вышел бы слишком плотно я припал к городским корням. Нужно было либо самому являться закоренелым отщепенцем, либо иметь такового под рукой в качестве примера для подражания. Кого-то ни капельки не озабоченного вопросами репутации, чей отец не ходит в один паб с мэром и всеми полицейскими этого городишки, кого-то непричастного.
Даже если бы во мне не говорило столь сильно плотское влечение к Кейси, я б все равно следовал за ней.
А оно говорило, еще как. Сидя в баре в тот день, я ни о чем другом, кроме нее, не думал и никого другого не хотел. Все остальное сразу стало казаться мне мелочным, незначительным. Да, всего лишь половое влечение, но какое сильное.
Должен признаться, она заставила меня пройти через много таких вещей, которых я до встречи с ней избегал. И во мне нет ни капли раскаяния, верите ли? Ни за одну проведенную с ней минутку не стыдно. Не было желания оглянуться и обмозговать все еще раз.
Даже сегодня я не жалею ни о чем.
Ну может быть, о чем-то все-таки жалею немного.
Потому что чистый ужас.
Лучше сразу перейти к главному, не растекаться мыслью по древу и подать все так, как оно и было. Иначе смысл будет потерян для стороннего читателя, а он ведь есть я точно знаю. Произошедшее со мной, согласно этому смыслу, почти что неизбежно, иначе и быть не могло, ведь сошлись и нужные люди Кейси и я, и нужное место сонное захолустье Дэд-Ривер. Связать все концы воедино сложно, но мне придется. И тогда, пожалуй, можно будет спокойно жить дальше.
Дом семьи Крауч.
Эта тема возникла между нами рано, а потом, я думаю, просто незаметно повисла на кромке памяти Кейси, как паутина на чердаке, полном старых игрушек.
Жаль, что паука-то я и не приметил.
Мы сидели у питьевого фонтанчика в универмаге Хармона. Стивен нам все мозги проел тем, как ему хочется разжиться шоколадным шейком. В конце концов нам надоело, что он скрипит зубами и шипит на нас, как будто ему жуть как нужно было в туалет, а мы загородили проход. Так что мы отправились к Хармону а это единственное место, где такую фигню, как шейк, в принципе могли сделать, и там Стив полчаса втолковывал хозяйке, что ему вообще нужно: шоколадный сироп плюс молоко плюс сельтерская. Переговоры у них выходили не особо успешные.
Как обычно, мы болтали о том, какая же смертная скука кругом царит и как же нам, бедным, нечего делать, и я тут припомнил дом Краучей и один тамошний случай, имевший место в моем детстве.
Быть может, вы уже знаете о нем из старых бостонских газет. В «Глоуб» о нем точно была статья, мы с Рафферти хранили пожелтевшие от времени вырезки. В Дэд-Ривер, чтобы вы понимали, дефицит скандальных происшествий, вот мы и уцепились за эту историю. В дом вломились копы и активисты Американского общества по предотвращению жестокого обращения с животными когда Мэри и Бен исчезли. А потом мистер Хармон и шериф Питерс свидетельствовали в суде. А потом какое-то время к нам сюда специально приезжали чокнутые типы просто чтобы поглазеть на дом, хотя глазеть-то было особо не на что.
Все, что представало их вниманию, старый, ветхий двухэтажный дом на авеню Гомера Уинслоу (узком грунтовом проспекте на окраине города, идущем вплоть до самого берега моря). Дом стоял на участке земли в три акра, передний двор и роща за ним давно слились воедино и взбирались по сломанной лестнице к серой, обветшалой входной двери сорняками, вьюнами, ползучей порослью. Ну а позади дома узкая полоска земли спускалась к краю утеса, под которым плескался океан.
Бен и Мэри Крауч сгинули в сыром нутре этого дома задолго до того, как я смог бы увидеть их вживую. Но слухи не могли не дойти до меня. Родительские разговоры всегда наводили на мысль, что с Беном и Мэри «что-то не так». Больше этих туманных намеков наши предки при детях себе не позволяли, но нам и этого с лихвой хватало. Дальше мы упражняли фантазию наверное, они детей едят, или спят в гробах, обитых человеческой кожей, или они живые мертвецы, упыри, дети ведьмы.
Обычное дело.
Однажды, когда мне было десять, трое из нас набрались смелости обежать дом сзади и пошарить у мусорных баков. Оказалось, Краучи живут, питаясь лишь консервами. Банки, банки, банки от фруктов, от гороха, от тушенки и рыбного паштета. Причем вид у этих банок был такой, будто их досуха вылизали изнутри. Не упомню, почему эта странная чистота так пугала нас. Была, видно, причина. А еще неподалеку громоздилась башня из собачьей еды, тоже консервированной коробок пять, да еще и здоровенных.
Все знали, что Краучи держали собак, хотя сколько их было оставалось только догадываться. Вряд ли дело ограничивалось двумя-тремя. Вокруг их дома вечно витал дух псарни, смрад немытой шерсти и собачьего дерьма, улавливаемый за несколько ярдов. Но соседей, которые могли бы пожаловаться, не было здесь в радиусе многих миль. Один только лес низкорослых сосен и ежевики, из которого дом, казалось, поднимался, как из спутанного зеленого облака, наползающего с морской стороны.
Покончив с инспекцией мусорных баков, мы заглянули в подвальное окно. Темень за ним царила такая, что ничего и не разглядишь. Но Джимми Берд клялся, что видел, как что-то качалось и двигалось в черноте. Спорить мы с ним не стали и благополучно дали деру. Как если бы придуманные нами байки были правдой. Как если б за нами черти от дома того гнались.
И я чую, как у меня встают дыбом волосы, когда я пишу это вспоминая, что чувствовал в тот день. Потому что, возможно, в каком-то смысле мы с парнями были правы.
А вот как дело осветили газеты. Полагаю, мне стукнуло где-то тринадцать, когда полиция решила-таки проверить тот дом. В управление позвонил посыльный из универмага Хармона малый сторожился после того, как купленные Краучами консервы целый месяц проторчали, невостребованные, на крыльце, а деньги за его работу так и не появились в почтовом ящике, где Краучи их обычно оставляли ему.
Двое полицейских отперли входную дверь, подсобив себе ломом, и одному из них чуть не оттяпали руку с ходу. Дело в том, что за дверью оказались двадцать три псины. И все они прямо-таки помирали с голоду.
Дом опечатали, послали за подкреплением. На следующий день у местечка того толпилось полгорода, ну и мы с Рафферти, конечно, приперлись не упускать же такое шоу. Шестеро полицейских и Джим Гарднер, грустный старый пьянчуга-ветеринар, а с ними шестеро-семеро представителей от филиала Американского общества по предотвращению жестокого обращения с животными, что в Мачиасе, выряженных в белые халаты, взялись вываливать целые мешки сухих собачьих погрызушек в дом через пробитое в переднем кухонном окне отверстие. Сделав дело, они отошли в сторонку дожидаться, когда стихнут чавканье, вой, рычание и хруст, порядком действовавшие собравшимся зевакам на нервы.
Затем, когда снова стало тихо, команда бравых двинулась вперед с сетями и электрошоковыми пистолетами. И я впервые заглянул внутрь этого места.
Как Краучи там жили до сих пор в толк не возьму. Когда-то их дом явно мог сделать честь любому хозяину. Помню, мне сказали, что его построили лет сто назад и на совесть ведь, из кедрового и дубового бруса. Полоток был сложен из планок, обтесанных вручную, а резные деревянные двери выглядели шикарно ну, вернее, выглядели бы, не будь перемазаны хрен знает чем. В остальном внутри нашим глазам предстал тот еще трындец полы все в собачьей дрисне и вонючих лужах, штабеля старых пожелтевших газет чуть ли не до потолка, помеченные со всех сторон и заплесневевшие от влаги. Диван и мягкое хозяйское кресло были разорваны в клочья, набивка усеивала все кругом. Дверца холодильника висела на одной петле, за ней ничего, пусто. Мебель была вся в погрызах и отметинах от собачьих когтей.
Делегация местной мелюзги столпилась в сторонке от входной двери. Все мы зажимали носы такая дикая стояла вонь. На наших глазах собак выводили одну за другой и запирали в специально пригнанном фургоне. Многих пришлось выносить настолько они ослабли и отощали. Наевшись, все они стали довольно-таки послушными может, им туда какого-нибудь усмирина подсыпали. Помню, многие из них выглядели какими-то сбитыми с толку, ошеломленными. И до жути тощими.